Бриллианты грязной воды - Пол Эрткер

расслабилось. Без зрения он мог ориентироваться только по звуку. И сейчас он слышал другие машины.

«Тесла» резко повернула направо. Лукас попытался визуализировать пространство вокруг. В его голове как будто раскрылась карта. Он предположил, что они промчались мимо супермаркета и «Севен-элевен», в который они с Ножиком любили захаживать.

В темноте его сознание снова обратилось к мыслям о том, почему он сделал то, что сделал. Лукас знал: он должен выяснить все о своей матери. Должен выяснить, может ли она быть жива после стольких лет.

Следующий поворот Магнус прошел не снижая скорости. Он резко повернул влево, и центростремительная сила отбросила Лукаса в правую стенку. Лукас услышал жужжание монорельса. «Тесла» остановилась, а затем в считаные секунды разогналась до шестидесяти миль – почти сто километров в час.

Лукаса пригвоздило к задней крышке багажника. Пока они летели сквозь поток машин, он пытался отслеживать каждый поворот.

Через несколько минут «Тесла» замедлилась. Они въехали на бордюр, и Лукас услышал грохот гаражной двери. Магнус развернул машину и сдавал задним ходом. Звук двери стал тише.

Через секунду акустика поменялась: они въехали в какое-то помещение. Затем воцарилась тишина. Открылись дверцы машины.

Магнус распахнул багажник и жестом велел Лукасу выбираться; тот вывалился наружу, сжимая в руках свидетельство о рождении. Магнус нажал кнопку, и огромная дверь на роликах начала опускаться. Точно большущие зубы, запирающие их в гигантской пасти.

Прежде чем свет померк, Лукас запечатлел в памяти все окружающее.

Он предположил, что они находятся в одном из подсобных помещений отеля, который, скорее всего, является Хорошим Отелем Лас-Вегаса. Помещение больше всего напоминало отдельный личный вход и вмещало только две машины.

Второе парковочное место занимал «Субербан» с тонированными стеклами. На номере значилось: «Все хорошо».

Дверь окончательно закрылась, и гараж погрузился во тьму, слегка разбавляемую единственной лампочкой над металлической дверью. Которая, несомненно, вела внутрь.

Магнус протянул руку женщине с длинными черными волосами. Затем он указал на бетонную лестницу, ведущую к металлической двери. Лукас посмотрел на женщину, освещенную тусклым светом.

Начальник службы безопасности Хорошей Компании повел их по длинному коридору, пахнущему луком.

Рация на его плече ожила.

– Магнус?

Он нажал кнопку и заговорил:

– Да?

– У нас проблемы с аудио- и видеосистемами наблюдения, – произнесла мисс Гунерро. – Ты нужен здесь, сейчас же.

– Что насчет мальчишки и его матери? – спросил Магнус.

– Оставь их в камере хранения. Дадим им немного времени наедине. Уверена, оно им необходимо.

В конце коридора Магнус открыл дверь холодильника. Одинокая лампочка, висящая в центре комнаты, отбрасывала круг света на бетонный пол. Слева полки ломились от банок газировки. В глубине комнаты стояли табуретки. Справа стену покрывала гофрированная жесть.

– Мисс Гунерро скоро посетит вас, – сказал Магнус. – Не стесняйтесь брать напитки.

Он покинул комнату и захлопнул за собой тяжелую дверь.

Лукас и женщина сели на пару стульев друг напротив друга. Лукас бросил папку на пол себе под ноги. Взял банку колы, открыл ее, сделал глоток.

Целый ворох вопросов, накопленных за всю его жизнь, жег внутренности Лукаса. Сомнение и надежда боролись за место в его сердце. Когда глаза привыкли к тусклому освещению, он сразу перешел к делу:

– Ты моя мама?

Собираясь с мыслями, женщина с длинными черными волосами смотрела на него. В тусклом свете Лукас наконец-то смог разглядеть ее глаза.

Он знал правду на уровне инстинктов.

И у него был надежный способ убедиться в этом.

Глава 17

Когда знаешь, тогда знаешь

Если ты живешь в отеле с детьми со всего мира, у которых нет настоящей истории, родителей, ярких воспоминаний о том месте, где они выросли, нет любимого места для купания, нет дома бабушки, нет спортивного кружка или парка, то ты наверняка встретишь много детей, которые привыкли лгать. Фабриковать правду. Изобретать себе прошлое.

Как и любой другой, Лукас хотел знать, кто он. Но без собственной истории, на которую можно было бы положиться, он раз за разом врал самому себе о своем детстве. Он отчаянно хотел узнать свое прошлое. И, поскольку его у него не было, ему пришлось его создать.

Лукас всегда врал самому себе – в том числе и о своей биологической матери. Он знал, что она не может быть живой. Он проводил расчеты миллион раз. Она бы уже связалась с ним. Она знала монахинь с Огненной Земли, у которых оставила Лукаса и свидетельство о рождении. Монахини знали Джона Бенеса. Она могла хоть раз позвонить. Она могла бы послать сообщение. Или даже использовать азбуку Морзе.

Как-то. Каким-то образом.

Сидя в холодильнике один на один с женщиной, Лукас дошел до новой и пугающей идеи. Женщина перед ним может быть шпионом.

Шпионом мисс Гунерро.

У Лукаса было три излюбленных способа разоблачить лжеца.

Первый: лучшие лжецы – люди творческие. Мысль Сибы Гунерро: «Говори настолько большую ложь, чтобы они должны были в нее поверить». Творческие лжецы используют правое полушарие мозга, потому их глаза часто отклоняются влево, когда они придумывают историю.

Второй в списке Лукаса шла фальшивая улыбка. Признак глубокой, неудобной лжи.

И третье – поток неважной информации, который лучше всего раскрывал лжеца-новичка.

Женщина напротив него провалилась по всем трем пунктам.

Ее первыми словами стала фраза: «Я помню тот день, когда отвела тебя к монахиням». Ее взгляд медленно склонился влево, когда правая сторона мозга начала раскрашивать деталями явно заученную историю.

Матери всегда говорят: «Я помню день, когда ты родился».

Женщина убрала ворсинку с платья.

– Ты только что родился, стоял прекрасный солнечный день, и ты был в прекрасном сине-красном комбинезоне с маленькими белыми пуговицами из слоновой кости. Горничные в Хорошем Отеле Буэнос-Айреса подарили мне замечательные подарки на рождение…

Лукас перестал слушать. Он родился в день солнцестояния – двадцать первого июня. В Южном полушарии. В первый день зимы.

– …я понесла тебя через поле цветов фахина и…

«Зимой не бывает цветов», – подумал Лукас.

– …и ты был таким милым, – продолжала она.

«О’кей, – решил он, – это, возможно, правда».

Женщина почесала нос, и Лукас убедился, что видит отражение вины в ее глазах.

– Мое сердце раскололось на части, когда я сделала то, что сделала. Надеюсь, ты простишь меня, Лукас, но мисс Гунерро убила бы нас обоих. Так было безопаснее для тебя – и для меня тоже. Надеюсь, ты веришь мне. Идею отвезти тебя к монахиням мне подкинула мадам Бич.

Лукас кивнул. Не соглашаясь с тем, что она сказала, а подтверждая то, что он