Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

Наступило молчание.

Бывший профессор Митчел Джарвис Пэйтон рассматривал самого могущественного человека в мире, и в глазах его отражалась некоторая растерянность.

— В высшей степени научное определение, — пробормотал он.

— Не дайте миру вырваться из вашей цепкой хватки, не то мой мандат испарится, а мне нужны мои критики… Вы прошли экзамен, Эм Джи, я голосую за вас.

— «Эм Джи»?

— Я же вам объяснил, мне пришлось быстро собирать информацию и еще быстрее читать.

— Так почему же я «прошел», господин президент? Этот вопрос интересует меня как в личном плане, так и в профессиональном, если, конечно, с моей стороны не слишком нахально задавать его.

— Потому что вы не дрогнули.

— Простите?

— Вы же говорили не с Лэнгом Дженнингсом, фермером из Айовы, чье семейство нагрело руки на том, что его глава случайно отхватил сорок восемь тысяч акров гор, за которые горнодобывающие компании готовы были душу продать. Вы говорили с человеком западного мира, который может обратить эту планету в первоначало — в клубок огня. И я на вашем месте разговаривал бы с таким парнем с дрожью в душе. Я был бы испуган и осторожен.

— Я пытаюсь не быть ни тем, ни другим, и я даже понятия не имею о сорока восьми тысячах акров.

— Как вы думаете, относительно небогатый человек мог бы когда-нибудь стать президентом?

— Пожалуй, нет.

— Пожалуй, никогда. Власть создана для богатых или для тех, кто на грани разорения, так что им все равно нечего терять, а ждут их пинки и разоблачения. Тем не менее, доктор Пэйтон, вы пришли сюда через черный ход с возмутительной просьбой: санкционировать скрытые внутренние операции управления, которому законом запрещено вмешиваться во внутренние дела страны. Затем вы пожелали, чтобы я не дал хода потрясающим известиям, включая трагедию в масштабе всей страны: чтобы мы молчали о террористических убийствах, цель которых — уничтожить человека, так много сделавшего для своей страны. Короче говоря, вы просите меня нарушить главные и основные пункты клятвы президента. Я прав пока?

— Я ведь назвал вам причины, побудившие меня к этому, господин президент. Цепь всевозможных происшествий протянулась из Омана в Калифорнию, и совершенно ясно, что это более чем совпадения. Эти фанатики, эти террористы убивают по причине, которая лежит на поверхности, но под ней есть и глубинный слой. Они стремятся сфокусировать на себе все внимание, они жаждут кричащих заголовков… Мы посеем нетерпение и замешательство, и кто-то в пылу гнева может допустить ошибку: попытается связаться с кем-либо, с кем не должен был бы связываться, и разорвет цепь заговора, а такая цепь обязательно должна существовать, сэр. Этим убийцам удалось проникнуть в страну — уже одно это требует могущественных связей — а ведь это только начало. Они кочуют из конца в конец страны, вооруженные до зубов, — а это тоже немалый подвиг, учитывая, как построена у нас служба безопасности… Я послал секретного агента из Каира в Сан-Диего, а наш лучший человек, работавший в Бейруте, направился в Бекаа. Они оба знают, что им искать.

— Господи! — воскликнул Дженнингс, вскакивая с дивана, не обратив внимания, что шлепанец свалился с его ноги, и шагая по комнате. — Я не могу поверить, что Орсон хоть как-нибудь причастен к этому! Пусть мы с ним не ходим в обнимку, но он же не сумасшедший, да и склонности к самоубийству я за ним не замечал.

— Он может и не быть причастным к этому, сэр. Власть, даже власть вице-президента, привлекает тех, кто жаждет власти.

— Да черт бы все побрал! — взорвался президент, прошагав до столика времен королевы Анны, заваленного бумагами. — Подождите-ка, — вдруг сказал Дженнингс, оборачиваясь. — По вашим собственным словам, существует цепь происшествий, которая каким-то образом тянется от Омана через весь мир к Сан-Диего. Вы утверждаете, что это более чем совпадение, но больше у вас ничего нет. Вы никого не схватили за эту пресловутую руку, есть просто пара людей, которые несколько лет назад встречались на Ближнем Востоке, да еще один человек, который неожиданно объявился там, где вы его не ждали.

— У женщины, о которой идет речь, за спиной целая вереница финансовых манипуляций. Все это было балансированием на грани законности, и ставки были очень велики. Вряд ли ее прельстило бы положение заштатного политика — расстояние от ее запросов до такого предложения в обычном случае пришлось бы мерить в световых годах… Вот разве что у нее были другие соображения.

— «Энди-детка», — проговорил президент словно про себя. — Кутила Энди… Я понятия не имел, что за штучка эта Ардис. Я думал, она была банковским служащим или чем-то в этом роде, когда он встретил ее в Англии. Но с какой стати Ванфландерену хотеть, чтобы она работала на Орсона?

— Я считаю, сэр, что это работало на их систему, на их цепочку. — Пэйтон поднялся. — Я жду вашего ответа, господин президент.

— «Господин президент», — повторил Дженнингс, покачивая головой, словно никак не мог привыкнуть к этому титулу. — Интересно, как, должно быть, эти слова застревают у вас в горле.

— Простите?

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, доктор. Вы врываетесь сюда в час ночи с этим параноидальным сценарием и просите меня пойти на такие нарушения закона, которые могут привести к импичменту. Затем я задаю вам несколько вопросов, и вы выкладываете мне следующее: во-первых, вы не стали бы голосовать за меня; во-вторых, я все упрощаю; в-третьих, в лучшем случае, я всего лишь предшественник лучших людей; в-четвертых, я не могу отличить совпадений от важных, пусть неявных проявлений…

— Этого я не говорил, господин президент.

— Вы это подразумевали.

— Вы просили говорить начистоту, сэр. Если бы я мог подумать…

— А, да ладно вам, расслабьтесь, — сказал Дженнингс, вновь поворачиваясь к старинному столу с бумагами. — Вы знаете, что во всем Белом Доме не найдется ни единого человека (а штат его — больше тысячи), кто осмелился бы сказать мне такое? Не считая моей жены и дочери, но, опять-таки, они не входят в официальный штат, и они обе покруче вас, между прочим.

— Если я оскорбил вас, я принесу извинения…

— Ради Бога, не надо. Я ведь вам сказал, что вы прошли экзамен и мне бы не хотелось снижать оценку. Я также не позволил бы никому, кроме разве такого сумасшедшего, как вы, просить меня о том, о чем вы попросили. Я бы просто-напросто не доверился им… Получайте зеленую улицу, доктор. Езжайте куда хотите, хоть к черту на кулички, только держите меня в курсе. Я вам