Рандеву - Верхуф Эстер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Впрочем, здесь и других дел достаточно. Мы продолжим завтра. Ты осторожно едешь?
— Да, все в порядке.
— Ну пока.
И Эрик отключился.
Я так и осталась с телефоном, зажатым в руке, уставившись прямо перед собой.
— Эрик? — спросил Мишель.
Я кивнула.
Казалось, это его ничуть не смутило.
Меня затрясло. Вдруг стало холодно. Я только сию минуту осознала ситуацию. И не просто осознала. Паника усилилась, а с нею и дрожь. Единственное, чего мне сейчас хотелось, это как можно скорее обсохнуть. А еще — стереть с себя все следы. Все следы того, что я только что сделала, чему позволила произойти. Я не могла показаться на глаза ни Эрику, ни Изабелле, ни Бастиану, никому, в одежде, которая была на мне, все еще влажной, прилипшей к телу.
— Нам надо высушиться, — сказала я. — Мы не можем вернуться в таком виде.
— Почему?
— Как почему? Как это можно объяснить?
Я подняла руку, чтобы показать. Хлопок прилип к моей коже.
— Мы насквозь мокрые. Разве так можно вымокнуть, пробежав от ресторана до машины?
Так бывает лишь после прогулки вдвоем по пустынному пляжу, когда идет проливной дождь, да и то потому, что вы, упиваясь счастьем, его не заметили. В таком случае можно так вымокнуть. Эрик это увидит. И любой другой человек тоже увидит. Они будут смотреть на тебя, на твою одежду, на мокрые волосы, вдыхать соленый морской воздух, которым пахнешь ты, он, и все поймут. Образы, которые ты спрятала у себя в голове, прокрутятся, как кадры фильма, ясно и отчетливо видимые каждому, кто на вас посмотрит.
Он приподнял плечо. Это был характерный для него жест, ведь обычно все пожимают обоими плечами. Он — одним.
— Мы высохнем, пока доберемся до дома.
— Нет! — я возразила очень резко. — Я так не хочу!
Он закурил и нехотя сказал:
— Можно заехать в Либурн. Там живет одна моя знакомая. У нее есть сушилка.
Мысль, чтобы, промокнув до нитки, поехать вместе с Мишелем к женщине, у которой есть сушильная машина, извиняться перед кем-то, кого я совсем не знаю, раздеваться в незнакомом доме и ждать, пока хозяйка высушит мою одежду, показалась мне сюрреалистической.
Все последние часы казались мне абсолютно сюрреалистическими.
Я отбросила назад мокрые волосы и услышала собственный голос:
— Либурн так Либурн. Отлично! Поехали.
Знакомую Мишеля звали Жанетта. Она была моего возраста или чуть старше. Приветливое, дружелюбное лицо, густые темно-каштановые вьющиеся волосы, которые она убирала под широкую повязку. У Жанетты оказалась соблазнительная фигура с широкими бедрами, а вообще-то она походила на цыганку. Во всяком случае, непрерывно курила. И, пожалуй, пила тоже. Под столом в гостиной стояли три пустые винные бутылки. Ее дом вплотную примыкал к узкому тротуару. Каждый грузовик, проезжавший мимо, вызывал вибрацию, заставлявшую плясать чашки на столе.
Определенно, у Жанетты была тяжелая жизнь.
Она вела себя так, будто это в порядке вещей — вымокший под дождем Мишель, появившийся на ее пороге с чужой женщиной. Нельзя ли здесь обсушиться?
Боже мой, как неловко я себя чувствовала в слишком широком халате и розовых шлепанцах! Именно в таком виде я пила чай на диване у Жанетты.
Мишель сидел рядом, играя с собакой хозяйки. Это был молодой пес, неуклюжий и шаловливый, по виду — лайка[24], один глаз — голубой.
Жанетту собака забавляла гораздо меньше, чем Мишеля. Мне пришлось выслушать ее жалобы на псину, у которой, по ее мнению, было слишком много энергии. Она сделала неверный выбор, надо бы завести пуделя, но этот щенок так умильно смотрел на нее, сидя за витриной зоомагазина, что она не смогла пройти мимо.
