Место встречи - Левантия - Варвара Шутова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы не знаете, что случилось с кладбищем? Бомбардировка? — Арина спросила, только чтобы переменить тему, чтобы не думать о мире, где она совсем одна.
— К сожалению или к счастью — но нет. Видите ли, некий весьма самонадеянный Смертный решил призвать всех левантийцев на защиту города…
Арина представила, как ее родители, бабушки, дедушки выходят единой колонной на защиту Левантии. И так вдруг захотелось встать с ними в ряд. Рука об руку с мужественной дантистом Динорой и нежной аптекаршей Фаиной, желчным венерологом Михаилом и барственным профессором анатомии Иваном Леопольдовичем.
— Как понимаете, — продолжил Кирилл Константинович, — идея была обречена на провал.
Большинство восставших было не в том состоянии, чтобы воевать. Прошу прощения за неаппетитные подробности, но трудно держать оружие в разложившихся руках.
— Если бы воевать мог только дух, без тела — отстояли бы, — уверенно сказала Арина
и добавила задумчиво: — Хорошая была бы война. Ни убитых, ни раненых. И экономия какая: ни снарядов, ни пуль, ни даже кухни полевой — ничего не надо.
Кирилл Константинович сдержанно улыбнулся.
— Так, говорят, только драконы воюют. Дух линию фронта пробивает, а тело — в окопе сидит тихо, чуть ли не чаек попивает. Вот если бы только они и воевали…
Арина улыбнулась понимающе. Еще постояли-покурили (как же раздражала Арину манера Кодана курить!) — и, тихо попрощавшись, разошлись каждый к своим дорогим покойникам.
День Победы
Клим Петрович решительно стучал кулаком по столу:
— Не время, товарищи, праздновать! Наша победа наступит, когда преступность снизится!
— Ну, то есть примерно никогда, — шепотом подытожила Арина.
— А насчет «праздновать» — это он хорошо сказал, — мечтательно протянул Цыбин, раскачиваясь на стуле. — Как насчет устроить небольшой междусобойчик после трудового дня?
— Набегут, — веско произнес Шорин.
— А чем плохо, если и набегут? Все свои. Неприятных лиц вокруг не наблюдаю.
— Где ты водки на всех возьмешь? И еды.
— Боже мой! Всему их учить надо! Будем заимствовать методы у Клима Петровича, не побрезгуем.
Моня достал карандаш и лист бумаги и принялся писать своим красивым почерком.
Закончив, он предъявил написанное Шорину. Шорин что-то дописал небрежно и протянул листок Арине.
«Подписка на совместное восстановление сил и нервов сотрудников путем скромной пьянки сегодня вечером». Дальше была расчерчена таблица на две графы. Первая была озаглавлена «фамилия», вторая — «что принесет».
Цыбин обещал от себя две бутылки водки, Шорин — банку соленых огурцов и банку соленых грибов.
Арина шепнула:
— Мануэль Соломонович, я, наверное, пас!
— Что же так?
— Нести нечего!
Вмешался Шорин:
— Врет! Сам видел ведомость — им спирт выдают в количествах!
— Дельно! Арина Павловна, не пожертвуете ли толику ценного продукта в целях, указанных выше?
— Не больше литра!
— Это по-царски! Запишите как четыре бутылки водки. Люди тут хорошие, но разные, могут и грудью встать за казенное имущество.
Арина кивнула, написала — и передала лист дальше.
Цыбин напряженно ждал, отслеживая каждого подписывающего и качаясь на стуле, Шорин прикорнул у него на плече. Клим Петрович продолжал разглагольствовать, перейдя от праздников к успехам в строительстве, металлургии и сельском хозяйстве, от них — к международному положению — и далее, далее, бесконечно и монотонно.
Арина даже подумала, не использовать ли второе плечо Цыбина в качестве подушки. Вряд ли он воспринял бы это как нескромный намек — он тоже из тех, кому война объяснила ценность сна при любой возможности.
Но тут раздался грохот. Стул Цыбина не выдержал и развалился. Шорин тут же вскочил, помог Моне встать, подал ему трость и усадил на свое место. Сам же прислонился к стене.
— Товарищ, может вы сядете? — строго уставился на него Клим.
— Рад бы, да не на что. Стулья кончились.
— А стулья, между прочим, наш рабочий инструмент! Мы на них думаем! — добавил Цыбин.
— Вот, между прочим, — с пафосом заявил Клим, — рабочий Левантийского завода токарных изделий Сокольский привез с фронта целый мешок трофейных резцов! Если вам нужны стулья…
— Съездить за ними в Германию? Или взять у этого Сокольского резцы — и выточить из подсобных материалов? Да я ща, быстренько. Одна нога здесь, другая там.
— В общем, изыщите себе стулья сами, — подытожил Клим.
— Прямо сейчас?
— Я вас не держу, — Клим поджал губы.
Моня встал, осторожно опираясь на руку Шорина, — и они вдвоем направились к выходу.
Когда Арина вышла после собрания наконец-то спокойно покурить и стряхнуть с себя сонное оцепенение, она увидела, как во двор въезжает старая побитая «площадка» — плоская телега, запряженная парой коней.
На телеге высилась пирамида из весьма изящных венских стульев. На козлах с невозмутимым видом сидели Цыбин с Шориным.
— Разгружайте, товарищи! Дюжина стульев из тех еще времен! — Цыбин привстал на козлах с видом аукциониста, — и диван, а то наш уже людям показывать неприлично.
— Разгрузите — телегу на дрова, — добавил Шорин.
Они с Моней как-то очень синхронно, как будто много лет репетировали этот номер, выпрягли коней.
Шорин подставил Цыбину сцепленные в замок ладони — и подсадил его на одного из коней. На второго вскочил сам. Арина залюбовалась, как ловко оба держатся верхом без седел. Шорин поднял коня в свечку, махнул рукой — и парочка пустилась в карьер.
— Кентавры, — уважительно произнес Яков Захарович, глядя вслед Цыбину и Шорину.
— Разгильдяи и пижоны, — ответила ему Лика. Арина усмехнулась.
Оба кентавра вернулись довольно скоро, уже пешком, причем у Шорина на плече висел плотно набитый и подозрительно позвякивающий вещмешок.
Моня бегал по всему каретному сараю, вел конфиденциальные беседы с акционерами, заодно притащил к Арине в кабинетик один из стульев.
— Не могу смотреть, как вы на своей табуреточке с кривой спиной сидите.
Арина поблагодарила и выдала в ответ бутыли со спиртом.
— Развести сумеете?
— Обидеть хотите, Арина Павловна? Почти профессионал. Если бы весь тот спирт, что я…
— Не ударяйтесь в лирику, умоляю! Вон, даже Николай Олегович уже на мирный коньяк перешел.
— Вы тот
