Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо - Герд Шверхофф

дискриминации и изгнанию[131]. Однако приоритетной для христиан V века оставалась борьба с языческими храмами и культовыми изображениями. Часто инициативу проявляли местные епископы. В Газе, важном городском центре Палестины, языческое сообщество в IV веке поначалу упорно и успешно сопротивлялось усилиям христианизации. Когда епископ Порфирий вступил в должность в 395 году, христиане, вероятно, составляли только один процент городского населения. Порфирий обратился с ходатайством к императорскому двору в Константинополе и в конце концов добился решения об уничтожении языческой инфраструктуры. Житие епископа подробно описывает разрушение или сожжение в общей сложности восьми храмовых комплексов и уничтожение их культовых изображений, которые также были сожжены или выброшены в отхожие места[132]. Однако монахи и аскеты, готовые прибегнуть к насилию, также были активными борцами с изображениями в сирийской или египетской глубинке. Около 400 года коптский настоятель и пустынник Шенуте Атрипский, глава большого монастыря близ египетского города Панополис, проводил регулярные кампании против языческих культов, храмов и статуй богов, а также против их почитателей. Вместе с воинственными приверженцами он не гнушался насильственными обысками домов окрестных жителей[133]. А в докладе ритора Либания императору Феодосию I о полчищах «черных монахов», которые сделали Сирию небезопасной, говорится, что они нападали на храмы и деревянными балками, камнями и железными инструментами, а часто голыми руками разрушали крыши, крушили стены и опрокидывали алтари и статуи. Жрецы этих святынь под страхом смерти должны были хранить молчание[134].

Сосредоточение антиязыческих мер на разрушении храмов и особенно культовых изображений не было случайным. С точки зрения их приверженцев, это были места обитания богов. С христианской же точки зрения языческие храмы были местами поклонения бесам, как подчеркнуто проповедовал отец церкви Августин: «Если я спрошу язычника: „Где твой Бог?“ – то он покажет пальцем на свои изображения. (…) Я смеюсь над камнем. Я возьму его. Я разбиваю его. Я бросаю его. Я презираю его»[135]. Археологические исследования обнаружили впечатляющие свидетельства неистовства христиан против языческих культовых изображений. Обезглавливание древних культовых статуй или отсечение носов и конечностей указывают на дело рук христианских ниспровергателей идолов, даже если эта атрибуция не всегда ясна. Следы таких действий можно найти в восточной Галлии (в современном Эльзасе), а также в районе египетских храмов Дендеры, к северу от Луксора на Ниле[136]. В Афинах, где за несколько столетий до этого серьезно наказывали за осквернение герм, зарытые в землю неповрежденные статуи позволяют сделать вывод, что последние язычники свои культовые статуи прятали от христиан в укромном месте[137]. В последующие столетия борьба с идолами из-за ее мощного символизма оставалась важным инструментом обращения язычников на периферии теперь уже христианского мира. Миссионеры, такие как благочестивый дьякон Вульфилаик Арденнский, собственноручно рубили маленьких идолов на куски или стаскивали больших идолов с помощью веревок. Они поджигали идолов или топили их в озерах, как ирландские миссионеры Колумбан и Галл около 610 года на Цюрихском и Боденском озерах[138]. Подобные методы можно проследить на примере грубой миссионерской деятельности Бонифация в начале VIII века: в 723 году он срубил топором дуб Юпитера, или Донара, в Гейсмаре (Гессен) и построил из его древесины церковь[139].

Внутренний раскол – ортодоксия и иноверие

Ярость христиан по отношению к последователям древних культов и религий была лишь одной стороной усилий по дискриминации и устранению несогласных. Поиск единой, целостной истины с самого начала вызывал расколы также в самом христианстве. Споры начались уже в раннехристианских общинах, например в разногласиях между «иудеями-христианами» и «христианами из язычников» или в конфликте с гностическими течениями, и продолжились в полемике об отношении к «отступникам» (lapsi) или «предателям» (traditores) во время гонений на христиан, что привело к донатистским спорам III века. Кульминацией стала в поздней Античности борьба за истинную природу Христа, которая породила такие гетеродоксальные течения, как арианство, монофизитство, несторианство и другие. Помимо сложных богословских позиций, которые мы не будем здесь описывать, общей чертой является унижение противоположного лагеря и его лидеров, независимо от того, стоят ли они на позициях большинства или меньшинства. Однако начиная с эпохи Константина большинство имело преимущество в том, что могло мобилизовать средства государственной власти. Можно ли считать притязания на исключительное обладание истиной и яростное обесценивание альтернативных точек зрения разновидностью религиозного фундаментализма, вопрос спорный[140]. Однако тот факт, что христианство установило новое дихотомическое мировоззрение, резко разграничивающее «правильное» и «неправильное», «нас» и «других», кажется неоспоримым. «Как можно предположить, что церковь мучеников и собрания изменников – это одно и то же? – спрашивает автор рассказа о мучениках, отдавших свои жизни во время гонений Диоклетиана в Абиции, Северная Африка, в 304 году. – Они абсолютно враждебны друг другу. Они противостоят друг другу столь же кардинально, сколь свет противостоит тьме, жизнь противостоит смерти, Святой Дух противостоит дьяволу или Христос противостоит антихристу»[141].

Поколения богословов практиковали то, что называют Ars Maledicandi – раннехристианское искусство проклятий в адрес еретиков[142]. Например, высказывания самоуверенного епископа Киприана Карфагенского о своих оппонентах в письме к папе Корнелию, написанном в середине III века, читаются так, как будто речь вряд ли идет о собратьях по вере в Христа. В споре об отношении к тем, кто отпал от христианства во время гонений, Киприан пытался склонить на свою сторону открыто медлящего папу, используя настоящий фейерверк из всевозможных обличений[143]. Карфагенский епископ клеймил своего оппонента Фелицисcима как опасного преступника и про́клятого врага Христа, который присваивал деньги, осквернял девственниц и разрушал браки. Киприан считает его и его последователей осужденными преступниками, заговорщиками, прелюбодеями, безбожниками, короче говоря, «лживыми сынами дьявола». Ввиду такого накопления уничижительных характеристик кажется довольно странным, что одним из главных обвинений Киприана в адрес противной стороны было очернение и клевета на него лично и ортодоксальных представителей церкви. Угрозы и упреки со стороны противников были безошибочным признаком развращенности: «Ибо и язычники, и иудеи угрожают, и еретики, и все те, чьим сердцем и умом овладел дьявол, ежедневно свидетельствуют своим гневным голосом о ядовитой ярости своей». Такие люди подобны убийцам перед Богом. Все это выдает «дух антихриста», который хочет разделить церковь. Однако те, кто произносит ругательства, в первую очередь разрушают свою собственную жизнь, потому что «не те, кто слышит ругательства, а те, кто их произносит, достойны длительного наказания». Ибо несправедливость, которую они причиняют другим, возвращается к самим грешникам.

Конечно, не все заявления были вдохновлены таким святым рвением.

Но противопоставление истинной церкви, с одной стороны, и еретиков-отступников с их ложными взглядами и практиками, с другой, является лейтмотивом, который проходит через всю историю ранней церкви.

Осуждающие эпитеты и сравнения с хищными зверями или волками бесчисленны. Это риторика не