Флот обреченных - Аллан Коул

Четвинд одевался приличнее других заключенных, конфисковывал у приезжающих все сколько-нибудь ценные вещи — для себя и своих прихвостней, без которых не мог бы в одиночку править поселком. У него имелся даже свой гарем из женщин-заключенных. Впрочем, надо заметить для справедливости, женщин он не всегда брал силой; помимо его положения вожака и относительного богатства женщин привлекал и он сам — крутой, обаятельный, мастер выживать в невыносимых условиях.

Когда Динсмена доставили на Дрю и определили в поселок, где бригадирствовал Четвинд, незадачливый взрывник быстро подпал под обаяние уверенного в себе вожака. Началось с того, что огромный детина внимательно прочитал украденную копию сопроводительных документов на Динсмена.

— Стало быть, любитель делать трах-тарарах? — задумчиво произнес он. — Похоже, ты тот самый парень, который нужен мне, чтобы вернуться на Хиз.

Четвинд сразу же засадил Динсмена за производство бомб, освободив от тяжелой, а главное, смертельно опасной работы в море. Разумеется, материалы для создания бомбы были самые экзотические, малоподходящие — что нашлось. Но Динсмен старался превзойти самого себя и вздыхал о том, что он мог бы сотворить, будь у него настоящие инструменты и набор нужных веществ.

Он никогда не спрашивал Четвинда, для кого, собственно говоря, предназначаются бомбы. Очевидной целью были охранники. Но случись одному из них получить хоть царапину — расплата будет такой жестокой, что и думать об этом не хотелось. Тем не менее Динсмен покорился без вопросов и в итоге смастерил такое взрывное устройство, которое реагировало на перегар наркопива — а надо сказать, от всех охранников разило этим пивом двадцать четыре часа в сутки.

Испытания закончились сокрушительной неудачей.

Динсмена угораздило сделать крохотную ошибочку при изготовлении феромонного взрывателя, реагирующего на запах. Четвинд затеял праздник в честь первого взрыва — и мускус, которым умащала себя очередная пассия Четвинда, привел в действие взрыватель бомбы гораздо раньше положенного времени.

Динсмен думал, что его убьют на месте. Однако Четвинд лишь надавал ему плюх, а потом, после долгого совещания со своими дружками-громилами, определил его на общие работы — собирать моллсков. Когда Динсмен впервые зашел в воду, побрел с ловушкой в руке за волнами отлива и гадал, кто укусит его первым — морэя или гурион, он думал, что лучше бы Четвинд убил его сразу, а не посылал на эту муку…

Слева раздался пронзительный крик. Динсмен завертел головой и увидел, что все члены бригады как сумасшедшие бегут к берегу. Другой пронзительный крик донесся справа. До Динсмена дошло, что он слишком замечтался, пережевывая свои беды, и теперь отстал от товарищей, которые спасались паническим бегством.

Он понимал, что надо бежать, но вместо этого зачарованно смотрел на что-то темное, что змеилось по воде — со стороны моря, по направлению к нему. Морэя! Боже мой, это же морэя! Динсмен нашел в себе силы стряхнуть морок, заработать ногами, но двигаться против отлива было неимоверно трудно — казалось, он бежит на одном месте и берег нисколько не приближается. Сердце колотилось отчаянно, мускулы работали из последних сил, но берег так и не приближался. Ему чудилось, что тварь сейчас тяпнет его за пятку, выхватит кусок мяса на бедре… Но вот он каким-то чудом домчался до кромки воды и рухнул, товарищи вытащили его на берег. Динсмен задыхался. Его трясло от пережитого страха. Увидев, что он не ранен, товарищи оставили его и побежали к берегу. Динсмен услышал жуткий крик, привстал на песке и посмотрел в сторону моря.

Четвинд стоял почти по пояс в воде, и что-то большое, темное тянуло его в воду — вместе с товарищем, которого он пытался спасти. Четвинд держал товарища под мышки, и тело несчастного, который кричал в предсмертной агонии, ходило ходуном в руках бригадира. Тварь терзала свою жертву, которая все не умирала, все еще кричала, кричала, кричала, а Четвинд не разжимал мертвой хватки и волок, волок умирающего к берегу. Он тянул и тянул, пока скрытое водой существо не выпустило свою жертву. Четвинд рухнул на песок у воды. Заключенные издали радостный вопль, который сменился воплем ужаса. Победило все-таки чудовище — Четвинд вытащил на берег лишь половину человека, без ног, с кишками наружу. Несчастный прожил еще секунду, успел страдальчески усмехнуться Четвинду — и тут глаза его закатились, кровь хлынула через рот.

