Хороший немец - Джозеф Кэнон

— По какому случаю?

— Мы пригласили русских, — сказал Мюллер, будто говорил о супружеской паре. — Они любят приемы. Они приглашают нас в Карлсхорст, затем мы приглашаем их сюда. Туда, сюда. Как шестеренки смазываем.

— Водкой.

Мюллер улыбнулся:

— Они и против бурбона не возражают.

— Давайте я зайду в другой раз. Я не знаю ни слова по-русски.

— Некоторые из них говорят по-немецки. В любом случае, через некоторое время это уже не важно. Немного неловко поначалу. — Он оглядел собравшихся. — Но после нескольких рюмок они просто говорят по-русски, ты им в ответ киваешь, они смеются и все мы — отличные парни.

— Союзники и братья.

— В принципе, да. Для них это важно. Они не любят, когда их игнорируют. Так что мы этого и не делаем. — Он сделал глоток. — Это не то, чем кажется на первый взгляд. Это работа.

Джейк взял свой бокал.

— И кто-то ее должен делать.

Мюллер кивнул:

— Верно. Должен. Я бы не поверил, если бы мне сказали, что я кончу тем, что буду поить русских. Но именно этим мы сейчас занимаемся, и поэтому я здесь. И для оживления обстановки новое лицо не помешает. — Он улыбнулся. — Кроме того, вы мой должник. Лейтенант Эрлих сказал, что я должен устроить вам разнос. Но я не буду этого делать.

— Вы должны?

— Хотите сказать, не знаете, кто я? Ну да, мы же не познакомились. Из-за этого конгрессмена с его речами. Я — полковник Мюллер. Фред, — сказал он, протягивая руку. — Работаю у генерала Клэя.

— И чем занимаетесь?

— Курирую некоторые административные ведомства. Когда требуется, координирую их действия. Лейтенант Эрлих в одном работает.

Джейк улыбнулся:

— Кому-то надо это делать.

Мюллер снова кивнул.

— Я бы принимал русских каждый день. Они обидчивы, но домой не пишут. А с вашей братией хлопот больше.

— Почему же вы тогда прощаете меня?

— За вашу поездку в Потсдам? Обычно я так не делаю. Но я не вижу, чтобы это кому-то навредило. — Он помолчал. — Я служил у генерала Паттона. Он просил присматривать за вами. Вы были другом армии.

— Все — друзья армии.

— По газетам дома этого не скажешь. Приезжают сюда, ничего не зная, и начинают тыкать пальцами, лишь бы их заметили.

— Может, и я такой.

— Может быть. Но когда человек проведет определенное время в армии, ему скорее видна картина в целом, и он не будет раздувать из мухи слона.

Джейк посмотрел поверх кромки бокала.

— Я видел труп, но меня до сих пор никто об этом ничего не спросил. Вы эту муху имели в виду?

Мюллер внимательно посмотрел на него:

— Хорошо. Я спрошу. Есть что-нибудь, о чем мы должны знать?

— Я знаю, что его застрелили. Я знаю, что при нем было много наличных денег. Я, может, и друг армии, но вы стараетесь замолчать то, что мне известно, а это все равно что дразнить собаку куском мяса. Меня это интригует.

Мюллер вздохнул:

— Никто ничего не пытается скрыть. — Он посмотрел на гостей, потом опять на Джейка. — Никто ничего не собирается раскручивать. В Берлине аккредитовано почти двести журналистов. Они так и ищут, о чем бы написать. Поэтому идут смотреть бункер, продают сигареты у станции «Зоопарк». Не успеешь глазом моргнуть, и на черном рынке уже торгуют все. Ну, может, почти все, понемногу. То, что здесь считается обычным делом, не совсем обычно дома.

— И то, что убивают — тоже обычно?

— Более чем, — сказал он устало. — Война еще не кончилась. — Посмотрите на них. — Он показал на русских. — Произносят тосты. Их люди все еще повсюду, почти всегда пьяные. На прошлой неделе на Германнплац — это в нашей зоне — появился полный джип русских, которые стали размахивать оружием. Никто даже и пикнуть не успел, как военная полиция открыла стрельбу и в результате мы получили «O. K. Корраль».[37] Трое убитых. Один из них — наш. Мы заявляем протест русским, они в ответ заявляют протест нам. А троих-то уже не вернешь. Обычные дела. — Он повернулся лицом к Джейку и мягко посмотрел на него. — Видите, мы здесь не ангелы. Чем, по-вашему, занимается оккупационная армия? Оккупацией. Солдаты несут охрану. Стоят на часах перед зданиями. У них полно времени. Поэтому они начинают таскаться по девкам и приторговывать продуктами из войсковой лавки, что делать им не положено, но они считают, что имеют право. Они выиграли войну. И может быть, они правы. А иногда попадают в неприятности. Иногда их даже убивают. Бывает. — Он помолчал. — Но не надо делать из этого международный инцидент. И это не должно отрицательно влиять на образ армии. Здесь такое бывает.

