Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

— О чем ты?

— Обо мне… вот о чем я.

— Брось, Эван.

— Нет, — заявил Кендрик, качая головой. — Никаких «брось, Эван» или «ради Бога, Эван». Я больше не собираюсь с этим мириться. Я знаю, что я чувствую, мне кажется, я знаю, что чувствуешь ты, и пренебрегать этими чувствами глупо и опрометчиво.

— Я уже сказала тебе, я не готова…

— Я и не думал, что я когда-нибудь буду готов, — прервал ее Кендрик. Голос его звучал ровно и мягко. — Видишь ли, я тоже размышлял надо всем этим и не особенно себя щадил. Почти всю свою жизнь я вел себя как законченный эгоист. Я всегда любил свою свободу, возможность идти, куда хочу, и делать, что мне вздумается — хорошо ли, плохо ли, это не так важно, лишь бы я мог сам распоряжаться собой. Самостоятельность — вот, по-моему, тот самый термин — само, само, само. А потом появилась ты и снесла к чертям весь мой карточный замок. Ты показала мне, чего у меня нет, а показав это, заставила почувствовать себя полным идиотом… У меня нет ни одного человека, с кем бы я мог поделиться, — вот и все, проще простого. Никого, к кому бы мне хотелось прибежать и сказать: «Послушай, я это сделал» или пусть даже: «Извини, я не сделал этого»… Да, конечно, у меня есть Менни, но он не вечен. Вчера ночью ты сказала, что напугана… ну вот, а теперь я напуган, перепуган, как никогда в жизни раньше не пугался. И это — страх потерять тебя. Я не очень умею умолять и ползать в пыли, но я буду просить, я буду делать все, что скажешь, только, ради Бога, ради Бога, не бросай меня.

— О Боже мой, — прошептала Калехла, закрывая глаза. По ее щекам медленно катились слезы. — Ты, сукин сын…

— Это только начало.

— Я ведь и правда люблю тебя! — она рванулась к нему. — Я не должна была, не должна была!

— У тебя всегда будет время передумать за двадцать или тридцать лет.

— Ты отправил коту под хвост всю мою жизнь…

— Ты мою тоже не сделала легче.

— Очень мило! — донесся из-под каменной арки звучный голос.

— Менни! — вскрикнула Калехла, выпуская Эвана из объятий, отталкивая его и глядя ему через плечо.

— Сколько времени ты уже здесь? — хрипло спросил Кендрик, резко повернувшись.

— Я вошел на «умолять и ползать в пыли», — ухмыльнулся Уэйнграсс, задрапированный в алый купальный халат. — Это работает безотказно, мой мальчик. Сцена «сильный-мужчина-на-коленях». Никогда не подводит.

— Ты просто невыносим! — взорвался Эван.

— Он бесподобен! — засмеялась Калехла.

— Я и то, и другое, только не вопите так громко, а то разбудите моих ведьм… Какого дьявола вы здесь делаете в такое время?

— Такое время — это восемь часов в Вашингтоне, — заметила Калехла. — Как вы себя чувствуете?

— Ах-хм, — буркнул старик, заходя в гостиную. — Я спал, но я не спал, если вы понимаете, что я имею в виду. А вы, клоуны, никак не помогали заснуть, открывая дверь через каждые пять минут, если вы, опять-таки, понимаете, что я имею в виду.

— Ну, вряд ли мы это делали каждые пять минут, — лукаво улыбнулась Калехла.

— У вас свои часы, у меня свои… Ну, так что сказал мой друг Митчел? Отсюда проистекают, если я не ошибаюсь, восемь часов в Вашингтоне.

— Не ошибаетесь, — согласилась секретный агент из Каира. — И я собиралась объяснить…

— Да, уж это было объяснение — скрипки пели вовсю.

— Менни! Заткнись. Дай ей сказать.

— Мне нужно уехать на день, может — на два.

— Куда ты едешь? — спросил Кендрик.

— Я не могу этого тебе сказать… мой дорогой.

31

«Леди и джентльмены, добро пожаловать в аэропорт Стэйплтон города Денвер. Если вам требуется информация о возможных пересадках, обратитесь в здание аэропорта, наши сотрудники с удовольствием вам помогут. Местное время в Колорадо — четыре часа пять минут пополудни».

Среди высадившихся из самолета пассажиров было пятеро священников. Чертами лица они походили на кавказцев, но кожа была темнее, чем у большинства азиатов. Они держались вместе и негромко переговаривались друг с другом, их английский оставлял желать лучшего, но все же был вполне разборчивым. Они могли бы быть из какого-нибудь прихода в южной части материковой Греции или с Эгейских островов, а может быть, из Сицилии или Египта. Могли быть, но не были. Они были палестинцами, и они не были священниками. Напротив, они были убийцами, принадлежавшими к самому радикальному крылу исламских джихадов. Каждый нес небольшую сумку из мягкой черной материи. Все вместе они вошли в здание аэропорта и направились к газетному киоску.

— Ja! — негромко воскликнул один из арабов помоложе, когда взял газету и пробежал взглядом заголовки.

— Iskut, — прошептал мужчина постарше, отталкивая его от киоска и приказывая угомониться. — Если уж говорить, говори по-английски.

— Там нет ничего! Они до сих пор не сообщают ни о чем! Что-то пошло не так.

— Мы знаем, что что-то неладно, дурень, — буркнул главный террорист, известный всему миру под именем Ахбияд, что означало «белый», хотя его до времени поседевшие коротко постриженные волосы были скорее цвета соли, смешанной с перцем, чем белыми. — Именно поэтому мы здесь… Возьми мою сумку и отведи остальных к двенадцатому выходу на посадку. Я скоро присоединюсь к вам там. И запомни, если вас кто-нибудь остановит, разговариваешь ты. Объясни, что все остальные не говорят по-английски, только не перебарщивай.

— Я выдам им христианское благословение и во имя Аллаха заставлю глотать кровь из собственного горла.

— Держи на привязи свой язык и свой нож. Хватит с нас Вашингтонов!

Ахбияд пошагал дальше через аэропорт, то и дело поглядывая вокруг. Наконец он увидел то, что ему требовалось, и подошел к справочному бюро.

Женщина средних лет подняла голову и добродушно улыбнулась, наблюдая за его явным замешательством.

— Чем могу служить, святой отец?

— Мне кажется, я сюда должен был обратиться, — робко проговорил террорист. — У нас, на Линдосе, нет таких замечательных услуг.

— Мы стараемся всем помочь.

— Может быть, у… у вас есть для меня записка… ну, знаете, с дальнейшими указаниями. Меня зовут Демополис.

— А, да, — ответила женщина, открывая правый верхний ящик своего стола. — Отец Демополис. Далеко же вы забрались.

— Францисканский монастырь… раз в жизни выпадает такой случай посетить вашу чудесную страну.

— Вот она, — женщина вытащила белый конверт и передала его арабу. — Ее принесли нам примерно в полдень; очень милый человек, он сделал такое щедрое пожертвование в фонд помощи путешествующим.

— Разрешите мне присоединить к этому и мою благодарность, — откликнулся