Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова

опием. Елень стояла над ним, а с ее одежды капала на пол вода: дождь так и не прекратился. Потом женщина возвращалась к настрадавшимся за день животным.

Когда со всеми хлопотами было покончено, она вновь вернулась в комнату, где оставила Соджуна. В комнате было уже не так холодно. Елень убралась. Унесла горшок с углями на кухню, где на едва тлеющем очаге подоспела каша. Женщина уже хотела подчерпнуть ее, но только сейчас заметила, что позаботилась обо всех кроме себя самой. Она не чувствовала холода в промокшей насквозь одежде, потому что ей некогда было думать о себе. Но куртка была вся в крови, как и полы ханбока, рукава и даже штаны. Елень плеснула в перевернутый таз воды и стала умываться. Она шоркала руки оторванным лоскутом и не чувствовала холода, пока не коснулась ледяной тряпкой шеи, вздрогнула всем телом, посмотрела на тряпку, потрогала воду.

— И правда, холодная, — растерянно проговорила женщина и, подчерпнув из огромного чана горячей воды, вылила ее в таз. Кожу на руках тут же защипало. — Я даже не заметила, что замерзли руки.

Соджун есть не смог. Кое-как проглотил несколько глотков крутого отвара женьшеня. Елень заставила себя съесть все, что было в миске. Она сидела на тюфяке рядом с капитаном и смотрела на мужчину, едва различая его в скудном свете лучины.

«Главное, он выжил. До рассвета остались считанные часы. Днем Соджун сможет поесть. Днем ему станет лучше»,— успокаивала себя Елень.

Но уснуть она не смогла. Соджуна било мелкой дрожью так, что стучали зубы. Лоб покрылся испариной, по шее катился холодный пот.

— Соджун, Соджун, — позвала Елень.

Капитан, стиснув зубы, проговорил:

— Холодно… холодно…

Женщина подоткнула с другой стороны одеяло. Потом вспомнила о горшке с углями. Вновь притащила каменную чашу, куда можно было его установить. Выскочила под проливной дождь, выгребла в кухне горящие угли из очага и, замотав горшок тряпкой, принесла его в дом и поставила рядом с Соджуном. От горшка шло ровное, приятное тепло. Елень вновь залезла под одеяло и уже было легла, а потом села. Соджун, потеряв так много крови, не мог согреться в теплой комнате, и тогда женщина потянула на своей груди ленты чогори. Сняв жакет, она свернула его и положила рядом, а затем принялась развязывать тесемки на чиме… Обнимая Соджуна одной рукой, она прижималась к нему горячим обнаженным телом, делясь своим теплом. Вскоре мужчина, убаюканный этим теплом, задышал ровней, перестал дрожать и провалился в вязкий, тягучий сон. Елень спала рядом, чувствуя на своем плече горячее дыхание Соджуна, и дороже этого дыхания у нее не было ничего.

[1] Ложка для стрел – инструмент для извлечения стрел. (Стоит заметить, тот еще инструмент для пыток).

Глава сорок четвертая.

Какой-то стрекот… кто-то не то стучит, не то крадется под окнами, задевая стены. Кто бы это мог быть? А если враг? Лежать было неудобно, правая руку придавлена чем-то тяжелым и горячим, зато левая зашарила по полу. В то же мгновение от поясницы до макушки спину объяла чудовищная боль, такая, что не пошевелиться и перед глазами морок, однако пальцы упрямо ползали по полу в поисках меча.

— Это белки, — проговорил рядом усталый и заспанный голос Елень, — они наши сторожа. Спи спокойно.

— Пить… пить хочу…

Женщина поднялась, и перед глазами Соджуна возникла бледная спина с острыми бугорками позвонков. Несмотря на полумрак он прекрасно видел, как под тонкой кожей двигаются лопатки, Елень наклонилась, и упругие мышцы заиграли под белоснежным шелком, и капитан в этот момент забыл, как дышать. Женщина дотянулась до ханбока и, поднимаясь, набросила на свои обнаженные плечи, но прежде, чем ткань скрыла красоту женского тела, Соджун увидел и тонкий изгиб стана, и упругие ягодицы, и стройные ноги. Елень, запахнув ханбок, повернулась и подоткнула одеяло, чтобы не выстудить постель, а сама на цыпочках (пол вновь стал ледяным) подошла к столику и налила из кувшина воду. Соджун попытался перевернуться на спину, но не смог. От боли, пронзившей все его существо, он почти ничего не видел. Лишь чувствовал тонкие пальцы на своей щеке, слышал тихий шепот Елень, которая помогла ему перевернуться на спину и усадила. Мужчина медленно глотал и даже не сразу понял, что любимая вливала в него целебный отвар женьшеня. Он чувствовал ее тепло, ее заботу и продолжал осторожно глотать остывшее лекарство.

На спине лежать он пока не мог, а на животе уже устал. Елень обложив его подушками, устроила на боку, а потом и сама легла рядом, и мужская рука коснулась обнаженного женского тела. Но женщина даже не обратила на это внимание. Она лишь подоткнула одеяло, а потом, прижавшись к груди Соджуна, замерла. Капитан закрыл глаза и скоро уснул.

Домик доктора Ан не мог сравниться с прежним жильем ни убранством, ни площадью. Здесь было всего две небольшие комнаты, когда-то отгороженные друг от друга тонкой стеной. Однако лет пять назад лекарь убрал ее, объединив комнаты в одно просторное помещение. Здесь он ел, читал книги, спал и лечил людей. Вдоль стены с двумя окнами стояли невысокие комоды. В них, как и вообще во всей мебели отшельника, не было изысканности. Вещи просто служили человеку. Они были прочны и практичны, большего доктор от них и не ждал.

На следующий день Елень подобрала все оброненное оружие: и свое, и Соджуна, и чужое. Она ходила по месту битвы и вглядывалась в следы, оставшиеся на мокрой земле. Судя по всему, люди с места боя уходили в спешке. Не просто уходили — бежали. Елень была готова поклясться, что увел их Хёну. Увел свое покалеченное войско в Ханян. Всю ночь лил дождь. Да и сегодня он скорее всего пойдет к вечеру. Зарядившие дожди были на руку беглецам. В такую погоду никто не дерзнет лезть в горы, а значит на какое-то время можно выдохнуть. Но расслабляться совсем не стоит.

Подсчет провизии успокоил женщину. Доктор Ан даже не тронул тот рис, что Соджун с Елень в последний раз привезли. И не только рис, но и другие крупы, а также чай и сухофрукты. Этих запасов хватит надолго. Вот только задерживаться все