Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества - Т. Толычова

Оставив лицей, Василий Киреевский поступил в Измайловский полк, но прослужил в нем недолго. Получив после смерти отца порядочное наследство, уехал за границу, где прожил не менее 15 лет. Вернулся в Петербург и в 1877 г. отправился в Черногорию, поступив волонтером в армию, сражавшуюся против турок. Барон А. Е. Врангель в своих воспоминаниях о пребывании в Черногории говорит, что в самом начале 1878 г. «нас часто посещал здесь русский доброволец Киреевский, товарищ по лицею Рихтера, — престранная, оригинальная, безобидная личность. Всякий раз, видя его, я спрашивал себя, с какой степени любители всяких приключений идут воевать? А сколько таких оригиналов шло тогда в Сербию и Черногорию и как над ними зло трунили черногорцы! Киреевский всегда был влюблен в какую-нибудь черногорку и распевал ей на гитаре по вечерам под окном серенады. Этих нежностей черногорцы не знают и удивлялись им» (Новое время. 1911. Иллюстрированное приложение к № 12666. — С. 7). В том же году Василий Киреевский вернулся в Петербург.

Материал подготовлен сводным братом И. В. Киреевского Николаем Алексеевичем Елагиными (OCR: опечатка) для первого собрания сочинений И. В. Киреевского (М., 1861), изданного А. И. Кошелевым. В настоящем издании публикуется без подборки писем, помещенных в отдельном томе.

(OCR: к сноске 232) О московском периоде жизни Ивана и Петра Киреевских в какой-то мере могут свидетельствовать «Ежедневные записки» М. В. Киреевской. Дневник М. В. Киреевской велся с 1825 г., когда ей было 15 лет. И хотя она не была еще участницей литературных собраний у Елагиных, все же в ее «Записках» встречаются некоторые факты и имена, а также зарисовки жизни семьи:

«1825 год. Января 4. <…> Я заметила, что мне надобно стараться убегать шутки, потому что сегодня за обедом Батеньков у меня спрашивал, какой я нации, и я отвечала в шутку — никакой, он принял это за серьезное и подумал, что я не знаю, какой я нации.

1826 год. 4 марта. <…> Ванюша уговаривал Петрушу не идти в военную службу, подобно Сократу, очень умно.

17 марта. <…> У нас сегодня обедал Одоевский, он прекрасно играет на фортепиано и кажется довольно любезным. Мне он очень жалок. У него имение очень расстроено, а старый и богатый его дядя ничего ему не дает.

22 марта. <…> В вечеру <…> пришли Яниш и Соболевский.

27 марта. <…> В 7 часов пришел Максимович и приехали Арбеневы П. И. и А. П. <…> Во весь вечер у нас был один Максимович.

28 марта. В 7 часов Петенька и Ванюша уехали к Полевому. К нам приехали Яниш и Гагарина <…>, говорили об истории, которую до смерти бы хотелось, чтобы поскорее кончили, то есть всех освободили и простили[325].

5 апреля. <…> Вечером были Яниши.

4 мая. <…> Часу в восьмом вечера приехал Ляпунов с женой, я сидела до конца и долго вслушивалась в ее разговор с маменькой, все говорили о нарядах. Таков почти всегда дамский разговор, и у меня нету другого. Надо больше учиться.

Потом приехали Норов и Титов. Норов читал свое сочинение „Очарованный узник“, мне оно очень понравилось.

1827 год. 1 января. <…> До 9 часов вечера играла на фортепиано. Остальной вечер сидела у маменьки, у нас были Погодин и Яниш.

7 марта. <…> Переводила с русского на немецкий с Петрушей, потом записала то, что перевела. Тут было уже три часа. Вечером читала с Петрушей.

8 марта. <…> До часу перевела 8 страниц с французского на русский. Потом читала и переводила с Петрушей до 4 часов.

21 сентября. <…> Приехал Мельгунов, весь день рисовала, и вечером играли на фортепианах.

