Тонкий полутролль. Часть 1: Тринитротолуол из Перистальтики - Константин Твердянко

Как в парилку-то лезть, если даже рук своих не видно? Там же где-то печка, обожгу себе что-нибудь важное.

И неожиданно совсем расхотелось раздеваться. Случись что — придется драпать, как тому нудисту. А, черт с ним! Рванье это, в которое я закутан, ничуть не жалко, а сразу я не замерзну. Придумаю что-нибудь. Аккуратно поставил баклажку с жижей в угол, рядом сложил украденную одежду, быстро сбросил свое тряпье. Приоткрыл низкую дверцу, треснулся лбом об косяк, чуть не прищемил ухо и протиснулся в парилку.

Ух, как припекает! Кончики длинных ушей как будто мгновенно вспыхнули. Я сдавленно охнул, вынырнул в предбанник и старательно растер их снегом. Так, проблема. Пусть баня и остыла порядочно, но моему телу явно не слишком нравится жар. Особенно выступающим деталям.

Выход я нашел банальный: замотал голову рубахой, заранее смочив ткань. Держится, не сползает — можно повторить попытку.

Мылся я торопливо, но самозабвенно. Упорно растирал бока и грудь ветошью, четыре раза намыливался, остаток мыла извел на вычищение волос. Истратил всю воду в лохани, набрал туда немного снега, чтобы растопить и ополоснуться. К влажному жару постепенно привык, но основательно от него утомился. И все равно вынужден был присесть, чтобы уши не сварились. Поразительным образом избежал ожогов — глаза притерпелись, хоть свет в парную-помывочную почти не проникал, и печку я разглядеть сумел.

Величина у бани, конечно, такая, что даже в одиночку мыться затруднительно. Еще приходится сгибаться в три погибели. И не забывать о том, что печь нельзя цеплять коленями и прочими частями тела.

Я уже заканчивал расчесывать спутанные космы, одновременно промазывая их скипидаром, как вдруг ушные раковины вздрогнули от ощущения тревоги. Я весь обратился в слух: так и есть, через плохо проконопаченную стену сочились какие-то шорохи и глухое лопотание. Кто-то бродит рядом с баней, не отваживаясь зайти.

Скрипнула наружная дверь. Робко заглянули в предбанник. Раздалось нервное шушуканье:

— Ну, что там?

— А я почем знаю? Вроде нет никого. Ой! На полу тряпки свалены!

— Что же это? Постой-ка, чай, полночь уже?

— Ой! Полночь! Никак, нечисть повылазила! Банный дух!

Дверь тихонько притворили. Один голос был мужским, другой — женским. Хозяева вернулись.

— Я пришла, иду до ветру, а в бане кто-то шастает и водой плещет, — продолжили снаружи. — Ну, я за тобой сразу. Тебя искать.

— За мной сразу! Хахалей-то чего не позвала? — разозлился мужик, сопроводив реплику звуком затрещины.

— Ой! Да ты чего? У нас в бане нечисть, а ты опять за свое! — возмутилась жена. — Ни обмыться теперь, ни простуду выпарить! Баню святить надо, а что мы… поднесем? Последнего порося закололи.

— Это успеется! Сперва дверь подопри! Чтобы нечисть не утянула!

Дверь подопри? Ну уж нет! Я рванулся из парной, схватил в охапку одежду, какая подвернулась под руку. Чуть не пришибив кого-то, в клубах пара вывалился во двор, залитый лунным светом.

— Ах! — выдохнули рядом.

Женщина вначале уставилась на мой живот и на то, что пониже, потом перевела взгляд на лицо, завизжала и кинулась в сторону, вопя, как резаная:

— Вырвалось! Вырвалось!

Что там у нее вырвалось, разбираться я не стал. Мне моя свежеотмытая шкура была дорога, поэтому, не раздумывая, ломанулся по снегу в ту сторону, откуда пришел. Как назло, хозяин дома, высокий упитанный дядька, именно оттуда и бежал ко мне. Я резко свернул, что-то выронив. Уйду огородами!

Однако мужик живо разгадал мой маневр и попытался перекрыть пути отступления, ловко орудуя какой-то оглоблей. Мы встали напротив друг друга, и каждое мое поползновение к ограде успешно пресекалось. По улице резво приблизился нестройный гул голосов, и через минуту зрителей во дворе существенно прибавилось. Ну естественно, баба наверняка по дороге кому-то растрепала про банные неурядицы, и теперь сюда чуть ли не вся деревня пожаловала. Как не поглазеть на нечисть!

Нас полукругом обступила целая толпа, а мужик с оглоблей все так же был настороже, едва не огрел меня пару раз. О бегстве помышлять особо не приходилось. По сути, загнали в угол.

— Это же эльф! — охнул в толпе чей-то женский голос. — Ой, гляди, глазища во тьме горят!

Эльф⁈ Это они про меня? Ну здравствуйте! А до этого троллем обзывали.

Сердце бешено колотилось. Я почти успел попрощаться как минимум со здоровьем, но за спиной громко затрещало, и люди отпрянули, а потом с воем и дикими криками бросились врассыпную. Проломившись прямо через плетень, который, конечно, не смог стать преградой для многотонной туши, во двор заявился мой добрый заступник. Признаться, не ожидал. Как чудище вообще уяснило, что мне нужна помощь? Получается, следило за обстановкой?

Паукообразный кит коротко свистнул, махнул рукой и несколько раз согнул-разогнул хвост. Меня не нужно было упрашивать дважды: полагая, что все понял правильно, я взобрался на основание этого хвоста и оседлал его, усевшись задом наперед. Зато хоть не свалюсь. Монстр круто развернулся на месте, как танк на гусеницах, и бодро ринулся к елкам, черной стеной окружившим деревню.

Я нагишом ехал на хребте гигантской хищной твари и смотрел на покинутый бедняцкий поселок и на звездное небо над ним. Мотаясь, как маятник, и чувствуя себя банным эльфом. Корявый ковш Большой Медведицы всем видом намекал мне, что помылся я не зря.

Глава 5

Говорливая охота

Утром я сидел в подвале и занимался несвойственным мужчине делом — маникюрными процедурами. Приводил в порядок свои когти навскидку уже четвертый час: они, как выяснилось, были неожиданно твердыми. Брусок, предназначенный для работы с металлом, с ними, безусловно, справлялся, но стачивал плотное вязкое вещество не без труда. На пол сыпалась зеленоватая стружка.

Подумав, я решил не спиливать острия. Просто подравнивал сколы и заусенцы, убирал отслоившиеся пласты, шлифовал поверхность до блеска. С такой твердостью когти могут стать настоящим оружием. Главное — пальцы при ударе не сломать. Ну и, конечно, желательно вообще не допускать таких ближних стычек. Пусть когти останутся оружием последнего шанса, ага.

Переодевшись вчера, я тихо радовался новой, гораздо более удобной и чистой одежде. Старую, бомжовскую, после некоторого размышления выбрасывать не стал, только вынес на мороз, чтобы избавиться от вероятных паразитов. Кто знает, вдруг пригодится еще. Я теперь голь перекатная, любое имущество — на вес золота. Слава богу, заточку вчера не потерял — надо будет и по ней хорошо пройтись бруском.

Осмотрев краденую куртку,