Самое ужасное путешествие - Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард

Эта работа, составлявшая лишь часть продолжительных и важных серийных наблюдений, которые производились на борту «Терра-Новы», представляла огромный интерес. Каких только губок здесь не было — и известковые, и стеклянные, и трубчатые — все они были, как. правило, покрыты слизью.

Одни питаются настолько крохотными диатомеями, что собрать их удавалось только центрифугой. Другие с помощью пищеварительного сока растворяют известковый скелет диатомей, которыми кормятся; закрепившись на участке донного ила, они процеживают сквозь себя воду, иногда подгоняя её ресничками. Встречались колонии горгонарий, которые бескорыстно делятся друг с другом кормом, и кораллов, а также морские черви — они появляются на свет в мелких ячейках наподобие коралловых, но впоследствии покидают их. В сети попадали морские звёзды, морские ежи, офиуры, морские лилии, голотурии. Скелет морского ежа состоит из шестиугольных пластинок, каждая с бугорком в центре, в ямке которого на шаровом шарнире вращается игла. Иглы служат преимущественно для защиты животного, только наиболее крупные помогают ему передвигаться. Однако главным средством передвижения являются пять двойных рядов трубчатых ножек, которые действуют по принципу всасывания: попеременно выбирают и выбрасывают воду, благодаря чему внутри них создаётся вакуум. Точно так же передвигаются и морские звёзды. Лилли вытаскивал морских ежей с длиннющими, свисающими далеко вниз иглами, которые в два раза превосходили длину всего туловища ежа и иногда имели форму вёсел, даже с насечками. Омар в процессе роста сбрасывает панцирь и одевается в исподволь развивающийся внутри него новый. Улитка и устрица сохраняют до конца жизни первородную раковину, но к одному её концу постепенно приращивают новые кольца. Иное дело морской ёж: он накапливает известковый материал вокруг каждой пластинки в отдельности. По мере роста животного пластинки увеличиваются.

Сети приносили голотурий, которые выводят молодь в своеобразных инкубаторах — особых полостях, образуемых ртом животного. Этой особенностью обладает новый антарктический вид, открытый экспедицией «Дисковери». Он также отличается чрезвычайно сложно устроенными трубчатыми ножками, а вместо костистых пластинок морских ежей и звёзд его мягкая кожа имеет несколько известковых выростов.

Среди улова были и морские лилии, потомки древних криноид, процветавших в каменноугольный период и оставивших свои следы в дербиширском известняке, и, конечно, тысячи офиур, напоминавших красивые колёса, но без ободов, из одних лишь втулок и спиц. Спицы-ноги мускулисты, чувствительны и служат офиуре для передвижения; от ног морской звезды они отличаются отсутствием пищеварительных желёз, а от ног морской лилии — тем, что не помогают препровождать пищу в рот. Некогда у них был стебель, которым они прикреплялись к скале, даже сейчас в океане встречаются, правда очень редко, древние иглокожие со стеблем. Такое существо, явно очень древнее, было найдено Томсоном в 1868 году в море к северу от Шотландии и послужило поводом для организации в 1872 году экспедиции на «Челленджере» с целью глубоководных исследований. Но в этом плане «Челленджер» мало что дал. Большинство найденных нами видов распространены только в Антарктике.

Сотнями поднимал Лилли со дна червей полихет с подвижным ртом — с его помощью они собирают ил с пищевыми частицами, а затем втягивают его внутрь — и щетинками на хорошо выраженных бугорках-ногах — для передвижения по дну. От этих существ, вероятно, произошли членистоногие.

Более развитые модифицированные формы, обнаружив, что передвижение по слишком вязкому илу стало для них невозможным, поселились в трубках, которые защищают тело.

Высунувшись из трубки, они усиками собирают опускающиеся на дно осадки с питательными частицами. Распространяются полихеты с одного участка моря на другой благодаря тому, что они в своём развитии проходят планктонную стадию. Их можно сравнить с червями-каменотёсами, которые также строят себе трубку.

Но когда Лилли работает на корме, окружённый двойным кольцом — сначала банками и спутанными сетями, а затем любопытными зрителями — учёными, псевдоучёными и моряками, — никакая добыча не радует его так, как части Cephalodiscus rarus, которых и сейчас во всём мире всего лишь четыре банки. Это редкие и интересные находки, ибо неизвестный нам вымерший предок Cephalodiscus rarus являлся связующим звеном между беспозвоночными и позвоночными. Сам он уже был позвоночным, у современных его потомков в начале жизни замечаются признаки хорды, есть жабры. Он был открыт в Антарктике, близ Земли Грейама{234}, недавно его нашли в море Росса и, насколько известно, пока — больше нигде.

