Собрание сочинений в десяти томах. Том 3 - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
знак Стогневу, который тотчас, поняв князя, распорядился, чтобы привели лошадей. Мешко собрался обратно ехать домой.
И окружающие заметили, что после разговора с Любонем и Доброславом с лица князя исчезла улыбка и на губах показалась нервная дрожь, признак гнева у князя.
Кто знает? Может быть, князь надеялся увидеть Гожу, а ее ему не показали…
И когда князь поднялся со своего места, все последовали его примеру и стали подходить к нему. Он шел, не обращая внимания ни на кого, прямо к воротам, где поджидала его свита. За ним следовали старик Любонь с сыном, Доброслав и все гости.
Подали лошадь, Любонь стал благодарить за оказанную ему честь и склонился к княжеским ногам; при этом лицо Мешка прояснилось.
— Пришлите мне вашего сына, не бойтесь за него: голодом морить не буду и худого от меня не увидит, — улыбаясь, сказал князь.
Любонь ничего не ответил, а князь, простившись с провожавшими его, опершись на плечо мальчика, вскочил на коня и уехал, окруженный своими придворными, старавшимися не отставать от князя.
Оставшиеся гости провожали князя веселыми восклицаниями и подбрасывали вверх свои шапки.
Всадники давно уже исчезли в туче пыли, а они все еще смотрели им вслед. Любонь, молчавший все время, теперь свободнее вздохнул. С князем уехал и весь его двор, и ему казалось теперь, что, наконец, можно было по душам говорить с друзьями.
— Хотя в нем течет крестьянская кровь, а все-таки пан, наш князь, — первый прервал молчание Доброслав.
— И иначе быть не может, не сумел бы быть владыкой, не избрал бы его народ! И немцам страх и уважение он внушает.
Последние слова Любоня вызвали улыбку на лице Доброслава.
— К сожалению, немцы и не думают нас бояться. Дал бы Бог нам перестать угрожать им. Насмотрелся я на них в жизни.
Все ожидали дальнейших рассказов, но Доброслав вдруг замолчал и удалился.
В тот момент, когда Стогнев говорил с князем, Власт, случайно стоявший недалеко от них, узнал из их разговора, что Доброслав христианин. Сердце его от радости забилось, и юноша стал с любопытством присматриваться к воину.
Пользуясь тем, что Любонь был занят гостями, Власт незаметно подошел к Доброславу и шепнул:
— Хочу поговорить с вами… пойдемте вместе…
IV
После отъезда князя гостям была предоставлена полная свобода, каждый делал, что ему вздумалось: кто присоединился к женщинам, весело болтая и шутя с ними, кто заглянул на кухню, а то возились и с собаками, осматривали лошадей и оценивали их.
Поэтому никто не обратил внимания на отлучку Доброслава и Власта. Сначала они шли молча. Доброслав, ни о чем не спрашивая, следовал за Властом, по-видимому, смущенный, не зная, как и с чего начать разговор.
Когда они отошли достаточно далеко, и голосов почти не было слышно, Власт поскорее расстегнул на груди рубашку и, вынув оттуда висевший на шнурке крестик, взволнованный и со слезами на глазах подал его своему спутнику.
Доброслав, удивленный, оглянулся и, не увидев никого вблизи, взял у Власта крестик и благоговейно приложился к нему… Так два брата во Христе узнали друг друга среди язычников.
Немедленно Власт спрятал этот символ веры и обнял Доброслава без слов.
Оба стояли испуганные, взволнованные, но счастливые, что узнали друг друга.
— Откуда ты узнал, что я христианин? — спросил Доброслав.
— Должно быть, это всем известно, так как Стогнев говорил об этом князю.
Доброслав грустно поник головою.
— Недаром он мне велел явиться к нему, не веселье ждет меня, — сказал он.
Власт подал ему руку.
— Думаешь, станет тебя преследовать? — спросил он.
— Князь не сделал бы этого, но боится народа, который остался верен своим богам. Вероятно, он хочет узнать что-нибудь о новой вере, ему известно, что чешская знать ее исповедует… что в конце концов и к нам проникнет эта вера, но пока это настанет, много крови будет еще пролито!..
Доброслав несколько раз повторил последнюю фразу.
— Расскажи мне что-нибудь о себе, — очнувшись, обратился Доброслав к Власту, — где тебя крестили?
— При императорском дворе… крестил меня епископ из Равенны, а после крещения меня готовили в священники и сделали священником…
Когда юноша говорил об этом, смиренно опуская глаза, у Доброслава все лицо прояснилось, сложа, как к молитве, руки, он с восторгом посмотрел на Власта и счастливый, нагнулся к руке Власта и поцеловал ее, а Власт его благословил.
— Да, я священник! — продолжал рассказывать Власт. — И вернулся на родину, чтобы распространять христианство между своими… но мною овладевает чувство тревоги, подобное тому, как еспи кто падает и знает, что ему не за что удержаться… Вы приходите мне на помощь… Советуйте… Давно уже не приходилось мне служить… Все как будто догадываются и угрожают мне. И нет близкого человека, с которым можно поговорить по душам. Отец строгий, бабушка все сердится, заставляют меня вести не подобающий мне образ жизни… Как мне быть?
Доброслав долго думал.
— Отец мой, — сказал он, — я буду звать тебя отцом, хотя ты моложе. Я знаю, что наш народ редко прощал тех, которые приходили распространять христианскую веру… Так было и в Чехии, пока не начали строить костелы и пока не утвердилась вера, за которую пострадал Вацлав, а брат его убийца теперь на покаянии. Нас христиан здесь много… но мы держим это в тайне, дабы сохранить жизнь, мы молчим и страдаем.
— Разве много здесь христиан? — спросил Власт, складывая руки, как к молитве. — Разве нас здесь много?
— Но еще больше у нас здесь врагов, — прибавил Доброслав. — Будемте осторожны и терпеливы, будем надеяться на нашего Бога, который творит чудеса… так учили меня на Градчине, в Праге.
Они разговаривали бы еще долго, но явился Ярмеж, которого послал старый Любонь, обеспокоенный долгим отсутствием сына. Чтобы не возбуждать подозрений, Власт и Доброслав расстались, и каждый вернулся домой разными дорогами.
Ярмеж как-то странно посмотрел вслед Власту, которому не особенно симпатизировал, считая его помехой к счастью. Хотя он ему худого не желал, но смотрел с завистью, как на единственного сына, место которого еще так недавно он мечтал занять.
Ярмеж хотел ближе сойтись с Властом, но несмотря на сердечность и дружеские отношения Ярмеж чувствовал, что молодой Любонь что-то скрывал и что-то не договаривал; словом, какая-то преграда их разделяла и они не доверяли друг другу.
— Отчего это вы удалились с Виотком? — спросил Ярмеж.
— Хотел узнать кое-что о немцах, и, разговаривая, не заметили, как
