Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - Эдвин Бивен

простофиля – были пустым местом, однако Олимпиада, бабушка маленького Александра, и Эвридика, супруга Филиппа, ожесточенно противостояли друг другу. Регент принял участие в планах Олимпиады, и в 317 г. до н. э. и Филипп, и Эвридика были уничтожены. Номинальное правление теперь оказалось в руках одного Александра. До конца 317 г. до н. э. Кассандр напал на саму Македонию. Убийство Филиппа и Эвридики сделало саму страну враждебной Олимпиаде и Полиперхонту. Когда наступила зима, регент был скован войсками Кассандра в Азоре, а Кассандр осаждал царское семейство в Пидне. Весной 316 г. до н. э. Пидна пала. Царь попал в руки Кассандра. Вскоре он стал хозяином Македонии, а Олимпиада была казнена.

Ситуация упростилась не только из-за подавления царского дома. В ходе борьбы македонских вождей осталось четверо – наиболее приспособленные или самые удачливые. Остальные или ушли со сцены, как Пердикка и Эвмен, Пифон или Певкест, или согласились остаться в подчиненном положении по отношению к одному из четверых, как новые сатрапы на Востоке под властью Антигона и Селевк под властью Птолемея. И из этих четырех Антигон занимал положение, затмевавшее всех остальных. Его власть простиралась над всей Азией от Средиземноморья до Хорасана, в то время как из остальных трех Птолемей владел только Египтом и Северной Сирией, Кассандр имел только что укоренившуюся и ненадежную власть над Македонией, а Лисимах поддерживал свою независимость в полуварварской стране Фракии.

Произошла любопытная перемена в положении Антигона: теперь он оказался практически наследником Пердикки. Пока принцип одного центрального правительства в империи означал, что над ним будет какой-то властитель, амбиция ставила его среди противников этой власти; когда его амбиции поднялись выше, они сделали его теперь защитником этого принципа – с той только разницей, что теперь это центральное правительство было его собственным. Соответственно, вскоре он оказался в состоянии войны со своими старыми союзниками и заключил союзы с множеством старых врагов, остатками роялистской партии. История следующих четырнадцати лет (315–301 до н. э.) – это история долгого сражения Антигона за Македонию.

До того как Антигон вернулся на Запад в 315 г. до н. э., Птолемей, Кассандр и Лисимах решились на совместные действия. Наши источники утверждают, что значительную роль в создании этого альянса сыграл Селевк, но другим трем вождям, возможно, почти не нужно было объяснять, что надо остерегаться Антигона[41]. Их посланники встретились с Антигоном весной 315 г. до н. э. в Северной Сирии и изложили ему требования, которые они выставляли как его союзники в последней войне против роялистов. Среди этих требований были разделение завоеванной территории в Азии, восстановление власти Селевка в Вавилонии и возвращение ему захваченных сокровищ. Антигон с презрением отверг эти требования. Затем обе стороны стали готовиться к битве. Народы Азии увидели свидетельство решительности своего монарха по всем большим дорогам: через определенные интервалы были устроены станции для быстрого сообщения, на вершинах сделали маяки[42].

Война с Антигоном, по крайней мере в том, что касалось Селевка, распадается на две фазы. В первой (315–312 до н. э.) Селевк был просто подчиненным, «одним из князей» Птолемея[43], как описывает его книга Даниила. Мы слышим, что он командовал флотом Птолемея, который в 315 г. до н. э. угрожал побережью Ионии, в то время как Антигон решился стать хозяином морей в качестве предварительной меры перед нападением на Македонию[44]. Вскоре Селевк оказался на Кипре вместе с братом Птолемея Менелаем, сражаясь со сторонниками Антигона на этом острове[45]. В следующем году (314 до н. э.)[46] он опять оказался в Эгейском море. Эти операции, составлявшие часть плана кампании, в которой Селевк не был главнокомандующим, мы далее обсуждать не будем.

Затем пришел 312 г. до н. э. – великий год Селевка, начальный пункт его эры, которая была установлена царями из его династии на Востоке и все еще использовалась как «греческий год» долгое время после того, как династия Селевкидов перестала существовать. Весной этого года Антигон был в Малой Азии, считая, что путь на Европу по меньшей мере открыт. Чтобы уберечься от атаки из Египта с фланга, его сын Деметрий – блестящий и распущенный человек, к карьере которого можно особенно удачно применить банальное сравнение с метеором, – остался с армией, чтобы удерживать Киликию и Сирию. Южная Сирия (Палестина), так же как и Северная, в тот момент была занята войсками Антигона; войска Птолемея были изгнаны в 315 г. до н. э., в самом начале войны. На совете у Птолемея было решено, что настало время для наступления. Селевк, согласно нашим источникам, был основным сторонником этой меры[47]. Большая армия под предводительством Птолемея и Селевка двинулась через пустыню на Палестину. На пороге этой страны, близ Газы, их встретил Деметрий. Произошло решительное сражение – одна из великих битв этого времени. Деметрий был полностью разбит. Тогда Сирия была потеряна для Антигона. Его поход на Македонию был остановлен; ему пришлось перестраивать весь свой план действий. Это был самый серьезный удар, который был нанесен Антигону с начала войны.

Но в конечном счете последствия этой битвы оказались более значимыми, чем ее непосредственный исход. Теперь у Селевка появился шанс, и он мгновенно им воспользовался. Непосредственно после битвы он получил от Птолемея, который благоприятно отнесся к его предприятию, отряд из 800 пехотинцев и 200 всадников, и с ними он отправился отвоевывать свою старую провинцию – Вавилонию. Небольшой отряд пошел по дороге, которая пересекала Евфрат в Северной Сирии. Даже для возвращения одной провинции эта сила, казалось, была смехотворно мала. О спутниках Селевка нам рассказывают, что по дороге у них появились дурные предчувствия. Они стали сравнивать себя с огромной силой, против которой собрались сражаться. Но Селевка было не запугать. История этих судьбоносных дней – так, как она была изложена автором, за которым следовал Диодор, история, рассказанная тем, кто смотрел на нее в свете последующих триумфов, – окружена неким пророческим ореолом. Селевк был уверен в своей судьбе. Он напомнил своим спутникам о падении Персидской державы перед лицом Александра, превосходившего персов знаниями. На самом деле он был прав, понимая, на сколь шатких основаниях покоятся монархии (таких Восток видел очень много), которые удерживаются лишь военной силой, не скрепленные цементом нации. Рассказчик далее заставляет Селевка поддерживать отвагу своих спутников с помощью оракула Дидимского Аполлона, приветствовавшего его как царя, и видения Александра. «Он также изложил им, что все, что люди почитают и чем восхищаются, достигнуто трудами и опасностями»[48]. В этом случае некоторые идеализированные черты вполне оправданы. Действительно, именно в таком виде эти дни запечатлелись в памяти людей.

Отряд Селевка