Птицы (СИ) - Торин Владимир

Из комнаты не раздавалось ни единого звука. Перья не шуршали, не шелестели, даже тишина там была какой-то… мертвой. Будто все кругом выключили.

Финч пытался разглядеть что-либо в комнате, но не мог. Волны перьев неистовствовали и бились о стены, порой выплескиваясь «брызгами» в коридор.

И тут тишину внезапно нарушили.

Раздался голос. Он прозвучал так резко и неожиданно, что Финч даже отпрянул.

— Ты мне скажешь… ты мне все скажешь. Как открыть замок? Как достать мое сердце?

Голос, сказавший это, был неприятным, он царапал уши, будто крошечными коготками. Он скрипел, как старый пол.

Финч сразу же понял, кому этот голос принадлежит. В комнате был один из двух жильцов четвертого этажа гостевого крыла, единственный друг Уиллаби Уолшш. Скрипун…

Когда перья в очередной раз разлетелись по сторонам, окутав стены колышущимися черными драпировками, Финч наконец увидел и самого Скрипуна.

Это был невероятно высокий мужчина в черном костюме и цилиндре. В одной руке он сжимал сложенный зонт. Скрипун поднял голову, и взору Финча предстало… сперва он подумал, что лицо Скрипуна тонет в тени от полей цилиндра, но это была никакая не тень. Тяжелое скуластое лицо не-птицы, с острым носом и длинным подбородком, было черным! Не смуглым, а именно черным, как уголь. При этом не-птичьи глаза блестели, как вороненая сталь.

Финч почувствовал, как по спине побежали мурашки, а горло свело судорогой. Пальцы задрожали, и он вцепился ими в полы сюртучка.

Финч узнал того, кого Уиллаби звала Скрипуном. Он уже видел его раньше. Статуя из Гнезда Ненависти Фогельтромм будто ожила. Перед ним во всем своем кошмарном великолепии предстал не кто иной, как Круа Гелленкопф.

Первой мыслью Финча было бежать. Прочь. Не озираясь. Пока его не заметили. Но он тут же поймал себя на том, что не может и шагу ступить.

Мысли в голове заметались лихорадочным роем. Финч понимал, что просто не может убежать, ведь именно это место он и искал. Именно сюда шел, следуя за мадам Кларой…

Перья вновь зашевелились и объяли Гелленкопфа тучей, а затем он вскинул зонтик, и, следуя воле своего господина, они взмыли под потолок комнаты, затянув его жутким ковром.

И тут Финч увидел черный ком, лежащий у ног Гелленкопфа. Ком трясся и царапал руками пол.

С содроганием, мальчик узнал в нем мадам Клару.

Ее всегда собранная строгая прическа рассыпалась. Волосы оказались невероятно длинными — матовыми волнами они растеклись кругом на несколько футов. Платье няни было порвано, словно его иссекли ножами, в прорехах проглядывали белоснежные плечи и ноги, истерзанные и окровавленные. Голова мадам Клары была запрокинута назад, губы ее представляли собой кровавое месиво, из сломанного носа неостановимым потоком текла кровь. Глаза не моргали, словно веки вросли в кожу, и незряче уставились прямо перед собой.

Это было ужасное, ни с чем не сравнимое зрелище. И, глядя на мадам Клару, изуродованную и беспомощную, Финч заплакал. Слезы потекли по чумазому лицу, оставляя на щеках грязные мокрые следы…

Ни мадам Клара, ни ее мучитель не замечали застывшего на пороге Финча.

Монстр с зонтиком склонился к няне и схватил ее за волосы. Мадам Клара закричала. Гелленкопф поднял ее за волосы с легкостью, словно она ничего не весила, и отшвырнул от себя прочь. В тот же миг рухнувшая лавина перьев накрыла комнату, и мальчик не увидел, что случилось с мадам Кларой.

Перья в очередной раз расползлись к стенам, обнажив происходящее наподобие театрального занавеса. Мадам Клара лежала, вжимаясь в пол. Она хрипела, ее грудь сотрясалась, и изо рта вместе с судорожным кашлем вырывались брызги крови.

Гелленкопф вскинул зонт и сделал им резкий выпад в сторону няни. Часть перьев оторвалась от стены и черным рукавом устремилась к распростертой женщине. Перья начали полосовать ее — от каждого такого прикосновения на лице и теле мадам Клары появлялись новые порезы. Она пыталась отбиваться, но все было бессмысленно.

