Владимир Набоков: американские годы - Брайан Бойд

В октябре «Доктор Живаго» был уже в списке бестселлеров, отставая от «Лолиты» всего на две-три ступени, и Набоков в шутку перефразировал призыв Катона разрушить Карфаген: «Delenda est Zhivago!»[133]43 23 октября Пастернаку была присуждена Нобелевская премия. Пастернак принял ее, и советская пресса тут же обозвала «Доктора Живаго» «литературным убожеством» и «гнусной клеветой» на Советский Союз. «Правда» писала, что Пастернак должен отказаться от премии, если «в нем осталась хоть искра советского достоинства». 27 октября Пастернака исключили из Союза писателей. Его обзывали свиньей, «которая оскверняет место, где она ест, и оскверняет тех, чьим трудом он живет и дышит». 29 октября Пастернак отказался от Нобелевской премии44. «Лолита» была сенсацией, но не международным политическим скандалом, обсуждавшимся на первых страницах газет, и «Доктор Живаго» быстро занял первое место в списке бестселлеров.

Еще до того, как начались гонения на роман, Набоковы решили (совершенно необоснованно), что вся история с «Доктором Живаго» — советская интрига. Фельтринелли был коммунистом — хотя и итальянским, и они думали, что он московская марионетка, что тайный вывоз рукописи из Советского Союза — всего лишь фабрикация и что СССР просто старается заинтриговать Запад, чтобы продать большой тираж за границей и заработать побольше вожделенной твердой валюты, «которую они потом прикарманят и потратят на пропаганду за рубежом»45.

На Западе «Доктора Живаго» расхваливали за смелую критику советского строя. Как же мог Набоков предположить, что реклама «Доктора Живаго» была делом рук советского руководства? Дело в том, что, хотя он критиковал роман лишь с художественной точки зрения, на самом деле он не мог согласиться и с авторской оценкой политических событий. Признавая антисталинистскую направленность «Доктора Живаго», Набоков считал роман по сути антилиберальным, поскольку в нем прославляется ленинская революция, положившая конец русской демократии46. В «Докторе Живаго» нет открытой критики незаконного коммунистического переворота, поэтому с точки зрения Набокова роман оправдывает антидемократическую систему, являя собой всего лишь более мягкую форму советской пропаганды.

По-иному воспринял «Доктора Живаго» Эдмунд Уилсон. В тридцатые годы он бросил вызов американской интеллигенции и осуждал Сталина, рискуя потерять уважение своих просоветски настроенных левых друзей. В Пастернаке Уилсон видел идеализированное отражение собственной карьеры — такой роман хотел бы написать он сам, если б был русским и к тому же наделен талантом Пастернака. Уилсон, самый авторитетный американский критик, не удостоил рецензии ни один роман Набокова, хотя неоднократно обещал написать большую критическую работу о его творчестве. Вместо этого он посвятил самую восторженную из всех написанных им рецензий Пастернаку: «„Доктор Живаго“ останется, я верю, одним из великих событий в литературной и нравственной истории человечества. Написать его в тоталитарном государстве и выпустить в мир мог только человек, обладающий мужеством гения»47.

IX

Западные правительства способствовали популярности «Лолиты» почти в той же мере, в какой советское способствовало популярности «Доктора Живаго». В июле французское правительство вновь запретило английскую «Лолиту», и в ноябре Морис Жиродиа пытался отсудить 32 500 000 франков убытка у министерства внутренних дел. В Англии палата общин приняла в сентябре к обсуждению новый законопроект, позволяющий оценивать книги целиком, а не по отдельным взятым вне контекста отрывкам, а также привлекать в качестве свидетелей специалистов-литературоведов, способных профессионально оценить литературные достоинства книги. Теперь издатели ждали, пока законопроект станет законом и можно будет спокойно печатать «Лолиту» — которая нередко станет упоминаться во время предстоящих парламентских дебатов48.

Набоков надеялся, что в Англии «Лолиту» купит издательство «Бодли хэд», в основном потому, что одним из его директоров был Грэм Грин, который уже столько сделал для книги и говорил, что готов сесть за нее в тюрьму: «Дело того стоит!» Однако Минтон понимал, что в высокопоставленных английских кругах еще слишком хорошо помнят публичное осмеяние Грином Джона Гордона в 1956 году, и настаивал на том, чтобы отдать роман в «Вайденфельд и Николсон». Это молодое, созданное за девять лет до того издательство готово было предложить более высокий аванс, а также дать письменное согласие на то, что станет защищать «Лолиту» в суде. Набоков предоставил окончательный выбор Минтону. В конце ноября контракт с «Вайденфельдом» был подписан, при этом один крупный британский издатель пробормотал журналистам: «Шестьдесят против сорока, что их посадят»49.

Америка уже привыкла к «Лолите». Даже ведущие юмористических телепрограмм — Стив Аллен, Дин Мартин и Мильтон Берл — постоянно отпускали шутки по поводу «Лолиты». Процесс вульгаризации постепенно привел к тому, что в середине семидесятых годов появились ужасы типа куклы Лолиты в человеческий рост с «французским и греческим отверстиями». В 1958 году нравы были куда строже — причем тон задавал сам Набоков. Он пришел в ужас, когда восьми- или девятилетняя девочка явилась к нему в Хэллоуин за конфетой, наряженная Лолитой — родители завязали ей хвостик, дали теннисную ракетку и плакат Л-О-Л-И-Т-А. Он с самого начала настоял, чтобы на обложке книги не было никаких девочек, и теперь, уже обдумывая фильм, предупредил Минтона, что «запретит снимать настоящего ребенка. Пусть найдут карлицу»50.

В середине ноября Набоков подписал контракт с киностудией, и в тот же день Корнельский университет согласился отпустить его на год, причем уже с февраля, но только если он сам найдет себе замену на весенний семестр. Набоков тут же написал своим многочисленным знакомым с просьбой помочь. Еще не получив ответа, он обнаружил, что уже не особенно нуждается в университетской зарплате: фирма «Фосет крест» купила право печатать «Лолиту» в мягкой обложке за 100 000 долларов51.

В конце месяца Набоковы снова отправились в Нью-Йорк. На этот раз предстояла запись телевизионного интервью с Набоковым и Лайонелом Триллингом для Канадской радиовещательной корпорации. За это Набокову предложили 500 долларов, но он потребовал тысячу. В отличие от последующих набоковских интервью, это происходило в прямом эфире: с 10.00 до 10.15 передавали из Торонто интервью с генералом Монтгомери, затем шло прямое включение из Нью-Йорка. Студию в «Радио сити» оформили как набоковскую гостиную: книги, хризантемы, свечи, чайник и чашки. Магазины были закрыты и купить чаю — которого Набоков все равно не пил — оказалось негде, и он предложил наполнить чайник суррогатом — купленным на обратную дорогу бренди.