Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова

доспешного воина скрипела галька, трещали ветки, но и эти звуки скоро стихли. Соджун посмотрел на бегущую в море воду и тяжело вздохнул. Завтра. Все закончится завтра.

Утром по лесу гуляла поземка. Она швырялась снегом, шепталась в сучьях, вихрилась на открытых местах. И в такую погоду Соджуну нужно прогнать Елень в деревню. Если она не уйдет, он не сможет исполнить данное обещание Хёну. А тот может прийти сюда, и тогда… Елень в сторонке стоять не станет. Страшно представить. Но и выгнать в такую погоду как? Не обморозилась бы… Ладно в горах, здесь хотя бы не так метет, а внизу, на рапсовом поле…

Соджун оказался прав. Елень не желала ехать за сеном, убеждала, что на сегодня его хватит. А уж завтра, или позже, когда поземка уляжется… Соджун с горем пополам оделся и вышел к лошадям.

— Что ты делаешь? — спросила женщина.

— Завтра, возможно, погода станет еще хуже… Я сам съезжу. Где ты выкупила сено?

Он был сосредоточен и настроен решительно. Елень смотрела ему в спину и понимала, если не поедет она — поедет он. Поэтому натянула рукавицы, надела душегрею, замоталась платком и влезла на лошадь. Соджун поймал ее за стремя.

— Может, поцелуешь? — попросил он.

Она, почти не разговаривавшая с ним на протяжении всех этих тягостных дней, глядела на него, не мигая, а он смотрел на нее с нежностью и грустью. Словно хотел извиниться. Елень наклонилась с седла и коснулась губ губами. Жесткие губы откликнулись. Мозолистая рука коснулась щеки.

— Езжай осторожно, — сказал капитан и отступил назад.

Она сидела верхом на своей кобыле, а двое жеребцов следовали за ней в поводу. Верхом она вернется быстрее. Еще до темноты. Соджун стоял у дома и провожал ее взглядом, пока та не скрылась в поземке. Вздохнув, он зашел в дом.

Через полчаса оружный, в легких доспехах, он покинул дом и подпер снаружи дверь, чтоб она не открывалась. С мечом в руке он направился вниз к речке, он не оглядывался, хотя и понимал, что идет умирать.

Елень к этому времени выехала к опушке леса и глянула вниз. Там, у подножья горы лежала деревня, но сейчас она тонула в снежном вихре. Женщина натянула платок до глаз, спешилась и подошла к краю дороги, сбегавшей отсюда вниз. Вот только не разглядеть куда именно: белая завеса соединяла небо и землю.

— Ну, вот что. Возвращаемся, — сказала Елень лошадям и повернула назад.

В сарае она насыпала овса в кормушки, разделила остатки сена и только тогда пошла в дом. Соджун не встретил ее, хотя должен был слышать голос. Мало того, дом оказался запертым.

— Неужто, в такую непогоду на рыбалку пошел? — пробормотала она удрученно и вошла в домик.

Вошла и огляделась. Все как и всегда, но на душе скребли кошки. Елень вновь вышла.

— Соджун! Соджун! — прокричала она. Но в ответ было лишь завывание вьюги. Метель все свирепела. Небо потемнело. Не к добру.

Елень вновь вернулась в дом. Она стояла на пороге и оглядывалась. Что-то было не так. Но что?

И тут она поняла. На подставке был лишь одни меч — ее собственный. Меча капитана не было. В два шага она оказалась у сундука и откинула крышку — пусто! А еще вчера здесь лежали доспехи Соджуна. Елень затрясло от страха, пожирающего душу.

— Оружный… в доспехах… куда? — пробормотала она.

Дед, именно дед заставил ее смотреть холодно и мыслить здраво даже тогда, когда рассудок сходит с ума, а сердце умирает. Глаза шарили и шарили по комнате. Медленно, очень медленно, и Елень увидела. На столике, где лежали книги и стояли чаши с лекарствами, был лист бумаги, исписанный крупным ровным почерком. Елень схватила этот лист и впилась в него глазами, и с каждым словом чувствовала, как толчками из сердца уходит жизнь.

«Моя прекрасная любовь… Я хотел сделать тебя своей женой. Хотел сделать счастливой. Знай, я ушел счастливым, ведь ты ответила на мою любовь. О большем я и не мечтал... Поезжай к детям. Надеюсь, в следующей жизни мы будем вместе, и никто не помешает нашему счастью. Соджун».

Сердце рвалось тонкими струнами, и волосы шевелились на затылке. Куда бежать? Где искать? Что случилось? Елень бросила взгляд на столик. Письмо, что она держала в руках, было придавлено шпилькой из камня змеевика. Женщина подняла ее.

«Эту шпильку он приберег для меня. Эту шпильку он купил мне. Это моя шпилька»,— лихорадило от мыслей.

Сунув ее за пазуху Елень выскочила из дома и завертела головой. Сам бы он не ушел. Слаб еще. Да и зачем? А это значит, что их выследили. Кто?

— Чхве Хёну, — догадалась женщина и бросилась за калитку.

Сейчас она была благодарна выпавшему снегу: на нем так прекрасно читались следы. Елень превратилась в гончую, которая шла по следу, а след шел вдоль берега реки. Здесь, в ущелье ветер дул в лицо, и приходилось прикрывать глаза.

— Соджун! — закричала Елень, вглядываясь в снежную завесу над рекой.

Никто не отвечал. Только ветер стонал в кронах деревьев.

Следы вильнули в лес: береговая линия сошла на нет у уступа горы. Тропинка побежала вверх, и Елень поспешила по ней. Но человек, по следам которого женщина шла, не отходил от реки. Он выбирал путь полегче, но держался берега. Кусты стали гуще, и Елень кое-как продиралась сквозь них. И тут они резко кончились, Женщина оказалась на обрыве, откуда вниз вела заметаемая снегом тропка. Елень уже приготовилась к спуску, как вдруг увидела на противоположном берегу, прямо на огромном плоском камне человека. Он лежал, раскинув руки и ноги в стороны, лицом вверх. Лежал и не шевелился, а ветер заметал его поземкой.

— Соджун, — помертвевшими губами проговорила Елень и бросилась сломя голову вниз.

До места переправы она летела не помня себя. Пыталась крикнуть, но горло сдавливал спазм, который сковывал голос. Переправа в этом месте была весьма условной. От берега до берега лежали большие валуны, выглядывавшие из воды, именно к ним спешила Елень. Она вскочила на скользкие камни, но со второго же слетела в студеную воду, погрузившись с головой. Холод обжег мгновенно,