Владимир Набоков: американские годы - Брайан Бойд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий же день ежедневная газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала рецензию Орвила Прескота, высказывающую диаметрально противоположную точку зрения. Статья Прескотта была злой: «„Лолита“, безусловно, новость в мире книг. К сожалению, плохая новость. Есть две в равной степени серьезных причины, почему она не заслуживает внимания ни одного взрослого читателя. Первая — то, что она скучна, скучна, скучна в претенциозной, напыщенной и лукаво-бессмысленной манере. Вторая — то, что это отвратительная… высоколобая порнография».
Через несколько часов после того, как рецензия Прескота появилась в газетных киосках, Набоков получил телеграмму от Минтона: «ВСЕ ГОВОРЯТ О ЛОЛИТЕ В ДЕНЬ ПУБЛИКАЦИИ ВЧЕРАШНЯЯ РЕЦЕНЗИЯ ВЕЛИКОЛЕПНА А ВЫПАД НЙТАЙМС СЕГОДНЯ УТРОМ ПОДЛИЛ МАСЛА В ОГОНЬ 300 ПОВТОРНЫХ ЗАКАЗОВ КНИЖНЫЕ МАГАЗИНЫ СООБЩАЮТ ОГРОМНЫЙ СПРОС ПОЗДРАВЛЯЮ». После обеда Минтон написал Набокову: «Я послал Вам телеграмму сегодня утром, что в день публикации пришло 300 повторных заказов. Сейчас 3 часа дня, и их более 1000!» Он зачеркнул «1000» и исправил на «1400» и — «только что пришел еще один заказ». Вместе с этим письмом Набоков получил еще одно: «Более 2600 повторных заказов сегодня — в большинстве все из Нью-Йорка, но начинают поступать и из других мест по телеграфу, телефону и т. д.»27.
21 августа в «Нью-Йорк таймс» появилась помещенная «Путнамом» реклама: «Книге всего 4 дня, а уже печатается третий большой тираж. Вышло 62 500 экземпляров». Три дня спустя в книжном обозрении «Нью-Йорк таймс» появилась реклама во всю страницу с восторженными отзывами Дороти Паркер («прекрасная книга, выдающаяся книга — ладно, тогда — великая книга»), Грэма Грина, Уильяма Стайрона, Гарри Левина, Лайонела Триллинга и других. В то время, пожалуй, в большей степени, чем сейчас, «Улисс» считался эталоном современной литературы, и писатели непрестанно сравнивали два этих вызвавших бурю романа и трудную историю их создания и публикации. В Книжном обозрении «Нью-Йорк тайме» цитировались слова Джорджа П. Элиота: «Как „Улисс“ до нее, „Лолита“ своим высоким искусством превращает людей, помыслы и поступки, которые в обычной жизни считаются безнравственными, в объекты восхищения, сострадания и размышления».
13 сентября Ирвинг («Торопыжка») Лазар, недавно ставший голливудским агентом Набокова, написал в «Нью-Йорк таймс», что, после «Унесенных ветром», «Лолита» — единственная книга, 100 000 экземпляров которой были проданы в первые три недели после публикации. В первую неделю Вера Набокова писала в дневнике: «В. безмятежно равнодушен — занят новым рассказом [неоконченный „Углокрылый адмирабль“] и продолжает расправлять около 2000 бабочек». Три недели спустя Набоков поделился с сестрой Еленой: «Невероятный успех — но это все должно было бы случиться тридцать лет тому назад». Финансовый успех был приятным сюрпризом и сулил спокойное будущее, но хвалу критиков Набоков считал само собой разумеющейся и явно запоздалой. Три года спустя, когда литературное приложение к «Таймс» окрестило его непревзойденным и талантливейшим англоязычным писателем своей эпохи, Вера Набокова заметила в письме к приятельнице, что «без „Лолиты“ на это потребовалось бы еще пятьдесят лет»28. Но ни он, ни она никогда ни на минуту не сомневались в том, что он достоин подобного успеха. Громкая слава «Лолиты» была всего лишь неожиданной наградой за их непоколебимую уверенность.
VI
Успех пробудил внимание публики и прессы. В начале сентября «Лолита» перескочила с десятого места в списке бестселлеров на четвертое, и журнал «Лайф» отправил в Итаку своего лучшего корреспондента. Набоков написал Минтону: «Я провел два восхитительных дня с Полом О'Нилом, который выкачивал из меня сведения очень деликатно, с большой сноровкой и проницательностью». Еще через неделю приехал на два дня фотограф Карл Майдане вместе с журналистом, делавшим подписи к его снимкам. Майдане сфотографировал Набокова перед каминной полкой, на которой лежали пятьдесят томов его книг; с одиннадцатью папками «Евгения Онегина»; в подвале с боксерской грушей; с Верой за шахматной доской; раскладывающим бабочек; за беседой; за письменным столом, сидящим на кровати, во дворе, в машине; в погоне за бабочкой у ручья Сикс-Майл, убивающим ее, упаковывающим ее; на фоне невинного мотеля. Однако «Лайф», пуританский журнал для семейного чтения, не решался напечатать репортаж до апреля 1959 года — и то только в том варианте издания, которое расходилось исключительно за пределами Америки, — наверное для того, язвительно заметила Вера Набокова, чтобы оградить американских фермеров и их дочерей от опасного влияния29.
Пока Набоковы обедали с корреспондентами журнала «Лайф», Моррис Бишоп позвонил поздравить. С чем? Вы что, не читаете «Нью-Йорк таймс»? — спросил Бишоп. Не всегда, но на этой неделе покупали ее почти каждый день, потому что Володя следит за делом Наймера (восьмилетнего мальчика, подозреваемого в убийстве родителей). Нет, сегодняшней газеты они еще не видели. Тогда Бишоп зачитал им сообщение о том, что киностудия «Харрис-Кубрик» купила права на экранизацию «Лолиты» за 150 000 долларов плюс пятнадцать процентов прибыли. Набоков знал о том, что идут переговоры, но не знал о достигнутом соглашении30.
Когда же пришел договор, реакция его была неожиданной — и типично набоковской. Он вспомнил любопытный сон, приснившийся ему вскоре после смерти дяди Василия Рукавишникова в 1916 году. Дядя Вася сказал: «Я вернусь к тебе как Харри и Кувыркин». Во сне эти имена принадлежали (не существующим наяву) цирковым клоунам. Сорок лет спустя Набоков вспомнил этот сон и понял, что дуэт клоунов предвосхитил появление Харриса и Кубрика в ином сценическом окружении. В 1916 году он стал богатым юношей, унаследовав огромное состояние дяди Василия, но всего лишь год спустя революция по-своему распорядилась его наследством. Теперь же Харрис и Кубрик словно взмахом волшебной палочки вернули ему былое благосостояние. На таких комбинаторных повторах и строится проза Набокова. Не случайно Ван Вин всерьез изучал «провидческий привкус» снов «в надежде… различить испод времени»31.
Были и менее значительные события. Позвонила секретарь женского клуба пресвитерианской церкви Итаки и попросила Набокова выступить у них на заседании. В Верином дневнике появилась очередная запись: «Это не литературные заслуги „Лолиты“. Это просто 150 тысяч „монет“, упомянутых „Таймс“… Подумать, что 3 г. назад люди вроде Ковичи, Лохлина, а также Бишопов, советовали В. никогда не публиковать „Лолиту“, потому что среди прочих вещей „церкви, женские клубы“ и тому подобное „тебя затравят“»32.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});