Динсмен отвернулся. Его стошнило.

Глава 23

— Принимайте заключенного, мистер Охлсн!

— Есть принять заключенного, мистер Киит!

Подбодренный дубинкой Стэна, работавший в казарме охранников заключенный побежал рысцой по белой полосе через небольшой плац к воротам, где его поджидал Алекс. Килгур отсалютовал «Кииту» по-таански — вытянув руку вперед ладонью вниз — и выпустил заключенного за ворота, где, собственно, и начиналась тюрьма. На планете Дрю зэки жили на свободе — или вроде как на свободе, а охранники — в огороженных и надежно защищенных лагерях.

Алекс закрыл тройным запором ворота и строевым шагом двинулся через плац к своему другу. Подойдя к нему вплотную, он еще раз выбросил руку в приветствии. Стэн сделал в ответ такой же, но вялый жест, и оба направились в казарму, где обитали после прилета на Дрю.

— Эх, Стэн, Стэн, — забубнил Алекс Килгур, — много чего я на своем веку сделал для императора, но ты втравил меня в черт-те что. Господи, в каких ролях мне приходится выступать! Я был, к примеру, совсем неплох в роли разжалованного солдата, когда мы воевали с этими психованными талиеманерами. Но ты заставляешь меня исполнять совсем кретинские роли — сначала сутенеришки, теперь тюремщика! Нет, моя мамочка не одобрила бы то, как ты со мной поступаешь!

Килгур не прекращал ныть с тех пор, как друзья взошли на борт корабля, который транспортировал заключенных на Дрю. Документы ни у кого не вызвали подозрения. Впрочем, их и не проверяли как следует. Даже одержимым подозрительностью таанцам в голову не приходило, что у кого-то найдется причина добровольно лететь охранником на планету-тюрьму.

Хотя в службе охранника в этом жутком месте были свои прелести. Добрая половина всех ценностей, попадавших на Дрю, оседала у охранников. Они бессовестно пользовались служебным положением, чтобы удовлетворять свои сексуальные потребности: и женщины, и мужчины, попавшие на Дрю, очень быстро с радостью смекали или были вынуждены принять как суровый факт, что могут продлить себе жизнь, если не побрезгают постелью охранника или охранницы. Стэн и Алекс любовниц не заводили и, чтобы не казаться белыми воронами, распространили слух, что перед отлетом на Дрю переспали с одной шлюхой и разом подцепили дурную болезнь, которая плохо и долго лечится.

Покойный Охлсн был прав: для не избалованных жизнью людей низшего сословия, которых призвали служить тюремщиками, это время было сплошным праздником.

Уже на подходе к казарме, проходя вторые ворота, Алекс прошептал:

— Слушай, Стэн, ты уверен, что нам следует только выкрасть отсюда этого проклятого подкладывателя бомб? А что, если мы напоследок устроим здесь маленький фейерверк, оставив бомбочку в серединке лагеря?

— Идея симпатичная, старшина. Но я говорю решительное «нет».

Килгур горестно вздохнул, и они вошли в здание.

Пивной автомат щелкнул, забулькал и снова щелкнул. Алекс приподнял пластмассовую крышку, взял две кружки наркопива и направился к столику, за которым его поджидал Стэн. Все комнаты отдыха в бараках были на один манер — много плюша из вульгарного стремления подражать дорогим покоям таанской аристократии, но с дополнением — пивными автоматами. Алекс, предварительно поморгав, заставил себя отхлебнуть напитка из кружки. Уроженец свободного мира, солдат привилегированного подразделения имперской гвардии, он не привык к сомнительным радостям, которые дает наркопиво. Да и Стэн тянул наркопиво без удовольствия — в свое время ему довелось вволю попить этого пойла на Вулкане, планете заводов и грубых нравов.

— Пусть эти таанцы и жрут не приведи господи что, — проворчал Алекс, — они хоть пиво пьют человеческое.

— Я бы не назвал это человеческим пивом.

— Да, верблюжья моча, думаю, вкуснее, чем тутошнее пиво.

— Делают из низкосортного зерна и добавляют процентов пять опиума.

Алекс, только что сделавший глоток, выплюнул пиво обратно в кружку.

— Ты что, шутишь?

Стэн отрицательно повертел головой. Память подсказывала, что вкус у наркопива малоприятный. Но теперь оказалось, что он просто омерзительный.

— А как оно действует? — спросил Алекс.

— Пьянеешь, разумеется. Здорово забалдеваешь. Но похмелье особенное: денек, а то и два это пивко выходит потом и трясет тебя при этом как в лихорадке.