Записки мертвеца - Георгий Апальков

если на станции — как это случилось на многих других предприятиях — вдруг не останется персонала, то вскоре всех нас ждёт жизнь в зоне радиоактивного заражения, и неизвестно, что убьёт нас быстрее: оно или ожившие мертвецы. Я и сам в это верил. И Ира — тоже. Как, впрочем, и Захар — ди-джей с Фаренгейта — и много кто ещё. Да все верили — вот, в чём было бы неплохо признаться самим себе. Все, кроме полковника Старкова, в конце концов спасшего нас не только от мрачной и холодной жизни без электричества, но и от тёмных и тлетворных заблуждений, которые в конечном итоге могли бы привести нас неизвестно, к чему. Если бы не он, и если бы не его воля к победе над заразой, опутавшей своей липкой паутиной весь город, неизвестно, что было бы сейчас со всеми теми, кто задумал теперь с ним расправиться.

Я мало знал о полковнике и о том, каким он был командиром до того, как мы с Ирой присоединились к его доблестному отряду спасителей улиц от трупов. Я знал только, что он оставил без высшей меры наказания бандитов из Радуги, увезя их в Знаменское на тыловые работы. Этот его шаг меня к нему самому не располагал, но то было делом личным. Если посмотреть на всё глазами Старкова, то действия его виделись вполне логичными: больше людей — больше шансов на успех. Мы здесь город спасаем, а не расправы устраиваем, в конце концов. Но это никак не вязалось с его политикой в отношении своих подчинённых до отступления военных за реку. Может, рассказы человека с позывным Вохр были сильно преувеличены? Но тогда почему капитан Смирнов не смеялся над ними, а наоборот — стремился оправдать и обелить Старкова перед опальным командиром отряда вооружённой охраны? Ох уж эти слухи, мифы и легенды! Как шум их подчас мешает собраться с мыслями и сформировать о чём-либо хоть сколько-нибудь однозначное суждение. И всё же, несмотря на противоречивость фигуры полковника в моих глазах, мне виделось неправильным всё то, что задумали люди в чёрном в сговоре с дезертирами и бог его знает, с кем ещё.

Возле указателя мы остановились неспроста: здесь стоял ещё один патруль. Двое парней на легковом гражданском автомобиле хорошо проводили время здесь, стоя в наряде на абсолютно безлюдном пустыре, на котором, кажется, впервые оказался кто-то, кроме самих патрульных. Не знаю, в чём состояла их задача, и в чём был высший смысл их нахождения здесь. Скорее всего, они караулили дорогу, ведущую к городку с АЭС. Зачем они это делали? Трудно сказать, но наверняка у Старкова была веская причина на то, чтобы поставить их тут. Возможно, он опасался попадания посторонних на территорию города Юг-22. Судя по тому, что в домах в городе всё ещё было электричество, станция по-прежнему контролировалась людьми Старкова. Было бы досадно, если бы под свой контроль её вдруг взял кто-то другой. Словом, парни на легковой машине были здесь и обеспечивали полковнику здоровый сон, а горожанам — свет, работу качающих воду насосов и тепло от беспрестанно включённых кондиционеров. Сейчас их долг предписывал им проверить наш автобус и справиться у наших попутчиков о том, по какому маршруту мы направляемся. С вопросами этими они подошли к водителю. Тот опустил стекло и вступил в диалог. Я сидел на одном из передних сидений и потому слышал весь разговор, который, впрочем, был недолгим.

— Здравия желаю! Патруль. Куда направляетесь, товарищ прапорщик?

Но прапорщик почему-то отвечать не спешил.

— О, товарищ прапорщик! Не узнал сразу! А вы тут как? Вы же…

— Командир с тобой не связывался насчёт автобуса? — перебил солдата прапорщик. Голос его отчего-то звучал угрюмо.

— Никак нет, товарищ прапорщик. Так вы же это… Вы же умерли!

— Умер, да воскрес. Слушай, у меня тут малых полный автобус, приказ командира — их в Надеждинское доставить. Давай я дело сделаю, а потом приеду, и мы с тобой перетрём.

— А что за малые?

— Дети, блин! Чё ты докопался? Тебя предупредить должны были про автобус. Ты, поди, забыл? У кента, вон, спроси своего: может, он в курсе.

— У нас связь только с полковником, нам только он доложить может. Он не докладывал.

Я заметил, как водитель, свешивавший левую руку из открытого окна, полез правой куда-то то ли за пояс, то ли под сиденье.

— Слушай, давай… — начал было прапорщик.

— Щас я, щас, Старкову доложу и проедете. Порядок такой.

Патрульный, который явно был хорошо знаком с прапорщиком за рулём нашего автобуса, так же явно и без задних мыслей стремился ускорить для старого знакомого прохождение всех необходимых процедурных проволочек. Он хотел — это было видно: всем сердцем хотел — пропустить нас, не спрашивая вообще ни о чём. Но правила есть правила.

Я понятия не имел, какие там были договорённости между Вохром и его человеком в штабе Старкова. Предыдущий патруль пропустил нас без особых проблем и вообще без каких-либо вопросов. Почему эти двое вдруг заартачились? Возможно, дело было в том, что этот патруль на разъезде был подчинён Старкову напрямую, в отличие от того предыдущего, который нам удалось миновать беспрепятственно. Те, возможно, докладывались полковнику опосредованно: через командиров пониже, на которых, в свою очередь, мог при необходимости повлиять предатель в стане Старкова. А может, смутьяны из СТАР-К вместе с опальными дезертирами, вместе со всеми теми, кто был готов ударить Старкова в спину и уже занёс для этого заточённый клинок — все эти люди попросту не знали про патруль на развилке. Просто не учли эту переменную, совершив тем самым роковую оплошность.

Патрульный взял в руку рацию и поднёс её ко рту.

— Товарищ полковник, это патруль, разъезд. Тут автобус один…

Солдат не успел договорить. Прапорщик, правой рукой выхвативший то ли из-за пояса, то ли из-под сиденья свой пистолет, выстрелил в бедолагу. И промахнулся. Патрульный бросил рацию, пригнулся и спешно стал доставать из-за спины автомат. Прапорщик выстрелил ещё раз и на этот раз попал в солдата, ранив его.

— На пол все! — скомандовал один из людей в чёрном, приведя своё оружие в боевую готовность.

Но было поздно. Второй патрульный, который наверняка был попросту ошарашен тем, как всё повернулось, и не желал зла никому из тех, кто сидел в салоне позади водителя, дал длинную очередь по лобовому стеклу и корпусу автобуса. Вместе с оглушительным треском автомата послышались звуки трескающегося стекла и пробиваемого пулями металла. Водитель сначала вскрикнул от боли,