Дорога - Наталия Крандиевская-Толстая

«По радио дали тревоги отбой…»

По радио дали тревоги отбой.Пропел о покое знакомый гобой.Окно раскрываю, и ветер влетает,И музыка с ветром. И я узнаю

Тебя, многострунную бурю твою,Чайковского стон лебединый, Шестая, —По-русски простая, по-русски святая,Как родины голос, не смолкший в бою!

«Непредвиденный случай…»

Непредвиденный случай,Иль удача моя,Или просто живучейУродилася я,—

Но была не легка мнеУчасть, — день изо дня,Так вот, с камня на каменьПерепрыгивать пламеньНад пучиной огня.

Угадать направленье,Сил удвоить запас,Чтобы ни на мгновеньеДальний берег спасеньяНе терялся из глаз.

Верить, верить со страстьюВ этот берег, такойОчевидный, что счастьяСлышать пульс под рукой…

О какой же геройскойГоворишь ты судьбе?Это все только поискиТроп, ведущих к тебе.

«Старик Кутузов…»

Старик Кутузов,Лукавая лиса,Загнал французовВ Смоленские леса.

Была удачаСто тридцать лет назад!Теперь иначеСпасем мы Ленинград.

Хитрей подъедем,Не в лес пошлем врагаИ не к медведям,А к черту на рога!

У трофейной пушки

Стоит короткая, как жаба,Пудовую разинув пасть.И преисподняя могла быТакое чудище проклясть.

Гляди, — вот этой раскорякеМишенью дивный город был!Адмиралтейства шпиль, Исакий, —По ним огонь ее палил.

Ей вырвали из глотки жалоИ выбросили из игрыВ музей, — а больше бы присталоТакой лететь в тартарары!

Памяти А. Н. Толстого

(1945–1946)

«Давность ли тысячелетий…»

Давность ли тысячелетий,Давность ли жизни однойПризваны запечатлеть мы, —Все засосет глубиной,Все зацветет тишиной.

Все сохранится, что было.Прошлого мир недвижим.Сколько бы жизнь ни мудрила,Смерть мне тебя возвратилаВновь молодым и моим.

I. «…И снится мне хутор за Волгой…»

                      I

…И снится мне хутор за Волгой,Киргизская степь, ковыли,Протяжно рыдая и долго,Над степью летят журавли.

И мальчик глядит босоногийВослед им и машет рукой:— Летите, счастливой дороги!Ищите весну за рекой!

И только по сердцебиенью,По странной печали во снеЯ вдруг понимаю значеньеТого, что приснилося мне.

Твое это детство степное,Твои журавли с высотыРыдают, летя за весною,И мальчик босой — это ты.

II. «Я вспоминаю берег Трои…»

                     II

Я вспоминаю берег Трои,Пустынные солончаки,Где прах Гомеровых героевРазмыли волны и пески.

Замедлив ход, плывем сторонкой,Дивясь безмолвию земли.Здесь только ветер вьет воронкиВ сухой кладбищенской пыли,

Да в небе коршуны степныеКружат, сменяясь на лету,Как в карауле часовыеУ древней славы на посту.

Пески, пески — конца им нету.Мы взглядом провожаем ихИ, чтобы вспомнить землю эту,Гомера вспоминаем стих.

Но все сбивается гекзаметрНа пароходный ритм винтов…Бинокль туманится — слезами ль?Дымком ли с дальних берегов?

Ты говоришь: «Мертва Эллада,И все ж не может умереть…»И странно мне с тобою рядомВ пустыню времени смотреть,

Туда, где снова ДарданеллыВыводят нас на древний путь,Где Одиссея парус белыйВолны пересекает грудь.

III. «Я желтый мак на стол рабочий…»

                     III

Я желтый мак на стол рабочийВ тот день поставила ему.Сказал: «А знаешь, между прочим,Цветы вниманью моемуСобраться помогают очень».И поворачивал букет,На огоньки прищурясь мака.В окно мансарды, на паркетПлыл Сены отраженный свет,Павлин кричал в саду Бальзака.И дня рабочего покой,И милый труд оберегая,Сидела рядом я с иглой,Благоговея и мечтаяНад незаконченной канвой.

Далекий этот день в ПассиТы, память, бережно неси.

IV. «Взлетая на простор покатый…»

                      IV

Взлетая на простор покатый,На дюн песчаную дугу,Рвал ветер вереск лиловатыйНа океанском берегу.

Мы слушали, как гул и грохотНеудержимо нарастал.Океанид подводный хохотНам разговаривать мешал.

И чтобы так или иначеО самом главном досказать,Пришлось мне на песке горячемОдно лишь слово написать.

И пусть его волной и пенойЧерез минуту смыл прилив, —Оно осталось неизменно,На лаве памяти застыв.

V. «Ты был мне посохом цветущим…»

                      V

Ты был мне посохом цветущим,Мой луч, мой хмель.И без тебя у дней бегущихПомеркла цель.

Куда спешат они, друг с другомРазрознены?Гляжу на жизнь свою с испугомСо стороны.

Мне смутен шум ее и долог,Как сон в бреду.А ночь зовет за темный полог:— Идешь? — Иду.

VI. «Торжественна и тяжела…»

                      VI

Торжественна и тяжелаПлита, придавившая плоскоМогилу твою, а былаОбещана сердцу березка.

К ней, к вечно зеленой вдалиШли в ногу мы долго и дружно, —Ты помнишь? И вот — не дошли.Но плакать об этом не нужно.

Ведь жизнь мудрена, и трудыПредвижу немалые внукам:Распутать и наши следыВ хождениях вечных по мукам.

VII. «Мне все привычней вдовий жребий…»

                      VII

Мне все привычней вдовий жребий,Все меньше тяготит плечо.Горит звезда высоко в небеЗаупокойною свечой.

И дольний мир с его огнямиТускнеет пред ее огнем.А расстоянье между намиКороче, друг мой, с каждым днем.

VIII. «Длинной дорогою жизнь подводила…»

                     VIII

Длинной дорогою жизнь подводилаК этому страшному дню.Все, что томилось, металось, грешило,Все предается огню.

Нет и не будет виновных отныне,Даруй прощенье и мне.Даруй смиренья моей гордынеИ очищенья в огне.

Когда виден берег

(1946–1957)

«На рассвете сон двоится…»

Себе

На рассвете сон двоится,Холодок какой-то снится,И сквозь сон из тишиныНарастает гул струны.

Странный сон, сквозной и хрупкий,Сон, готовый на уступки…Жизнь висит на волоске,Бьется жилкой на виске.

Я хочу сквозь сон пробиться,Закричать, перекреститься,Страх осмыслить наяву,Убедиться, что живу!

И, проснувшись, долго, странно,На квадрат окна туманныйИ на бледную зарю,Как воскресшая, смотрю.

16 декабря 1947

«Клонятся травы ко сну…»