Тысяча и одна ночь. Том XIII - Древневосточная литература

И её муж приготовился для путешествия, а Зейн-аль-Мавасиф стала плакать и рыдать, и не было ей покоя ни ночью, ни днём. И когда её муж увидел это, он не стал её порицать. И, увидев, что её муж обязательно поедет, Зейн-аль-Мавасиф собрала свои материи и вещи, и сложила все это у своей сестры, и рассказала ей обо всем, что случилось, а потом она попрощалась с нею и вышла от неё плача. И она вернулась к себе домой и увидела, что её муж привёл верблюдов и начал накладывать на них тюки, и он приготовил для Зейн-аль-Мавасиф самого лучшего верблюда. И когда Зейн-аль-Мавасиф увидела, что разлука с Масруром неизбежна, она не знала, как поступить. И случилось, что её муж вышел по какому-то делу, и тогда она подошла к первой двери и написала на ней такие стихи…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот пятьдесят четвёртая ночь

Когда же настала восемьсот пятьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Зейн-аль-Мавасиф увидела, что её муж привёл верблюдов, и поняла, что он уезжает, она не знала, как поступить. И случилось, что её муж вышел по какому-то делу, и тогда она подошла к первой двери и написала на ней такие стихи:

О голубь домашний мой, от нас передай приветТы любящего любимым в час расставания.Скажи ему, что всегда останусь печальной яИ буду жалеть о прежней жизни, столь милой нам.Любимый мой также ведь все время безумствует,И также по радости минувшей тоскует он.Мы в радости провели и счастье не малый срок,И близостью наслаждались и днём мы с ним.Но только очнулись мы, раздался над нами крикРазлучника-ворона: вещал о разлуке он.Уехали мы, оставив дом наш пустынею.О, если бы мы жилищ своих не оставили!

И потом она подошла ко второй двери и написала на ней такие стихи:

Аллахом молю, к дверям пришедший, взгляни теперьНа прелесть любимого во тьме и скажи другим,Что плачу я, вспомнив близость с ним, и скорблю о ней,И нету конца слезам, во плаче струящимся.И если не стерпишь ты того, чем убита я,Покрой эти строки пылью, прахом засыпь их ты.Питом поезжай в края востока и западаИ будь терпелив – Аллах такие судил дела.

И потом она подошла к третьей двери и написала на ней такие стихи:

Потише, Масрур! Когда ты дом посетишь её,Ты к двери пройди и строки ты прочитай на ней.Обет не забудь любви, правдивым ты если был –Ведь сколько вкусило женщин горечь и сладость дней.Аллахом молю, Масрур, ты близость к ней не забудь –Оставила для тебя ведь радости все она.О, плачь о днях близости и дивной усладе их,С приходом твоим завесы были отброшены.Так странствуй же ты за нами в дальних краях, Масрур,В моря погружайся их и земли их исходи.Далеко ушли теперь сближения вечера,Глубокая тьма разлуки свет погасила их.Аллах, сохрани былые дни – дивна радость ихВ прекрасном саду надежд, где рвали мы их цветы!Зачем не продлились эти дни, как хотела я!Аллах пожелал, чтоб дни, придя, уходили вновь.Вернутся ли снова дни, и будем ли вместе мы?Я буду верна, и дни исполнят тогда обет.И знай, что дела мирские держит в деснице тот,Кто чертит в предвечном сроки их на скрижали лба[6].

А потом она заплакала сильным плачем и вернулась в дом, плача и рыдая, и стала она вспоминать то, что прошло, и воскликнула: «Слава Аллаху, который судил нам это!» И затем усилилось её горе из-за разлуки с любимым и оставления родных мест, и она произнесла такие стихи:

«Привет над тобой Аллаха, о опустевший дом!Окончили дни в тебе теперь свои радости.О голубь домашний мой, ты плача не прекращайО той, кто луну свою и месяц покинул вновь.Потише, Масрур, рыдай, утративши нас теперь;Лишившись тебя, лишились света глаза мои.О, если бы видели глаза твои наш отъездИ пламя в душе моей, все ярче пылавшее!То время ты не забудь под тенью густой садов,Что вместе нас видели и скрыли завесою».

И потом Зейн-аль-Мавасиф пошла к своему мужу, и тот поднял её на носилки, которые сделал для неё, и когда Зейн-аль-Мавасиф оказалась на спине верблюда, она произнесла такие стихи:

«Привет над тобою Аллаха, о опустевший дом!Как долго сносить в тебе пришлось нам несчастия!О, если б средь стен твоих порвались дни времениИ в пылкой любви моей была бы убита я!Скорблю я вдали и изнываю по родине,Любимый, не знаю я, что ныне случилось,О, если бы знать мне, будет ли возвращениеТакое же ясное, как было нам ясно встарь?»

