Иосиф Сталин – беспощадный созидатель - Борис Соколов

Борис Соколов

Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Введение

Гитлер, как известно, проявил удивительное постоянство в своих идеях, от конца Первой мировой войны и до собственного самоубийства в финале Второй мировой. Но мало кто на свете, кроме маргиналов неофашистов, помянет его за это добрым словом. А вот Сталину верность убеждениям многие историки, не стесняясь, ставят в заслугу. Вот что, например, пишет Ю.В. Емельянов: «Будучи выходцем из народа, носителем богатств народной традиции и древней духовной культуры, Сталин своей жизнью и деятельностью показал, как важно руководителю страны сохранять близость к народу, понимать народ, уметь говорить языком, понятным народу, поощрять народные таланты, создавая максимум благоприятных условий для образования и движения вперед наиболее способных и талантливых выходцев из народа. В то же время Сталин является примером исключительной требовательности к себе как в личной жизни, так и в работе, примером полнейшей самоотдачи во имя осуществления великого и благородного народного идеала – создания общества социального равенства и процветания. Будучи образцом стойкости в своих идейно-политических взглядах, Сталин не побоялся пойти на решительный отказ от ряда положений учения, в которое он свято верил, для того, чтобы добиться перелома в общественном сознании людей и воспитания у них гордости за свою страну, ее достижения не только в настоящем, но и за великие деяния прошлого. Сын Грузии, он стал великим русским патриотом, отстаивавшим интересы русского народа… Создав СССР и управляя этим Союзом, Сталин поощрял условия для долговременного межнационального мира в нашей стране на основе прочной дружбы народов… При этом он не поступался принципами, которыми он руководствовался всю сознательную жизнь, и сохранял верность многим из духовных ценностей, обретенных им в течение своего сложного жизненного пути».

Читается это как пародия и иных чувств, кроме искреннего смеха, не вызывает. Подобный житийный панегирик в стиле «Повести о пламенном коммунисте» заставляет вспомнить то место из булгаковского «Ивана Васильевича», где царица обращается к Бунше-Грозному, пьянице и бабнику, силою обстоятельств вынужденному играть роль царя и рассуждающему на «интереснейшую тему об учреждении жактов»: «И все-то ты в трудах, все в трудах, великий государь…»

Давайте подумаем, ради чего всю жизнь самоотверженно трудился Сталин, ради какой великой цели пренебрегал личным бытом и отдыхом, ради создания общества социальной справедливости или ради укрепления и расширения собственной единоличной власти, сначала над Советским Союзом, а потом и над всем миром? И главное: в какую цену обошлась сталинская власть народам СССР и остального мира, если даже считать эту цену в одних только человеческих жизнях?

Если национал-патриоты уподобляют Сталина Ивану Грозному, понимаемому как положительный герой русской истории, то многие либералы и сторонники «социализма с человеческим лицом» стремятся опустить генералиссимуса до уровня Бунши, по принципу: «Какой он царь, он управдом!» Вот что, например, пишет Л.М. Баткин: «Входила ли в драматургический замысел советской истории с середины 20-х годов потребность в таком исполнителе главной роли, которого отличали бы необычность, яркость, блеск личности? Есть ли основания поставить Сталина в один ряд с Цезарем, Наполеоном, Петром I или, по крайней мере, Иваном Грозным? Обладал ли он личной значительностью хотя бы таких политиков, как Бисмарк, Столыпин, или де Голль, или Рузвельт? Был бы этот человек с трубкой интересен и на острове Св. Елены – то есть лишившись власти, в качестве частного лица и собеседника?»

И историк так отвечает на этот вопрос: «Из объедков, из старого идеологического жаргона он мог изжарить даже как бы «теорию», мог глядеться большим шкафом по части «марксизма» на фоне сереньких, как мыши, Молотова, Жданова, Берии или Ворошилова. Он определенно был умнее их всех, значительнее их всех, потому что был самым гениальным выражением их принципиальной серости и бездарности… «Паханом» нового партаппарата он стал заслуженно».

Насчет того, что Сталин был никаким теоретиком, уважаемый историк вполне прав. И на острове Святой Елены с ним не о чем было бы разговаривать. Вне власти он был неинтересен. И определение «пахан» вполне уместно по отношению к Иосифу Виссарионовичу. Ибо власть большевиков была нелегитимна в своей основе, а ее носители принципиально отрицали принципы христианской или любой другой религиозной морали. В своих взаимоотношениях большевистские руководители следовали кодексу партийной морали, а он не отличается от мафиозной омерты – беспрекословное подчинение вождю, культ вождя, партия превыше всего (у мафии – «семья» превыше всего), в том числе семьи, беспощадная расправа с отступниками, вход в руководящую шайку – рубль, а выход – сто. При Сталине же выйти из системы нельзя было и за миллион. Отставка влекла за собой рано или поздно насильственную смерть.