Рано утром 23 января мы вышли из гавани Гранит и начали пробиваться сквозь льды. Теперь надо было забрать геологические образцы из Убежища Эванс, где Кемпбелл и его группа зимовали в пещере, и заложить там склад для будущих исследователей Антарктики. Сплочённый пак преградил нам путь, пришлось миль на двенадцать, не меньше, вернуться назад и искать проход.

«Здесь море замерзает, что для этого времени года поразительно. Сегодня утром тонкая ледяная плёнка затянула просветы между льдинами, и я уверен, что эти большие плоские ледяные полосы, из которых несколько попали в наше поле зрения, — остатки сравнительно недавно образовавшегося ледяного покрова»[348].

Гребной винт то и дело застревал во льду. Наконец мы оторвались приблизительно на 30 миль от мыса Бёрд и взяли курс на остров Франклина. Ночью хорошо продвинулись вперёд по довольно чистой воде и днём миновали остров Франклина. Но вечером (24 января) видимость настолько ухудшилась, что судно остановилось, огни пригасили.

«На этом месте мы стояли до 5 часов утра 25 января, когда лёд разомкнулся и мы медленно начали продвигаться — „Тихий вперёд!“, „Стоп!“ (команда машинному отделению) — удар, несильный скрежет — и задний ход на самой малой скорости; „Стоп!“ — снова осторожно вперёд и так далее, и только в 7 часов вечера после по-настоящему сильного толчка, от которого на столе в кают-компании подскочила посуда, Читэм вывел нас на открытую воду»[349].

Перед нами вырос обрывистый массив горы Нансен с плоской вершиной, а 26 января в 3 часа утра мы прошли тёмно-коричневый гранитный мыс северных предгорий. Затем плыли у кромки толстого морского льда протяжённостью ярдов в пятьсот, на котором ветер не оставил ни снежинки, и наконец среди холмов открылся проход, который Кемпбелл метко окрестил Вратами Ада.

Жаль, что я не видел их пещеру, закопчённые до черноты от топки ворванью стены. Те, кто её осмотрел, возвратились с выражением почтительного удивления на лицах. Мы заложили склад на самой высокой точке бухты, пометили его флагом на бамбуковом древке, повернули к дому и начали считать сначала недели, затем дни, а под конец часы. Ранним утром 27 января мы вышли из паковых льдов. 29 января поравнялись с мысом Адэр.

«Встречная волна, ветер, туман, очень трудно проводить судно, когда с носа еле различаешь корму. Затем туман поднялся, показался горизонт. Все страдают от морской болезни, в том числе большинство моряков с мыса Эванс. Чувствуем себя отвратительно»[350].

Ночью стоял густой туман, идти было трудно. В полдень (широта 69°50′ ю.) частично разъяснилось, и мы увидели, что идём прямо на айсберг. К вечеру поднялся настоящий шторм, мы с трудом удерживались в койках. Старались взять восточнее, чтобы потом идти под западными ветрами. То и дело встречали айсберги, которые перемежались с гроулерами. 1 февраля на широте 64°15′ ю., долготе 159°15′ в. долго шли вдоль айсберга протяжённостью в 21 географическую милю. Другая его сторона, хорошо просматривавшаяся, терялась за горизонтом. На широте 62°10′ ю., долготе 158°15′ в. пережили

«кошмарный день: с раннего утра встречный ветер, вокруг буквально столпотворения айсбергов. В 8 часов утра пришлось вклиниться между айсбергом и длинной полосой пака — иного пути не было. И тут лёг плотный туман. Выходя в 9.45 утра из двери кают-компании, я едва не упёрся лбом в огромный айсберг, который чуть ли не касался нашего правого борта. Тяжёлая зыбь с мрачным гулом била об лёд. Пересекши палубу, я сквозь туман разглядел, что и по левому борту стоит большой айсберг»[351],

оторвавшийся от Барьера. За айсбергом правого борта, обогнув его, мы наткнулись на скопище таких же ледяных гор, а приятель слева, казалось, вообще не имеет конца.

Мы очутились в узком проходе — между великаном с одной стороны и компанией его собратьев поменьше — с другой.

Только через час с четвертью большой айсберг остался позади.

Шесть часов спустя, в 4 часа пополудни, мы продолжали осторожно пробираться между ледяными горами. И это на широте, где мы вообще не ожидали встретить льды!