И её муж сказал ей: «О Зейн-аль-Мавасиф, не печалься о разлуке с твоим жилищем – ты вернёшься в него в скором времени». И он принялся успокаивать её сердце и уговаривать её, и потом они двинулись, и выехали за город, и поехали по дороге, и поняла Зейн-аль-Мавасиф, что разлука действительно совершилась, и показалось ей это тяжким.

А Масрур при всем этом сидел у себя в доме и размышлял о своей любви и своей возлюбленной. И почуяло его сердце разлуку, и он поднялся на ноги в тот же час и минуту и шёл, пока не пришёл к её жилищу, и увидел он, что двери закрыты, и заметил стихи, которые написала Зейн-аль-Мавасиф. И он начал читать надпись на первой двери и, прочитав её, упал на землю без чувств, а очнувшись от обморока, он открыл первую дверь и подошёл ко второй двери и увидел, что написала Зейн-аль-Мавасиф, и на третьей двери также.

И когда он прочитал все эти надписи, его страсть, тоска и любовь успокоились, и он пошёл по её следам, ускоряя шаги, и нагнал караван. И он увидел Зейн-аль-Мавасиф в конце каравана, – а её муж был в начале каравана из-за своих вещей. И, увидев её, Масрур уцепился за носилки, плача и горюя от мучений разлуки, и произнёс такие стихи:

«Если б знать, за какой нас грех поразилиСтрелы дали и долголетней разлуки!Счастье сердца, пришёл однажды я к дому –А от страсти сильна была моя горесть –И увидел, что дом твой пуст и разрушен,И в любви горевал своей и стонал я.И спросил о желанной я стены дома:«Куда скрылась, залогом взяв моё сердце?»И сказали: «Оставила она дом свой,И в душе она страсть свою затаила».Написала ряд строк она на воротах –Поступают так верные среди тварей».

И когда Зейн-аль-Мавасиф услышала эти стихи, она поняла, что Это Масрур…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот пятьдесят пятая ночь

Когда же настала восемьсот пятьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Зейн-аль-Мавасиф, услышав стихи, поняла, что это Масрур, и заплакала вместе со своими невольницами, а потом она сказала: «О Масрур, прошу тебя, ради Аллаха, возвратись назад, чтобы не увидел тебя вместе со мной мой муж». И, услышав это, Масрур лишился чувств. А когда он очнулся, они простились друг с другом, и Масрур произнёс такие стихи:

«Кричит об отъезде на заре их погонщикПред утром, и ветерок несёт его голос.И вот, оседлав животных, быстро снялись они.Вперёд караван спешит под пенье вожатых.И землю благоуханьем со всех сторон обдав,Они ускоряют ход по ровной долине.Душой овладев моей в любви, они двинулись,Следами обманут их я был в это утро.Соседи! Хотел бы я совсем их не покидать,И землю я омочил текущей слезою.О сердце! Что сделала, когда далеко они,Разлуки рука с душой – того не желал я!»

И Масрур продолжал оставаться вблизи каравана, плача и рыдая, и Зейн-аль-Мавасиф уговаривала его вернуться раньше утра из опасения позора. И Масрур подошёл к носилкам и попрощался с ней ещё раз взглядом, и его покрыло беспамятство на долгое время, а очнувшись, он увидел, что путники уходят. И он обернулся в их сторону и произнёс нараспев такие стихи:

«Коль ветер близости её подует,Влюблённый сетует на муки страсти.Вот веет на него дыханием утра,И он очнулся будто бы на небе.Лежит больной на ложе он недугаИ плачет кровью слез своих обильных.Соседи двинулись, и сердце с ними,Меж путников, погонщиком ведомых.Клянусь Аллахом, ветер лишь подует,Как на глазах к нему я устремляюсь».

И потом Масрур вернулся к дому в крайней тоске и увидел, что он покинут любимыми. И Масрур так заплакал, что замочил свою одежду, и его покрыло беспамятство, и душа его чуть не вышла из тела, а очнувшись, он произнёс такие два стиха:

«О сжалься, стан, – унижен я, в позоре,Худеет тело, и слезы льют струёю.Подуй на нас их ветра благовонием,Чтобы душа больная исцелилась».

И когда Масрур вернулся домой, он смутился духом из-за всего этого, и глаза его заплакали, и он пробыл в таком состоянии десять дней.

Вот что было с Масруром. Что же касается Зейн-аль-Мавасиф, то она поняла, что удалась против неё хитрость, и её муж ехал с ней в течение десяти дней, а потом он поселил её в одном из городов. И Зейн-аль-Мавасиф написала Масруру письмо и отдала его своей невольнице Хубуб и сказала ей: «Отошли это письмо Масруру, чтобы он узнал, как удалась против нас хитрость и как еврей нас обманул». И невольница взяла у неё письмо и послала его Масруру. И когда письмо пришло к нему, дело показалось ему тяжким. И он так плакал, что замочил землю, и написал письмо, и послал его Зейн-аль-Мавасиф, заключив его такими двумя стихами: