Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

научился притворяться знающим, когда чего-то не знал, и поскольку имел лишь смутное представление о том, что такое бакалавр, то переспросил об этом Матону. «Бакалавр – это очень толстая и очень трудная книга», – ответила она. Я не высказал никаких сомнений в истинности ее слов.

Другим африканским учителем со степенью бакалавра гуманитарных наук был Бен Махласела. Мы восхищались им не только из-за его академических достижений, но и потому, что он не испытывал ни малейшего страха перед преподобным Харрисом. Даже белые преподаватели вели себя подобострастно по отношению к преподобному, однако мистер Махласела без страха входил в его кабинет и иногда позволял себе даже не снимать при этом шляпу! Он общался с преподобным на равных, порой не соглашаясь с ним тогда, когда другие считали за лучшее просто поддакнуть. Хотя я искренне уважал преподобного Харриса, меня восхищало то, что мистер Махласела не боялся его. В те дни от чернокожего с дипломом бакалавра ожидалось, что он будет расшаркиваться перед белым с начальным школьным образованием. Независимо от того, насколько высоко продвинулся черный, он все равно считался ниже по положению белого, находившегося на самом низу социальной лестницы.

* * *

Преподобный Харрис управлял Кларкбери железной рукой, неизменно руководствуясь при этом чувством справедливости. Школа-интернат Кларкбери была похожа скорее на военное училище, чем на педагогический колледж. Малейшие нарушения тут же наказывались. На лице преподобного Харриса застыло строгое выражение, сразу же дающее понять окружающим, что он не склонен поощрять легкомыслие любого рода.

Когда он входил в кабинет или класс, все сотрудники, в том числе белые завучи педагогических и средних классов, вставали вместе с чернокожим завучем ремесленных классов.

Ученики больше боялись преподобного, чем любили его. Однако в саду я увидел совсем другого Харриса. Работа в его саду принесла мне двойную пользу: наряду с тем, что она на всю жизнь привила мне любовь к садоводству и выращиванию овощей, она также помогла мне лучше узнать преподобного и его семью, первую белую семью, с которой я находился в достаточно близких отношениях. Таким образом, я сделал для себя вывод, что у преподобного Харриса был публичный образ и семейный, домашний, которые сильно отличались друг от друга.

За маской строгости преподобного скрывался мягкий человек широких взглядов, который горячо верил в важность образования для молодых африканцев. Я часто заставал его в своем саду погруженным в глубокую задумчивость. Я старался не беспокоить его и редко заговаривал с ним. Преподобный Харрис всегда оставался для меня образцом человека, бескорыстно преданного доброму делу.

Его жена была так же разговорчива, насколько он отличался молчаливостью. Она была милой женщиной и часто заходила в сад, чтобы поболтать со мной. Теперь я уже вряд ли смогу вспомнить, о чем конкретно мы говорили, но в моей памяти остался вкус восхитительных теплых булочек, которые она приносила мне.

После моего несколько замедленного и ничем не примечательного учебного старта мне, наконец, удалось освоиться в школе. Я смог, ускорившись в освоении своей программы, завершить курс младшей средней школы за два года вместо обычных трех. У меня сложилась репутация ученика с прекрасной памятью, но на самом деле я был просто старательным и прилежным. Когда я уехал из Кларкбери, я потерял след Матоны. Она была ученицей, не живущей при школе, и у ее родителей не было средств оплатить ее дальнейшее образование. Она была необычайно умной и одаренной, однако ее потенциал был ограничен скудными ресурсами ее семьи. Это была история, типичная для Южной Африки. Мой народ постоянно сталкивался с различными ограничениями не из-за отсутствия способностей, а в результате отсутствия соответствующих возможностей.

Время, проведенное в Кларкбери, существенно расширило мои горизонты, но я бы не сказал, что я уезжал молодым человеком широких взглядов, совершенно объективным и беспристрастным. Я встречался в школе с учениками со всего Транскея. Некоторые юноши были из Йоханнесбурга и Басутоленда (в последующем – королевство Лесото). Многие из них были весьма искушенными в разных областях (включая политику) и космополитами по своим взглядам, что заставляли меня чувствовать себя ограниченным провинциалом. Хотя я и пытался подражать им, я прекрасно понимал, что мальчик из сельской местности не может соперничать с ними в их светских манерах. И все же я им не завидовал. Даже когда я покидал Кларкбери, в душе я оставался представителем племени тембу, и я гордился тем, что думал и действовал как один из его членов. Мои племенные корни были моей судьбой, и я верил, что стану советником вождя тембу, как того желал мой опекун. Горизонты моих мечтаний и масштабы моих планов не простирались за пределы Тембуленда, и я считал, что быть сыном племени тембу – самая завидная вещь в мире.

6

В 1937 году, когда мне исполнилось девятнадцать лет, я присоединился к Джастису в Уэслианском методистском колледже Хилдтаун, расположенном в одноименном населенном пункте юго-восточнее города Форт-Бофорт, примерно в ста семидесяти пяти милях к юго-западу от Умтаты. В XIX веке Форт-Бофорт являлся одним из британских аванпостов во время так называемых Пограничных войн, в ходе которых белые поселенцы систематически лишали различные племена народа коса их земель. За столетие этого конфликта многие воины народа коса прославились своей храбростью. В историю вошли такие замечательные герои, как Маханда, Сандиле, Макома. Последние двое были заключены колониальными британскими властями в тюрьму на острове Роббен, где и умерли. Ко времени моего прибытия в районе Хилдтауна осталось мало следов сражений прошлого века, кроме главного: Форт-Бофорт был городом белых людей, где когда-то жил и занимался сельским хозяйством народ коса.

Расположенный в конце извилистой дороги с видом на зеленую долину колледж Хилдтаун был гораздо красивее и производил более сильное впечатление, чем школа-интернат Кларкбери. В то время это было самое крупное учебное заведение для африканцев ниже экватора, в котором обучалось более тысячи учеников (как юношей, так и девушек). Его изящные, увитые плющом здания в колониальном стиле и тенистые дворики придавали ему вид привилегированного академического оазиса, которым он и являлся на самом деле. Как и Кларкбери, Хилдтаун являлся объектом миссионерской деятельности методистской церкви и предоставлял христианское и гуманитарное образование, основанное на английской модели.

Директором Хилдтауна был Артур Веллингтон, толстый и чопорный англичанин, который хвастался своей связью с герцогом Веллингтоном. В начале школьных собраний он выходил на сцену и говорил своим глубоким басом: «Я – потомок великого герцога Веллингтона, аристократа, государственного деятеля и генерала, который сокрушил француза Наполеона при Ватерлоо и тем самым спас цивилизацию для Европы, а также и для вас, туземцев». При этом всем нам следовало с энтузиазмом аплодировать ему, чтобы