Хороший немец - Джозеф Кэнон

— Я не…

— Знаю. Вам просто интересно. Нам тоже. Убили человека. Но суть в том, что мы не имеем никакой возможности выяснить, что произошло. У нас здесь нет Скотланд-Ярда. Только несколько военных полицейских, которые арестовывают пьяных. Так что, возможно, никогда ничего не узнаем. Но если возникнет нечто такое, что, ну, может стать для нас проблемой, нам бы хотелось об этом знать.

— А почему вы думаете, что возникнет?

— Я так не думаю. Но вы же охотитесь именно за этим, не так ли? — Он зашагал дальше. — Слушайте, я прошу всего лишь пойти мне в этом деле навстречу. Мне не нужно выдавать какую-либо информацию. Если бы вас не было в Потсдаме — но вы там были и вы знали убитого. Так что теперь у меня на руках ситуация. Я не могут притворяться, что ничего не случилось. Но я не собираюсь распространяться на эту тему, чтобы не было спекуляций. Я делюсь только с вами, больше ни с кем. Если вы действительно что-то узнаете, что ж — у вас будет материал для статьи.

— А если не узнаю…

— Тогда не стройте догадок вслух. Никакого таинственного тела. Ничего нераскрытого. В газетах и это можно раскрутить. А мы получим только одни вопросы без ответов. На это уходит время. Мы не можем себе этого позволить. Дел слишком много. Я прошу только некоторого благоразумия.

— И сообщить вам заранее, что я собираюсь говорить.

— Я не говорил, что вы не можете об этом рассказывать. Просто известите меня, если соберетесь это сделать.

— Чтобы вы Могли запретить?

— Нет, — сказал Мюллер невозмутимо. — Чтобы я смог увернуться. — Он остановился у двери с полупрозрачными стеклами. — Ну, вот и пришли. Джини должна уже отпечатать документы.

Джини была хорошенькой военнослужащей женского вспомогательного корпуса СВ. Ее красные ноготки казались слишком длинными для человека, постоянно печатающего на машинке. Раскладывая листки копий по двум бежевым папкам, она одарила Мюллера улыбкой, по мнению удивленного Джейка, слишком щедрой для секретарши. Но Мюллер был деловит.

— Отчеты готовы?

Она вручила ему одну из папок, затем записку.

— Генерал хочет видеть вас в десять.

— Располагайтесь, — сказал он Джейку, заводя его в простой кабинет с американским флагом в углу. Мюллер относился к породе людей, у которых служебный стол всегда чист от бумаг — на пустой поверхности стоял только письменный прибор и фотография молодого солдата в рамке.

— Ваш сын? — спросил Джейк.

Мюллер кивнул:

— Его подбили на Гвадалканале.

— Извините.

— Не убит. Ранен. По крайней мере, выбыл из строя. — Затем, пресекая разговор на личную тему, открыл папку, вынул два тонких листка и толкнул их по столу Джейку. — Послужной список. Донесение о потерях.

— Вы называете это потерями?

— Так мы называем отчет, — сказал Мюллер слегка раздраженно. — Это лишь форма. Как бы там ни было, теперь вы узнаете то, что знаем мы.

Джейк бегло прочитал первый листок, небольшой перечень дат и назначений. Патрик Талли. Натик, Массачусетс. Чуть старше парня на фотографии. Донесение о потерях Джейк мог бы написать сам.

— Негусто, да? — сказал он.

— Негусто.

— Чего там не хватает? Может, какая-то предварительная неясность, которая не дает назвать это донесением?

— Откуда мне знать? Послужной список чист, без нареканий. Отличник службы в Вооруженных силах Соединенных Штатов. Во всяком случае, именно так мы и собираемся написать его матери.

— Да, — сказал Джейк. Человек, не номер. Парень, у которого есть семья. Но не такой счастливчик, как молодой Мюллер.

— А что с деньгами?

— Она их получит, вместе с его вещами. Денежным переводом из военного казначейства. Они принадлежали ему, насколько мы знаем. Будем надеяться, она решит, что это задержанное денежное довольствие.

— Сколько там было? Тут не говорится.

Мюллер взглянул на него, затем кивнул.

— Пятьдесят шесть тысяч марок. По курсу один к десяти — примерно пять тысяч долларов. По крайней мере, это все, что нам отдали русские. По их словам, часть унесло ветром.

— Значит, в два раза больше. Приличная задержка довольствия.

— Может, ему везло в карты, — предположил Мюллер.

— На чем можно заработать такие деньги? На черном рынке.

— В основном на часах. Если они тикают, русские их покупают. Микки-Маус уходит за пятьсот баксов.

— Все равно, это столько часов.

