Иосиф Сталин – беспощадный созидатель - Борис Соколов

Я тоже находился в дружеских отношениях с Серовым, и мы навещали друг друга. Когда я был снят Сталиным с должности командующего ВВС, Серов говорил мне о том, чтобы я пошел к Маленкову и просил у него защиты. Во время моего пребывания в Германии Серов содействовал мне в приобретении вещей…

Я являюсь сыном полицейского, что всегда довлело надо мной, и до 1932 года я все это скрывал от партии и командования.

Когда же я столкнулся с Жуковым и он умело привязал меня к себе, то это мне понравилось, и я увидел в нем опору. Такая связь с Жуковым сблизила нас настолько, что в беседах с ним один на один мы вели политически вредные разговоры, о чем я и раскаиваюсь теперь перед Вами».

Легко убедиться, что в доносе Новикова никаких политических обвинений, по сути, нет, хотя Новиков и настаивает, что вел с Жуковым «политически вредные разговоры». Но на самом деле эти разговоры сводились к восхвалению Жукова, к критике решений Сталина по отдельным военным вопросам, к стремлению приписать Жукову главные заслуги в планировании и проведении основных успешных операций Красной Армии, к сетованиям Жукова, что его недостаточно награждали за победы по сравнению с командующими другими фронтами. Все это вполне обычные для полководцев зависть и тщеславие. Но касались они только военных вопросов, и подготовкой военного переворота тут и не пахло.

Казалось бы, в большей мере должна была встревожить Сталина дружба Жукова с И.А. Серовым, в 1947 году ставшим одним из заместителей министра внутренних дел. Но и в данном случае все свелось все к тем же разговорам о полководческом гении Жукова и присвоении трофейного имущества. Серов был в период дружбы с Жуковым всего лишь уполномоченным НКВД СССР по Группе советских оккупационных войск в Германии и членом Специального комитета по реактивной технике при Совете Министров СССР. И дружба с Жуковым не помешала Ивану Александровичу в 1947 году стать первым заместителем министра внутренних дел. Политически нелояльного человека Сталин бы на такой пост никогда не назначил бы. Правда, к тому времени МВД во многом утратил свое политическое значение. В его ведении оставался главным образом ГУЛАГ, которым и заведовал Серов, прославившийся строительством Волго-Донского канала с помощью заключенных. Основные силовые структуры были сосредоточены в Министерстве государственной безопасности, которое и имело бы значение в случае подготовки переворота.

Можно не сомневаться, что в 1946 году Сталин направил удар только против Жукова и некоторых генералов из его ближайшего окружения. Но поскольку Жукова, в отличие от некоторых других генералов, в частности, В.Н. Гордова и Г.И. Кулика, он не стал расстреливать и даже не посадил, можно заключить, что переворота со стороны Жукова Сталин не опасался. Жукова же отправили командовать тыловыми военными округами – Одесским, а потом Уральским. Эти должности были абсолютно бесполезны для любого военного переворота.

В приказе министра вооруженных сил от 9 июня 1946 года по итогам Высшего военного совета, освободившего Жукова от постов главкома сухопутных войск и заместителя министра и назначившего его командовать Одесским округом, перечислялись следующие прегрешения Георгия Константиновича: «Маршал Жуков, несмотря на созданное ему правительством и Верховным Главнокомандованием высокое положение, считал себя обиженным, выражал недовольство решениями правительства и враждебно отзывался о нем среди подчиненных лиц.

Маршал Жуков, утеряв всякую скромность и будучи увлечен чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывая при этом себе, в разговорах с подчиненными, разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной войны, включая и те операции, к которым он не имел никакого отношения.

Более того, маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым правительству и Верховному Главнокомандованию.

Будучи назначен Главнокомандующим сухопутными войсками, маршал Жуков продолжал высказывать свое несогласие с решениями правительства в кругу близких ему людей, а некоторые мероприятия правительства, направленные на укрепление боеспособности сухопутных войск, расценивал не с точки зрения интересов обороны Родины, а как мероприятия, направленные на ущемление его, Жукова, личности.

Вопреки изложенным выше заявлениям маршала Жукова на заседании Высшего военного совета, было установлено, что все планы всех без исключения значительных операций Отечественной войны, равно как планы их обеспечения, обсуждались и принимались на совместных заседаниях Государственного Комитета Обороны и членов Ставки в присутствии соответствующих командующих фронтами и главных сотрудников Генштаба, причем нередко привлекались к делу начальники родов войск.