— Мадам Клара! — закричал Финч.

Женщина поглядела на него. Она не произнесла ни слова, но он отчетливо уловил в ее взгляде отчаянное: «Беги!»

Гелленкопф повернулся к Финчу. На его лице появилась смесь раздражения и удивления. Видимо, он не представлял, что это за существо в дверях и откуда оно здесь взялось. Но существо было настроено решительно…

Финч вытащил из кармана крошечный, под стать ему самому, револьвер. Направил его на Гелленкопфа.

— Не трогай ее! Или я… или я…

Даже слепой увидел бы, как дрожит револьвер в пальцах Финча. Даже глухой различил бы страх в его голосе.

Но Гелленкопф не был ни слепым, ни глухим.

— Убей его! — велел он неизвестно кому и снова повернулся к мадам Кларе, словно позабыл о самом существовании чумазого мальчишки.

Портьера черных перьев на стене колыхнулась, и из нее, опираясь на трость, выбрался старик в белом костюме и треуголке.

— Неугомонный внук Птицелова… — проговорил с улыбкой Одноглазый. — Думаю, он не будет против, если я тебя выпотрошу.

Мальчик не успел ничего предпринять, когда Корвиус вскинул руки и обернулся белой вороной. А затем птица набросилась на него, выбила из руки револьвер. Финч попытался защитить лицо руками, и когти, разорвав рукава, вспороли его кожу. Боль была жуткой. Ворона била его крыльями, клевала и неистово рвала когтями.

Финч попятился и вновь оказался в коридоре. Он вопил и пытался отмахиваться. В какой-то момент ему удалось схватить ворону за крыло обеими руками. Финч дернул. Раздался хруст, но птица, закаркав от боли, забила свободным крылом еще яростнее. А затем вонзила все свои когти в плечо мальчика, с легкостью разорвав и сюртучок, и жилетку, и рубашку.

Не осознавая, что делает, Финч вонзил зубы в птичье крыло и сжал их что было сил. Ворона дернулась так яростно, словно пыталась распасться на две части. Она уже не каркала — а жутко, пронзительно орала. Вырвавшись из рук Финча, она извернулась и каким-то невероятным образом отшвырнула его от себя.

На том месте, где только что была ворона, стоял, скрючившись и с трудом опираясь на трость, Горан Корвиус. Его белый костюм был покрыт черной кровью и сажей, сломанная рука висела плетью. На плече кровоточил след от укуса.

Единственный глаз не-птицы пылал яростью. Старик не ожидал отпора, он-то полагал, что с легкостью расправится с каким-то мальчишкой. Но он не был бы успешным интриганом, если бы не делал выводы из своих промахов.

— Этого стоило ожидать, — едва слышно прохрипел Корвиус. — Внук Птицелова… Непредвиденные обстоятельства… Узелки и нити, выбившиеся из плетения…

Финч глядел на этого жуткого старика и не мог разобрать ни слова — голос Одноглазого звучал, как шорох, напоминающий шарканье ногами по полу. Финч вдруг вновь почувствовал себя отсталым. Он совершенно не знал, что делать. Все его мысли сейчас занимали лишь доносящиеся из комнаты крики мадам Клары и вкус… горький вкус крови не-птицы во рту.

Одноглазый одним движением вытащил из трости клинок и небыстро, осторожно двинулся к мальчику. Теперь он был готов к любым неожиданностям.

— Мне будет так приятно это сделать, — сказал Горан Корвиус. — Пока ты жив, искоренение семейства Трогмортона будет не полным. Внук Птицелова… нить, выбившаяся из плетения…

Финч попятился.

— Нет-нет, — угрожающе проговорил Одноглазый. — Ты так просто не уйдешь. Думаешь, что старик слишком немощен, чтобы тебя догнать?

Горан Корвиус поднял клинок и вдруг… отпустил его. Тот просто повис в воздухе рядом с ним. Сунув руку в карман, Одноглазый извлек что-то из него. Он швырнул это «что-то» вперед, и оно мягко покатилось по полу. Когда красный шар стукнулся о башмак Финча, мальчик с удивлением понял, что это обычный клубок шерстяных ниток. Клубок выглядел совершенно безобидным и…

И вдруг все изменилось.

Финч моргнул и застыл. Только что он был в коридоре гостевого крыла, а вот — он уже в совершенно другом месте. Причем в таком, что впору взять и сойти с ума.