Сталин имел в жизни только одну страсть – власть, и в этом была его сила. В своих действиях он не был ограничен ни моральными, ни прагматическими соображениями.

Но вот тактиком внутрипартийной борьбы, мастером политической интриги Сталин был выдающимся. Это никак нельзя отрицать. Ведь Коба легко одолел во внутрипартийной борьбе таких интеллектуалов-теоретиков, как Троцкий и Зиновьев, Бухарин и Каменев. И не так много нашлось бы в мире людей, которые бы проделали это с таким изяществом и мастерством. И еще Сталин умел заставить людей работать на себя, беспрекословно выполнять его распоряжения. И здесь дело не только в страхе, который он нагнал террором. Ведь партийный аппарат был всецело послушен его воле еще с начала 20-х годов, когда о терроре против «своих», партийцев, речи не шло.

Вот построенный по принципу от противного портрет Сталина, литературного, фантастического Сталина, продолжающего жить в 1954 году, из романа Владимира Сорокина «Голубое сало»: «Вождь был высокого роста, хорошо сложенным, с открытым, умным, словно выточенным из слоновой кости лицом; черные, коротко подстриженные волосы его были с проседью, высокий лоб плавно переходил в залысины, красивые черные брови плавно изгибались над живыми, проницательными карими глазами; небольшая горбинка не портила носа, волевые большие губы выступали над небольшим, но упрямым раздвоенным подбородком; гладкие щеки были слегка впалы. На вид Сталину было лет пятьдесят. Он был одет в белую шелковую косоворотку, подпоясанную серебряным поясом, и узкие брюки белого бархата, заправленные в белые лаковые полусапожки с серебряным шитьем».

А вот, для сравнения, портрет Кобы из бесстрастного полицейского протокола: «Приметы: рост – 2 аршина 4,5 вершка (164 см. – Б. С.), телосложения посредственного, производит впечатление обыкновенного человека, волосы на голове темно-каштановые, на усах и бороде каштановые, вид волос прямой, без пробора, глаза темно-карие, средней величины, склад головы обыкновенный, лоб прямой, невысокий, нос прямой, длинный. Лицо длинное, смуглое, покрытое рябинками от оспы, на правой стороне нижней челюсти отсутствует передний коренной зуб, рост умеренный, подбородок острый, голос тихий, уши средние, походка обыкновенная, на левом ухе родинка, на левой ноге второй и третий пальцы сросшиеся».

Сорокинский Сталин, несомненно, колоритнее и симпатичнее. Реальный же Сталин, согласимся, обладал вполне заурядной, можно сказать, невзрачной внешностью. Недаром в полицейской ориентировке всячески подчеркивается его обыкновенность. Необычное здесь, пожалуй, только сросшиеся пальцы на ноге – по народным поверьям, примета дьявола. Но полицейские чины были люди трезвомыслящие, в мистику не верили и особого значения этому врожденному дефекту не придавали. Разве что вдруг кому-то из агентов посчастливится оказаться со Сталиным в бане, и он его по этой примете опознает. Или заставит подозреваемого снять сапоги. В советское же время это уродство, равно как и сухость левой руки, тщательно скрывались. А вот на фотографиях с помощью ретуши и на официальных портретах дефектную руку делали больше, чем она была на самом деле, и выбирали соответствующий ракурс, чтобы ее отличие от здоровой правой руки не так бросалось в глаза. Но даже парадные портреты вождя не впечатляют, не остаются в памяти как нечто эстетически значимое, достойное запоминания. Чего уж тут говорить о вполне объективных, без тени ретуши полицейских фотографиях.

Произведения Сорокина, и особенно «Голубое сало», можно рассматривать как мощнейшую реакцию на Великий Сталинский проект. Его суть очень хорошо вскрыл искусствовед Борис Гройс: «Творчество становится, по меньшей мере, невозможным, поскольку различие между искусством и неискусством исчезает: вся реальность преобразуется, становится искусством, превращается в музей, где ничего нельзя более изменить. Отсюда, в частности, тотальная тавтология искусства сталинского времени. Поскольку вся советская жизнь была пронизана единым произведением искусства, автором которого являлись Сталин и партия, инновационный обмен между искусством и реальностью стал невозможным – и новое исчезло, сменившись вечным возвращением прошлого». Сорокин расщепляет тоталитарный поток смыслов, демонстрирует воочию ту гниль, что таится за высокими словами и лозунгами Великого Проекта преобразования человека и природы. Гной «Голубого сала» – символ воплощения «русской национальной мечты» в фантастическом Советском Союзе 1954 года, где Сталин благополучно синтезировал коммунизм с «русской идеей». Как настаивает писатель, «гной и мед в этой стране – близнецы братья». В романе мотив гноя, гниения – один из основных. Здесь писатель создал пародийно-фантастическое прошедшее будущее сталинского культурного проекта, который и в состоянии гниения и распада на путях соединения коммунизма с национализмом остается величественен и в своей гибели.