— Зависит от того, как долго он этим занимался. Если он занимался этим. Послушайте, заявить вам официально? Черного рынка нет. Иногда на военных складах возникает недостача. Исчезают вещи. Одна из реальностей военного времени. Немцы голодают. Они покупают продукты любыми возможными способами. Это что касается продуктов. Естественно, мы делаем все, чтобы остановить подобное.

— А не для печати?

— Если не для печати, этим занимаются все. Как вы остановите мальчишку в кондитерском магазине? Хотите быстро подсчитать? Раз в неделю в гарнизонной лавке американский военнослужащий может купить блок сигарет. Пять центов за пачку, пятьдесят центов за блок. На улице он стоит сто долларов — это пять тысяч долларов в год. Плюс некоторое количество шоколада, четыре бутылки спиртного в месяц — еще пять тысяч долларов в год. Посылка с продуктами из дома? Консервы с тунцом, банка супа? Больше. Гораздо больше. Плюсуем. Так что на одном продовольственном пайке можно сделать годовое жалованье. Попробуйте пресечь это. Официально связей с местными женщинами тоже нет. И как нам объяснять венерические заболевания?

Джейк посмотрел на листок.

— Он в Германии всего лишь с мая.

— Что вы хотите от меня услышать? Некоторые наши парни предприимчивее других. Не надо быть крутым спекулянтом, чтобы сделать деньги в Германии. В прошлом месяце нашим войскам выплатили примерно миллион долларов. А домой они отослали три миллиона. — Он сделал паузу. — Это не для печати.

Джейк уставился на него, пораженный цифрой.

— Я и не думал, что у немцев столько денег.

— У немцев. Они продают столовое серебро за пачку маргарина. Все что у них осталось. Деньги есть у русских.

Джейк вспомнил потрепанных часовых у Рейхсканцелярии, крестьян, катящих тележки через Потсдамерплац, такую же первобытную, как грязная деревня.

— У русских есть такие деньги? — спросил он с сомнением. — С каких пор?

Мюллер посмотрел на него.

— С тех пор, как мы им дали. — Он в нерешительности замолчал. — Насколько неофициально мы говорим?

— С каждой минутой все больше.

Мюллер продолжил:

— Ловлю вас на слове. Видите ли, первоначальный план состоял в выпуске оккупационных марок. Которые смогут использовать все присутствующие здесь войска и примет местное население, чтобы не путаться в четырех разных валютах. Прекрасно. Министерство финансов изготовило клише и — вот идиоты — отдало один комплект русским. Все равно что дать им денег. Идея, конечно, заключалась в том, что они будут вести строгий учет своей эмиссии, поскольку марки должны конвертироваться в твердую валюту — доллары, фунты стерлингов и так далее. Вместо этого они просто запустили пресс и безостановочно печатают. Сколько — никто не знает. Большей части своих войск они не платили три года. Теперь эти ребята получили денежное содержание в оккупационных марках. Штука в том, что домой они их забрать не могут — русские оккупационные марки не конвертируют, — и теперь у нас целая армия с таким количеством денег, которые они раньше и в глаза не видели, и только одно место, где их можно потратить. Здесь. Поэтому они скупают часы и все, что можно увезти домой. За любую цену. Для них это деньги «Монополии». В свою очередь наши парни принимают марки, поскольку эту валюту обязаны конвертировать, и отсылают их домой как доллары. А министерство финансов получило черную дыру. Мы, конечно, вопим и кричим, но готов биться об заклад — в долларах — что с этих клише мы не получим ни рубля. Русские говорят, что их марки ходят только в Германии, поддерживают местную экономику — пополняют немецкий счет. А мы теперь с трудом можем объяснить, почему столько денег возвращается назад, ведь черного рынка нет, — вот мы и платим. Фактически мы платим за русскую оккупацию здесь. Но никто не хочет касаться этого вопроса. — Он улыбнулся. — И вы тоже.

— Я даже не уверен, понял ли.

— В деньгах никто ничего не понимает. За исключением карманных. Что хорошо для министерства финансов. Если б мы выкинули такой трюк, нас бы отдали под трибунал и выслали отсюда в мгновенье ока.

— Ну и что вы собираетесь с этим делать?

— В десять часов у нас совещание. Генерал Клэй хочет ограничить сумму, которую можно отсылать домой, до фактического оклада. Для военного казначейства это будет головная боль, уже один только учет, и всех вопросов не решит, но, по крайней мере, остановит сильное кровотечение. Конечно, можно будет по-прежнему отсылать домой вещи, но деньги останутся здесь, где им положено. В конечно счете единственное, что сработает — новая валюта, но переживать не стоит. Как скоро, по-вашему, русские согласятся на это?