Агнесса из Сорренто - Гарриет Бичер-Стоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сестра Тереза, настоятельница монастыря, была младшей дочерью одного княжеского неаполитанского семейства и с колыбели предназначалась для духовного поприща, дабы ее брат и сестра унаследовали более крупные состояния и сделали более блестящие партии. В монастырь Святой Агнессы ее послали слишком рано, чтобы у нее хоть сколько-нибудь сохранились воспоминания о какой-то иной жизни, а когда пришло время сделать необратимый шаг, она хладнокровно отреклась от мира, которого никогда не знала по-настоящему.
Брат подарил ей livre des heures[10], великолепно украшенный рисунками, выполненными синей, золотой и прочими яркими красками, какие только находились в распоряжении тогдашних художников, – истинное произведение искусства, созданное учеником прославленного фра Беато Анджелико, и это сокровище она ценила больше и полагала наследством куда более богатым, чем княжеское достоинство, о котором ей было неведомо. Окно ее опрятной маленькой кельи выходило на море, на Капри с его фантастическими гротами, на Везувий, каждый день и каждую ночь зловещим образом менявший свой облик. Свет – и струившийся с небес, и отраженный морской гладью, – проникая в ее келью, придавал живописный золотистый оттенок простой, незатейливой мебели, и в солнечную погоду настоятельница часто сидела там, словно лежащая на стене ящерица, упивающаяся ощущением тепла, уюта, самой радостью жизни и созерцанием картин природы столь прекрасной. О жизни, существовавшей во внешнем мире, о царившей за стенами борьбе, о надеждах, о страхах, о наслаждении, о горестях и о скорбях сестра Тереза не знала ничего. Исходя из собственного опыта, она не могла ни судить о жизни, ни давать советы, как лучше поступить.
Единственная жизнь, ведомая ей, была, конечно, идеальной, почерпнутой из легенд о святых, а благочестие ее напоминало тихий, чистый восторг, который ни разу не возмутили ни соблазн, ни сомнение. Она управляла монастырем, неизменно уравновешенная и безмятежная; но те, кто прибивался к вверенным ее попечению сестрам из внешнего мира, познав испытания, искушения и тяготы реальной жизни, навсегда оставались для нее загадкой, и она не могла ни понять их, ни помочь им.
На самом деле, поскольку в монастыре, как и повсюду на земле, сильный характер всегда найдет себе применение, всем в обители заправляла старуха Джокунда. По происхождению она была крестьянка; мужа ее призвали на одну из тех войн, что обыкновенно ведут бесправные и обездоленные за интересы сильных мира сего, и она разделила его участь, последовав за ним дорогами войны. Во время осады какой-то крепости она потеряла и мужа, и четверых сыновей, всех своих детей, а сама получила ранение, которое искалечило ее на всю жизнь, и потому удалилась в монастырь. Здесь энергия и savoir-faire[11] сделали ее незаменимой во всех хозяйственных хлопотах. Она заключала сделки, закупала провизию (для чего ей разрешили покидать обитель) и взяла на себя должность посредницы между робкими, отрешенными, беспомощными монахинями и материальным миром, отношения с которым не могут разорвать даже самые благочестивые, праведные и безгрешные. Кроме того и прежде всего, обширный жизненный опыт Джокунды и присущий ей неистощимый дар рассказчицы превратили ее в неоценимый кладезь историй, помогавших сестрам развлечься и скоротать даже самые долгие часы скуки, которые могли выпасть им на долю, – и все эти качества, наряду с природным умом и смекалкой, вскоре сделали ее фактически главой монастыря в такой степени, что даже мать Тереза, пожалуй, подчинилась ее влиянию.
– Смотри-ка, – сказала она Агнессе, когда та закрыла ворота за Эльзой, – ты никогда не приходишь с пустыми руками. Какие чудесные апельсины! Такие только у твоей бабушки растут, у всех остальных они с вашими даже не сравнятся!
– Да, а еще я принесла цветы – украсить алтарь.
– Ах да! Ты это умеешь как никто: святая Агнесса ниспослала тебе особый дар, – промолвила Джокунда.
– А еще я принесла перстень – повесить перед ее образом, – сказала Агнесса, показывая старой привратнице подарок кавалера.
– Матерь Божия! Вот это сокровище! – воскликнула Джокунда, проворно хватая украшение. – Надо же, Агнесса, это настоящий брильянт, краше я и не видывала. Как он сияет! – добавила она, поднимая его к свету и любуясь. – Это поистине царский подарок. Откуда он у тебя?
– Об этом я расскажу матери настоятельнице, – отвечала Агнесса.
– Матери настоятельнице? – переспросила Джокунда. – Расскажи лучше мне. В таких вещах я разбираюсь в тысячу раз лучше, чем она.
– Дорогая Джокунда, я и тебе об этом поведаю, но я люблю нашу мать Терезу и должна сначала передать перстень ей.
– Что ж, как хочешь, – сдалась Джокунда. – Тогда оставь цветы здесь, у фонтана, под брызгами, так они не завянут, а мы пока пойдем к ней.
Глава 7
День в монастыре
Мать Тереза сидела в особом покое, некоем подобии гостиной, потолок которой был расписан золотыми звездами по голубому фону, как своды монастырской церкви, а стены украшены фресками из жизни Девы Марии. Над каждой дверью и в промежутках между настенными росписями были размещены изречения из Священного Писания, выполненные синим, алым и золотым цветом, причем начертание их обнаруживало всю возможную пышность и причудливость, словно каждая боговдохновенная буква проросла мистическим цветком. Сама настоятельница вместе с двумя монахинями занималась вышиванием нового алтарного покрова, богатого и великолепного, и по временам они оглашали стены покоя мелодичным пением древнего латинского гимна. Слова его были исполнены той необычайной, мистической набожности, в которую, по обычаю той поры, облекалось выражение религиозных чувств:
Jesu, corona virginum,
Quem mater illa concepit,
Quae sola virgo parturit,
Haec vota clemens accipe.
Qui pascis inter lilia
Septus choreis virginum,
Sponsus decoris gloria
Sponsisque reddens praemia.
Quocunque pergis, virgines
Sequuntur atque laudibus
Post te canentes cursitant
Hymnosque dulces perdonant[12].
Эта короткая духовная песнь поистине весьма отличалась от гимнов Венере, некогда звучавших в храме, который сменила обитель. Сестры исполняли песнопение глубоким печальным контральто, весьма напоминавшим по своей яркости и живости мужской тенор, и, выводя размеренную, плавную мелодию, навевали сладкие грезы, утешали и успокаивали. Агнесса остановилась
