Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1 - Елена Владимировна Кисель

Разве может из глаз судорожно ощериться крыса⁈

— Славненько. Чудненько. Прекрасненько. Она, значит, улавливала ваши сигналы. А дела-то потихонечку начали идти всё хуже и хуже, особенно после смерти вашей основательницы. Дайте-ка догадаюсь: некоторые учителя стали понимать, что у деток какой-то слишком радостный настрой? Начались проблемы с магией? Что, смерти? Дурная слава заведения?

— Это были досадные случайности. Всегда бывают.

Улыбка Полли не меркнет ни на миг, не теряет в яркости.

— Ага. И поползли слухи. Чтобы погасить которые, надо думать, пришлось выложить остатки состояния доброй леди. Приют пришлось распустить, сироток раздать, а вы с другими воспитанницами остались гадать, что делать, но тут подвернулся добрый Тройоло, и удалось развернуться как следует. «Безмятежность»: куча больных и вкусная, питательная пища для псигидры. Постоянная смена блюд. Одного не понимаю: как вы ей-то привили местный режим. Поделитесь секретами, а? А то мы тут как-то были в Зеермахе… проездом, дрессировщиков посмотреть. Готов бочонок вишнёвого эля поставить: они б вам памятник воздвигли.

— Ну-у-у, просто Бетси очень умная!

Птичка щебечет, взмахивает крыльями, вскидывает головку. Очень-очень умная, да-да, и очень-очень добрая, она всё слышит, всё понимает… она знает, что нужно ждать сигнала и только потом приходить к бедным, несчастненьким. Просто приходится ждать на первом этаже и потом просить её вернуться, в шесть утра, но это ничего, потом можно выспаться с утра и ещё немного днём… А если не удаётся — ну, есть бодрящие зелья.

— Абсолютный эмпат, — бормочет Найви. — Ай-яй-яй… редкость какая… умная красавица, умная. И частичное замещение разума, вот оно как…

— Что? — в горле сухо, только дерёт немного. — Это как у варгов?

— У варгов — мост. Две стороны. А тут одна. Псигидра принимает её сознание как своё. Прониклась.

— Ч-что? Почему?

— Общие цели. Общее безумие.

— Я думал, это ты безумен.

Старик кидает сердитый взгляд из-под спутанных прядей.

— С вами вылечишься…

И начинает насвистывать песенку. В такт Полли — та всё поёт, поёт о том, какая замечательная Бетси, и что мы совершенно зря всё это затеяли.

«Абсолютный эмпат», — фраза заседает внутри занозой, поворачивается так и этак. И что это значит?

«Что у нас большие проблемы», — говорят глаза Лайла. Его настороженный, скользкий взгляд. Лайл, конечно, не упустил ни слова из моей шепотливой перебранки с Найви. Но всё ещё пытается тянуть время… или он просто хочет добыть из неё побольше информации?

— А высыпаетесь, значит, в разные часы, потому и кажется, что вы всё время на посту. Снимаю шляпу. Ну, э-э-э, сниму, как только у меня она будет. А можно вот ещё так… Вы тут столько лет. Как она вас-то не того, а? Потому что вы — поставщик здоровой пищи и попутно ещё немножко псигидрин мозг?

Женщина-птичка смеётся серебристым, почти застенчивым смешком. Будто приглашает всех нас поиграть. Раз-два-три, самое лучшее время для страшных загадок — ночь, ребятишки…

— Потому что у неё ничего нельзя взять.

Слова вскипают внутри. Протискиваются из груди сквозь горла — и мне кажется, что меня рвёт ими, чернильными и горькими, с вязким привкусом — жути.

— Потому что она давным-давно… может быть, с детства, да? Вы же не испытываете этого. Ни грусти. Ни горя. Ни тревоги. Безмятежность… вы так назвали лечебницу неслучайно, правда? Одна только безмятежность, и радость, и счастье. Но не сочувствие. Не сострадание. Не сомнения, да? У вас ведь нет сомнений, вы никогда не сомневаетесь, сомнения же причиняют боль…

Она рассыпается в мелких кивках — и вдруг оборачивается механической куколкой из шкатулки. Сейчас взмахнёт рукавами, пустится танцевать под задорную музыку…

С неестественным высоковатым смехом.

— Единый… эта тварь изувечила вас ещё в детстве, а вы теперь увечите других. Во имя чего… своей идеи? О всеобщем счастье? О том, что можно всех… вот так разом…

— Изувечила? Какие глупости!

Голос её поднимается и звенит, звенит, отражаясь от стен коридора. А улыбка всё расширяется, обращаясь в маску уличного клоуна.

Кажется, сияние теперь исходит не от глаз — от самой фигуры. Золотистое сияние. С потолка над её головой.

— Бедный, несчастный мальчик… Она меня излечила. Я тоже была несчастной. А стала очень счастливой. Самой счастливой на свете! Я забыла все свои горести. Такой прекрасный мир! И я здорова! Ну же, разве не понимаешь, мой муж проводил обследования: я абсолютно здорова, и разумом в первую очередь. И я не хочу вылечить всех. Только тех, кто в этом сильно нуждается. Неужели ты не понимаешь, больной, несчастный мальчик… больше не будет плачущих влюблённых! Ревнивцев, скорбящих, тревожимых, ненавидящих, больше… не будет боли, потому что теперь есть лекарство! Да, пока что мы принимаем за деньги. Мы вынуждены брать с них клятвы о неразглашении. Но Бетси крепчает, и мы можем принимать всё больше пациентов, а старые возвращаются к нам, и через пять лет, может быть, десять лет… когда мы запатентуем метод…

Озноб бредёт по позвоночнику. Тычет ледяными шильцами — ищет уязвимые точки. Это несоответствие. Щебет, и улыбка, и светящиеся глаза — и то, что она говорит. Меня сейчас вывернет наизнанку. И я стану криком.

— Уже начались смерти! Смерти!! Ваша тварь убивает! Отнимает магию, забирает здоровье и жизнь!

— Досадные случайности. Всегда бывают. Это только те, кто слишком увлекался лечением. Они же не страдали, да? Умерли счастливыми.

— Умерли пустыми! Опустошёнными, потому что всё ваше счастье — не более чем пустота, наносная радость, как от наркотика, потому что на самом деле боль — неотделима от…

Полли качает головой. Она впервые начинает выглядеть сообразно своему возрасту. Пожилой женщиной, пусть и хрупкой. Глядящей на несчастного мальчишку-несмышлёныша.

— Бедный мальчик, — но сочувствия нет, только фальшивое тепло, тщательно за годы подобранная имитация. — Кто станет цепляться за боль? Зачем? Зачем такие страшные мысли, откуда? Вот видишь, я права. Ты болен. Тебе нужно лечение. Тебе и твоему отцу.

— Хочешь поделюсь с тобой частью законической мудрости? — едва слышно под нос роняет Гроски. — Не говори маньяку, что с его великой идеей что-то не то.

Полли ласково смотрит на нас. На лице её — любовный укор нам, шкодникам.

— Я нашла лекарство, — шепчет она и делает шаг вперёд — и мы отступаем по коридору перед маленькой женщиной в старушечьей кофте. И в каждом мелодичном, высоком