Ада, или Отрада - Владимир Владимирович Набоков

в медицинской школе племянника д-ра Лапинера), проявил глубокий интерес к почти завершенной, но лишь частично исправленной книге, и шутливо заявил, что не одного или нескольких человек, а le bouquin он желал бы видеть guéri de tous ces accrocs, пока не стало слишком поздно. Но было уже поздно. То, что, по общему мнению, должно было стать высшим достижением Виолетты, идеально чистым, отпечатанным на особой аттической бумаге особым курсивным шрифтом (улучшенная версия Ванова почерка), с мастер-копией, переплетенной к девяностосемилетию автора в пурпурную телячью кожу, было немедленно ввергнуто в очередную геенну правки красными чернилами и синим карандашом. Можно даже предположить, что если бы наша истощенная временем, лежащая плашмя пара когда-нибудь решила умереть, она бы умерла, так сказать, в саму завершенную книгу, в Эдем или Аид, в прозу этой книги или в поэзию ее рекламной аннотации.

Их недавно построенный замок в Эксе был вставлен в хрустальную зиму. В последнем выпуске «Who’s Who» список его главных сочинений в силу какой-то странной ошибки содержал название труда, которого он не написал, хотя и сделал две-три пытки, изведя немало сил и чернил: «Беспамятство и Бессознательное». А теперь ни о какой попытке нельзя было и мечтать – все свои страдания он посвящал завершению «Ады». «Quel livre, mon Dieu, mon Dieu!», воскликнул д-р <профессор. Ред.> Лагосс, взвешивая на руках мастер-копию, которую плоские бледные родители будущих Детей в буром Лесу, тонкая книжка в детской Ардис-Холла, больше не могли поддерживать на таинственной первой картинке: двое в одной постели.

Ардис-Холл – Сады и Услады Ардиса – вот лейтмотив, пронизывающий «Аду», обширную и восхитительную хронику, большая часть которой протекает в яркой, как мечта, Америке – ибо не схожи ли наши детские воспоминания с идущими в Винланд каравеллами, праздно окруженными белыми птицами грез? Главный герой – д-р Ван Вин, отпрыск одного из наших самых известных и богатых семейств, сын барона «Демона» Вина, этой незабвенной фигуры Манхэттена и Рино. Закат удивительной эпохи совпал с не менее удивительным детством Вана. Ничто в мировой литературе, исключая, быть может, воспоминания графа Толстого, не сравнится с чистейшей радостью и аркадской невинностью «ардисовской» части этой книги. В баснословном поместье его дядюшки, коллекционера произведений искусства Данилы Вина, чередой увлекательных сцен развивается пылкий отроческий роман между Ваном и хорошенькой Адой, этой воистину неординарной gamine, дочерью Марины, страстно увлеченной театром жены Данилы. С первых же страниц возникает подозрение, что их отношения – не просто опасный cousinage, но нечто такое, что запрещено законом.

Несмотря на множество сюжетных и психологических хитросплетений, повествование продвигается стремительно. Не успеваем мы перевести дух и спокойно освоиться в новой обстановке, в которую нас занесло, так сказать, волшебным ковром-самолетом автора, как уже другая очаровательная девчушка, младшая дочь Марины Люсетта Вин, смертельно влюбляется в Вана, неотразимого повесу. Ее трагическая судьба составляет одну из главных линий этой восхитительной книги.

Все прочее в истории Вана откровенно и красочно вращается вокруг его долгой любовной связи с Адой. Она прерывается ее браком с аризонским скотопромышленником, чей легендарный пращур открыл нашу страну. После смерти ее мужа наши любовники воссоединяются. Они коротают остаток дней, путешествуя вместе по свету и останавливаясь на виллах, одна прекраснее другой, воздвигнутых Ваном по всему Западному полушарию.

Украшением хроники не в последнюю очередь служит изысканность живописных деталей: решетчатая галерея; расписной потолок; прелестная игрушка, прибитая к берегу среди незабудок ручья; бабочки и орхидеи-бабочки на полях романа; туманный пейзаж, открывающийся с мраморных ступеней; лань в родовом парке, обращенная к нам головой, и еще многое, многое другое.