Было установлено, далее, что к плану ликвидации сталинградской группы немецких войск и к проведению этого плана, которые приписывает себе маршал Жуков, он не имел отношения: как известно, план ликвидации сталинградской группы немецких войск выработан и сама ликвидация была начата зимой 1942 года, когда маршал Жуков находился на другом фронте, вдали от Сталинграда. Было установлено, дальше, что маршал Жуков не имел также отношения к плану ликвидации крымской группы немецких войск, равно как к проведению этого плана, хотя он и приписывает их себе в разговорах с подчиненными. Было установлено, далее, что ликвидация корсунь-шевченковской группы немецких войск была спланирована и проведена не маршалом Жуковым, как он заявлял об этом, а маршалом Коневым, а Киев был освобожден не ударом с юга, с Букринского плацдарма, как предлагал маршал Жуков, а ударом с севера, ибо Ставка считала Букринский плацдарм непригодным для такой большой операции.

Было, наконец, установлено, что признавая заслуги маршала Жукова при взятии Берлина, нельзя отрицать, как это делает маршал Жуков, что без удара с юга войск маршала Конева и удара с севера войск маршала Рокоссовского Берлин не был бы окружен и взят в тот срок, в какой он был взят.

Под конец маршал Жуков заявил на заседании Высшего военного совета, что он действительно допустил серьезные ошибки, что у него появилось зазнайство, что он, конечно, не может оставаться на посту главкома сухопутных войск, он постарается ликвидировать свои ошибки на другом месте работы».

И здесь обвинения – сугубо не политические – зазнайство, присвоение чужой славы, недовольство тем, что назначили только главкомом сухопутных войск, а не наркомом обороны.

До смерти Сталина Жуков оставался в тени. После того, как его обвинили в присвоении трофейных ценностей и вывели из кандидатов в члены ЦК ВКП(б), Жуков 27 февраля 1947 г. написал покаянное письмо Сталину: «Во-первых, моя вина прежде всего заключается в том, что я во время войны переоценивал свою роль в операциях и потерял чувство большевистской скромности. Моя вина заключается в том, что при докладах Вам и Ставке Верховного Главнокомандования своих соображений, я иногда проявлял нетактичность и в грубой форме отстаивал свое мнение.

В-третьих, я виноват в том, что в разговорах с Василевским, Новиковым и Вороновым делился с ними о том, какие мне делались замечания Вами по моим докладам. Все эти разговоры никогда не носили характера обид, точно так же, как я, высказывались Василевский, Новиков и Воронов. Я сейчас со всей ответственностью понял, что такая обывательская болтовня, безусловно, является грубой ошибкой, и ее я больше не допущу.

В-четвертых, я виноват в том, что проявлял мягкотелость и докладывал Вам просьбы о командирах, которые несли заслуженное наказание. Я ошибочно считал, что во время войны для пользы дела лучше их быстрее простить и восстановить в прежних правах Я сейчас осознал, что мое мнение было ошибочным».

Кающийся маршал совсем не напоминал грозного кандидата в бонапарты. И Сталин ограничился тем, что отправил Жукова в феврале 1948 года командовать тыловым Уральским округом, где почти не было войск. Такое понижение было связано с тем, что получило ход дело о незаконном присвоении Жуковым трофейного имущества в Германии. Но на этом падение Георгия Константиновича было остановлено. А в 1952 году, после XIX съезда партии Сталин восстановил Жукова в кандидатах в члены ЦК КПСС. Он считал, что маршал еще пригодится.

Встреча Сталина с Гарриманом, состоявшаяся 26 октября 1945 года, на пару недель приглушила слухи о тяжелой болезни генералиссимуса. Американский посол на следующий день заявил, что Сталин «находится в добром здравии и слухи о его болезни не имеют никаких оснований». Однако после того, как 7 ноября Сталин не появился на Красной площади во время традиционного парада, слухи о болезни вспыхнули с новой силой.

Сталина все больше раздражало поведение Молотова, делавшего, на взгляд Иосифа Виссарионовича, слишком большие уступки западным союзникам и проявлявшего во внешнеполитических вопросах недопустимую самостоятельность. За время сталинского отпуска в действиях Молотова никаких перемен к лучшему не произошло. Вячеслав Михайлович еще не понял того, в чем Иосиф Виссарионович уже не сомневался – скоро придется рвать с западными союзниками, чтобы спастись от тлетворного буржуазного влияния, а связи с Западом, экономические, культурные и политические, свести к минимуму, чтобы не смущать умы советских граждан, которые и так слишком многого насмотрелись в освобожденной Европе, и не допустить «экспорта капитализма». Спасение Сталин видел в автаркии, благо трофеи в виде германского промышленного оборудования и технической документации позволяли в обозримом будущем развивать промышленность и без американской помощи. А завоеванные государства Восточной Европы представляли собой потенциальный рынок для советского сырья, энергоресурсов, продукции тяжелой промышленности и источник поступления отсутствующего в СССР сырья, а также ширпотреба для уменьшения его острого дефицита в СССР. Молотов же за свою уступчивость в переговорах с западными партнерами утратил доверие Сталина. Иосиф Виссарионович больше не рассматривал его как своего возможного преемника, поскольку не верил, что тот сможет сохранить его наследие во враждебном капиталистическом окружении.