1828 год. 11 января. <…> За обедом было очень скучно. Разговор Азбукина и Воейкова совсем не занимателен. После обеда, в то время как они играли в карты, я все говорила с Петрушей. Он научил меня, что такое ямбы и хореи. Потом приехали Кошелев и Офросимов с женами.

3 февраля. <…> После чаю Ванюша хвалил Тика, а маменька и Рожалин нашли его странным.

19 февраля. <…> Вечером мне было весело. У нас были Мицкевич и Матюшкин. Они оба интересно и хорошо говорят. Мицкевич много говорил о Польше, как это должно быть ему тяжело, бедный изгнанный.

1 марта. <…> Вечером танцевали. Каролина Яниш выдумывала смешные фигуры. Шевырев был очень любезен.

5 марта. <…> После ужина говорили о Geisterseher, что это человек, в котором все страсти перекипели и следы только оставили на лице. Он покорил все страсти. Вокруг него какое-то тихое величие, и он для всех непостижим, потому что выше всех.

10 марта. Сегодня все, что делала, было прилежно. Вечером приехали Погодин и Шевырев.

6 августа. <…> У нас был Шевырев, Фонвизин, Погодин, Максимович. Очень было весело.

18 августа. <…> Возвратясь, нашли дома Погодина, и Ванюша читал свою сказку.

1829 год. 25 июня. <…> Боже мой, как трудно иметь над собой власть! Провожаем Языкова, как жаль, что он едет! Братьям и Петерсону так с ним было весело! Что будет, когда поедет Петруша, мне даже подумать об этом горько. Как я люблю этого доброго Пьера, он совсем не кажется таким чувствительным, каким он есть в самом деле.

26 июня. Весь день работала, а вечером ничего не делала. Опять не перевела этих трех страниц. Чем больше откладывать, тем хуже. Ах, как мне хочется учиться и образовать себя как только можно лучше. Когда все кончу для Пьера, примусь за ученье. Сильная воля наконец возьмет верх над ленью <…>» (ЦГАЛИ, ф. 236, оп. 1, ед. хр. 495).

(OCR: к сноске 233) В архиве П. В. Киреевского сохранились два официальных документа (НИОР РГБ, ф. 99, к. 21, ед. хр. 54–55):

Sub auspiciis gloriosissimis auqustissimi ас potentissimi principis ас domini domini Ludovici, Bavarlae regis rel. Coram almae et reglae hujus universitatis rectore magnifico sancta et jurisjurandi loso pollicitus est D. Petrus de Kiréefsky, Moscaviensis, Phil. Cand.

I. Se Rectori Magnifico atque Senatui academico, Magistratui suo legitimo, fidem, obedientiam et reverentiam debitam praestiturum;

II. Pietatem veram, sobrios et compositos mores, vestitum honestum, et quidquid in omni vita ingenuum ac liberalem bominem decet, sedulo sectaturum;

III. Secretas societates, cujuscunque nominis sint, aversaturum;

IV. Se legibus et statutis Academiae Ludovico-Maximilianeae conditis et condendis in omnibus fore obsequentem.

Quo pacto, data etiam dextra, in numerum Civium almae et regiae hujus Academiae redactus est, et hasce literas, ejus rei testes, sigillo Universitatis munitas, manuque Rectoris Magnifici subscriptas accepit.

Monachii, die 26 mensis Octobris anno 1829. № 130.

Dr. Fridericus Thiersch h. I. Rector[326].

Dem Studiosus Philosophiae, Hrn Peter v. Kireefsky aus Moskau, wird bei seinem Abgange von der hiesigen Kgl. Universität hinmit bezeugt, dass sich derselbe vom 26 October 1829 bis jetzt des Studierens wegen dahier aufgehalten, während dieser Zeit ein klagefreies, den Sätzungen entsprechendes, Betragen beobachtet, und in Ansehung verbotener Verbindungen sich nichts Nachteiliges habe zu Schulden kommen lassen.