Вивиан Дамор-Блок

Примечания к «Аде»

Часть первая

С. 13. «Все счастливые семьи…» – Высмеяны дурные переводы русской классики. Начальная сентенция романа Толстого вывернута наизнанку, а отчеству Анны Аркадьевны сообщено нелепое мужское окончание, в то время как ее фамилия против правил английского языка написана в женском роде. «Гора Фавор» и «Понтий Пресс» намекают на те преображения (термин Дж. Стайнера, сколько мне известно) и предательства, которым подвергаются великие сочинения со стороны претенциозных и невежественных перелагателей.

Сѣверныя Территорiи – как и во многих других случаях, используется старая русская орфография.

гранобластично – в тессеральном (мозаичном) беспорядке.

С. 14. Тофана – намек на «аква тофану» (см. в любом хорошем словаре).

С. 15. Китеж-озеро – отсылка к легендарному Китеж-граду, сияющему со дна озера в русской сказке.

г-н Элиот появится вновь на с. 457 и 503 в обществе автора «Безродной почвы» и «Агонических линий».

в контр-Фогговом направлении. – Филеас Фогг, кругосветный путешественник Жюля Верна, отправился в путь с запада на восток.

С. 16. «Доброй ночи, малыши!» – Их имена позаимствованы, с искажениями, из комикса для франкоязычных детей.

С. 18. д-р Лапинер. – По какой-то неясной, но привлекательной причине большинство врачей в книге носят имена, так или иначе связанные с кроликами. Французскому «lapin» в Лапинере отвечает русский Кролик – имя любимого лепидоптериста Ады (с. 19, et passim), а русское «заяц» звучит как Зайтц (немец-гинеколог на с. 230); в Никулине («внук великого родентолога Куникулинова», с. 432) содержится лат. cuniculus, а в Лагоссе (врач престарелого Вана) – греческое lagos. Отметьте также Конильетто, итальянского эксперта по раку крови, с. 378.

мизерной – франко-русский термин в значении «ничтожный».

c’est bien le cas de le dire – несомненно.

С. 19. lieu de naissance – место рождения.

pour ainsi dire – так сказать.

Джейн Остин… – Намек на прием быстрого изложения сведений с помощью диалогов в «Мэнсфилд-парке».

«Bear-Foot» – медвежья лапа, не «bare foot» (голая стопа): оба ребенка обнажены.

стабианская цветочница. – Подразумевается знаменитая фреска (так называемая «Весна») из Стабии, хранящаяся в Национальном музее Неаполя: девушка, рассыпающая цветы.

С. 22. Белоконск – русский двойник Уайтхорса (Whitehorse – англ. белый конь), города в северо-западной части Канады.

малина; ленточка – намеки на нелепые ошибки в английских версиях стихотворений Мандельштама, сделанных Лоуэллем (в «Нью-Йорк Ревью», 23 декабря 1965 г.).

С. 23. en connaissance de cause – со знанием дела.

C. 25. Аардварк – по-видимому, университетский город в Новой Англии.

Гамалиил – гораздо более удачливый политик, чем наш Уоррен Гамалиел Гардинг.

С. 26. близ Лолиты в Техасе. – Такой городок существует или, скорее, существовал, поскольку его, кажется, переименовали после выхода в свет печально известного романа.

С. 27. beau milieu – самая середина.

Фарабог – по-видимому, бог электричества.

Браках – подразумевается брик-а-браковый художник.

С. 31. entendons-nous – давай проясним.

С. 33. «ламмер» – янтарь (фр. l’ambre), намек на электричество.

С. 34. Мой мальчик, мой милый… – перефразированы стихи Хаусмана.

ballatetta – фрагментация и искажение отрывка из «маленькой баллады» итальянского поэта Гвидо Кавальканти (1255–1300). Соответствующие строки: «Ты, испуганный и слабый голосок, исходящий плачем из моего горестного сердца, следуй за моей душой и этой песенкой, рассказывающей о поврежденном разуме».

С. 36. Nusshaus