Дорога - Наталия Крандиевская-Толстая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
II. «На салазках, кокон пряменький…»
II
На салазках, кокон пряменькийСпеленав, везетМать заплаканная, в валенках,А метель метет.
Старушонка лезет в очередь,Охает, крестясь:«У моей, вот тоже, дочери,Схоронен вчерась.
Бог прибрал, и, слава господу,Легше им и нам.Я сама-то скоро с ног спадуС этих со́ ста грамм».
Труден путь, далек до кладбища,Как с могилой быть?Довезти сама смогла б еще, —Сможет ли зарыть?
А не сможет — сложат в братскую,Сложат, как дрова,В трудовую, ленинградскую,Закопав едва.
И спешат по снегу валенки, —Стало уж темнеть.Схоронить трудней, мой маленький,Легче умереть.
III. «Шаркнул выстрел. И дрожь по коже…»
III
Шаркнул выстрел. И дрожь по коже,Точно кнут обжег.И смеется в лицо прохожий:«Получай паек!»
За девицей с тугим портфелемСтаричок по панелиЕле-елеБредет.
«Мы на прошлой неделеМурку съели,А теперь — этот вот…»Шевелится в портфелеИ зловеще мяукает кот.
Под ногами хрустятНа снегу оконные стекла.Бабы мрачно, в рядУ пустого ларька стоят.«Что дают?» — «Говорят,Иждивенцам и детям — свекла».
IV. «Обледенелая дорожка…»
IV
Обледенелая дорожкаПосередине мостовой.Свернешь в сторонку хоть немножко, —В сугробы ухнешь с головой,
Туда, где в снеговых подушкахЗимует пленником пургиТроллейбус, пестрый, как игрушка,Как домик бабушки Яги.
В серебряном обледененьеЕго стекло и стенок дуб.Ничком, на кожаном сиденьеЛежит давно замерзший труп.
А рядом, волоча салазки,Заехав в этакую даль,Прохожий косится с опаскойНа быта мрачную деталь.
V. «За спиной свистит шрапнель…»
V
За спиной свистит шрапнель.Каждый кончик нерва взвинчен.Бабий голос сквозь метель:«А у Льва Толстого нынчеВыдавали мервишель!»
Мервишель? У Льва Толстого?Снится, что ли, этот бред?Заметает вьюга след.Ни фонарика живого,Ни звезды на небе нет.
VI. «Как привиденья беззаконные…»
VI
Как привиденья беззаконные,Дома зияют безоконныеНа снежных площадях.И, запевая смертной птичкою,Сирена с ветром перекличкоюБратаются впотьмах.
Вдали, над крепостью Петровою,Прожектор молнию лиловуюТо гасит, то зажжет.А выше — звездочка булавкоюНад Зимней светится канавкоюИ город стережет.
VII. «Идут по улице дружинницы…»
VII
Идут по улице дружинницыВ противогазах, и у хоботаУ каждой, как у именинницы,Сирени веточка приколота.
Весна. Война. Все согласовано.И нет ни в чем противоречия.А я стою, гляжу взволнованноНа облики нечеловечии.
VIII. «Вдоль проспекта, по сухой канавке…»
VIII
Вдоль проспекта, по сухой канавке,Ни к селу ни к городу цветы.Рядом с богородицыной травкойОгоньки куриной слепоты.
Понимаю, что июль в разгареИ что полдень жатвы недалек,Если даже здесь, на тротуаре,Каблуком раздавлен василек.
Понимаю, что в блокаде лето,И, как чудо, здесь, на мостовой,Каменноостровского букетаЯ вдыхаю запах полевой.
Лето 1942
Отъезд
I. «Паровозик свистнул тощий…»
I
Паровозик свистнул тощий,И махнул платок — прости!Чем старее мы, тем прощеНам и эту боль снести.
Только с сердцем сладить надо,Крепко сжать его в комок.Так. Прощай, моя отрада.Добрый путь тебе, сынок.
II. «А писем нет. И мы уж перестали…»
II
А писем нет. И мы уж пересталиЖдать дня, который вместе проведем.Дрожит на люстре и звенит хрусталик,Зенитки бухают и сотрясают дом.
А за окном ханжой сирена воет,О гибели, проклятая, скулит.Беспечность ли, желанье ли покояМне в эту гибель верить не велит?
Пишу стихи, и к смерти не готоваЯ в эти дни. А ты? Ты к ней готов?Открытку с фронта, два бы только слова,Хотя бы молнию, что жив ты и здоров!
«Раны лечат только временем…»
Раны лечат только временем,Срок не далеко.Даже смерть простым забвениемЗалечить легко.
Будет день — на небо ясноеТишина взойдет.Из-за облака фугаснаяК нам не упадет.
Будет день — в прихожей маленькойБудет толчея.Я стяну с внучонка валенки.Вот она — семья!
Затопочут ножки быстрыеВ комнату мою.Я до той минуты выстою,Клятву в том даю.
Если ж нет… Сотрется временем,Станет — далеко.Даже смерть простым забвениемЗалечить легко.
Читая Диккенса
Никнет, дрожит фитилек,Копоти больше, чем света.Но ни один огонекНе был дороже, чем этот.
Диккенс забытый. ДобромДышит бессмертным страница.И сострадания бромС повестью в сердце струится.
Тьма за окном, как в аду.Что эта тьма затаила?Чую, с добром не в ладуНочи нечистая сила.
Слышу, взрывается мрак,Бьет пулемет под сурдинку.Снова проклятый маньякСмерти заводит волынку.
Что ему светлая ширьДум, милосердье любови?Крови возжаждал, упырь,Уничтоженья и крови!
Никнет, дрожит фитилек,Словно на тоненьком стеблеСел золотой мотылек,Ветра дыханьем колеблем.
Но, принимая из рукВ руки его, как лампаду,Мы пронесем его, друг,Через войну и блокаду.
Новогодний тост
М. Н. Филипповой
Машенька! Нам город не прощаетСлез и жалоб, расточенных зря.Дела много. Больше, чем вмещаетЗимний день короткий декабря.
Этот день мы вытянем, как жребий,Стойкие в удачах и в беде,И не будем говорить о хлебе,И не будем думать о еде.
Мы с тобою не герои. ЛюдиФронта мы, каленые сердца.Нам понятен разговор орудий,Ясен довод пули и свинца.
Иногда и похандрить придется,Повстречать бессонницей зарю.С орденом Никола твой вернется,В сотый раз тебе я говорю!
Машенька, давай не подкачаем,Вахту ленинградскую держа!Сорок третий мы вдвоем встречаем.Нет вина, что ж — чокнемся и чаем,Каждым часом дружбы дорожа!
Три верности