— Но ведь подадут рапорт. Дело не такое уж обычное, не так ли?

— И вы хотите его почитать.

— Любопытство, только и всего. Я никогда еще не находил труп.

Мюллер оценивающе посмотрел на него:

— Дело может затянуться. Мы до сих пор не знаем, кто он.

— Я знаю, кто он.

Мюллер поднял глаза.

— Я считал, что личного номера не было.

— Я знал его в лицо. Мы летели вместе на одном самолете. Лейтенант Талли.

Мюллер ничего не сказал, только пристально посмотрел, а затем медленно кивнул.

— Приходите завтра ко мне в кабинет. Посмотрим, что я смогу сделать. Эльсхольцштрассе.

— А где это?

— Шёнеберг. За Кляйст-Парком. Водители знают.

— Старый Верховный суд?

— Точно, — сказал Мюллер удивленно. — Самое лучшее, что мы могли найти. Не слишком разрушен. Очевидно, господь питает слабость к судьям. Даже к нацистским.

Джейк усмехнулся:

— Кстати, вам никто еще не говорил…

— Знаю, судья Гарди. Полагаю, могло быть и хуже. Не знаю, я в кино не хожу. — Он взглянул на Джейка. — Ну, тогда до завтра. Теперь вы мой должник дважды. А теперь идите и познакомьтесь с русскими. Похоже, вечеринка набирает обороты. — Он показал в сторону гостиной, где пианино перешло с Коула Портера[38] на разухабистую русскую песню. — Вот о ком надо писать в Берлине. Они рулят тут уже два месяца — это их город. И посмотрите на него. Напомните мне завтра показать вам еще один отчет. О детской смертности. В этом месяце умрут шестеро из десяти детей. А может, и больше. Умрут. Все это политика, конечно. Скандал продает газеты.

— Я не скандалов ищу, — сказал спокойно Джейк.

— Нет? А ведь можете найти, — опять устало сказал Мюллер. — Вряд ли ваш лейтенант был паинькой. Но если вас интересует мое мнение, то это еще не скандал. Шестеро из десяти. А не просто один солдат. В Берлине жизнь дешево стоит. Попробуйте раскрутить этот материал. У меня для этого все есть. — Он остановился, как бы спохватившись, и допил бокал. — Ладно. Пошли развивать сотрудничество между союзниками.

— Они, похоже, и так справляются, — сказал Джейк как можно беззаботнее. — Вечеринка превращается в русскую.

— Всегда так, — ответил Мюллер. — Мы только успеваем закуску подносить.

Но язык разделил вечеринку на две собственные оккупационные зоны. Русские, знакомясь с Джейком, официально кивали головами, пытались сказать несколько слов по-немецки, и затем возвращались к выпивке. Пианино опять перешло в американскую зону и наяривало «Леди-бродягу». Сзади неотступно маячил русский пианист, готовый в любую минуту сесть за клавиши. Даже смех, становясь все громче, доносился то с одной, то с другой зоны, разделенных непереводимыми шутками. Только Лиз, которая, скользнув мимо, подмигнула ему, удалось, судя по всему, свести оба комплекта разгоряченных мундиров, которые окружили ее, будто Скарлетт на барбекю. Джейк оглядел комнату, надеясь увидеть Берни с папками анкет под мышкой, но вместо этого наткнулся на дородного русского, увешанного медалями, который знал английский и, как ни странно, Джейка.

— Вы шли с генералом Паттоном, — сказал он, сверкая глазами. — Я читал ваши сообщения.

— Вы? Каким образом?

— Ну, читать союзников нам не запрещают. — И, кивнув, представился: — Сикорский. — Говорил он с акцентом, но уверенно, с достоинством офицера. — В данном случае, признаюсь, нам было интересно знать, где вы находитесь. Генерал Паттон — очень энергичный солдат. Мы думали, что так он и до России дойдет. — Его лицо, мясистое, но еще не обрюзгшее, лучилось добрым юмором. — Я читал вашу статью о лагере Дора. До того, как генерал отступил обратно в вашу зону.

— Не думаю, чтобы он тогда много думал о зонах. Только о немцах.

— Конечно, конечно, — сказал Сикорский благодушно. — Вы тогда побывали в Нордхаузене. Я тоже там бывал. Удивительное место.

— Да, удивительное, — повторил Джейк это абсолютно неподходящее слово. Подземный завод по производству ракет. Два огромных тоннеля в горах, пересекаемые штольнями, выдолбленными ходячими скелетами в полосатых пижамах.

— Гениально. Разместить все там, в недосягаемости от бомб. Мы все удивлялись, как им это удалось.