— Со мной всегда так, — сказала Жанетта с извиняющейся улыбкой. — Мне стало его жалко. Я не смогла сказать «нет».
Она погасила окурок в пепельнице и засунула пачку сигарет между цветочным горшком и фигурками кошек.
Пес улегся к Мишелю на колени, широко расставив задние лапы, потом перевернулся, дотянулся до его шеи, положил лапы на плечи и с восторгом лизнул его в щеку. Пушистый серый хвост весело мотался туда-сюда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Мне бы хотелось найти ему другого хозяина, — продолжала Жанетта. — Я не хочу отдавать его в приют. Может, они его там усыпят. А он очень милый, вот только эта энергия… Он не годится для города. Его бы кому-нибудь, кто живет в деревне, где есть место, чтобы побегать. Это было бы идеально.
Мишель взглянул на меня.
— Слышишь?
Я кивнула.
Шоссе, по которому мы ехали, сбегало вниз по долине. Гектары виноградников, насколько хватало глаз. То тут, то там на вершине холма виднелся замок или загородный дом. Дождь кончился, но небо по-прежнему было затянуто тучами.
Пират скулил на заднем сиденье. Он явно не привык ездить в машине. Поскулив, пес перешел на жалобный вой.
— Наверное, ему надо пописать, — сказал Мишель.
В его голосе я услышала напряжение.
Чуть дальше была площадка для парковки. Я доехала до ее середины и выключила мотор.
Мишель вышел. Открыл заднюю дверь, позвал Пирата, и они отправились к лесу. Я видела, что он разговаривает с собакой.
Подняв уши, Пират искоса смотрел на него. Пушистый хвост, почти свернутый в колечко, задорно раскачивался над его спиной.
Поодаль от меня стояла машина с прицепом. Я видела женщину, которая на заднем сиденье переодевала ребенка. Она подала мужу белый пакетик, и тот пошел с ним к мусорному баку.
Похоже, Мишель с Пиратом от души забавлялись. Пес прыгал, будто нападая, а Мишель, уклоняясь, играл с ним. У меня это вызвало какое-то теплое чувство. Глядя на них, я поняла, что испытываю не только влечение к мужчине. Не только плотское желание.
Это было нечто большее.
Мы ехали километр за километром в молчании. Оно казалось невыносимым, болезненным, но я просто не знала, что сказать.
Все, что приходило в голову, представлялось мне тяжеловесным или наигранным, фальшивым. Нас разделял и языковый барьер, и от этого мне становилось еще тягостнее, потому что я не была уверена в том, поймет ли он, что я хочу сказать.
Я не знала слов, которые хотела сказать, на его языке. Меня тяготило то, что я сама создала эту ситуацию или, по крайней мере, позволила ей возникнуть. Безусловно, мне не на что и не на кого было перекладывать ответственность.
— Здесь надо съехать, — сказал Мишель.
Я направила машину за большим грузовиком и включила сигнал правого поворота. Не прошло и пяти минут, как мы уже ехали по дороге, ведущей к дому.
Почти дома.
Мой желудок сжался.
— Я хочу увидеть тебя еще, — эти слова прозвучали внезапно.
Я кивнула.
— Конечно. Ты у нас работаешь и будешь видеть меня каждый день.
— Ты понимаешь, о чем я говорю.
Еще пол километра.
Я в смятении остановила «вольво» у обочины и повернула ключ зажигания. Я говорила, не глядя на него.
— Мишель, у меня дети. Я их очень люблю. Я замужем. То, что случилось сегодня… То есть не случилось… Это…
Он повернулся ко мне и быстрее, чем я смогла отреагировать, положил руку мне на шею. И сразу крепко поцеловал в губы.
— Я хочу увидеть тебя еще, — повторил он и отпустил меня.
Я на мгновение закрыла глаза, чтобы немного успокоиться, прежде чем заведу мотор.
13
Воспитание и развитие «внешнего человека»[25] — процесс непрерывный. Особенно это важно во избежание его выпадения из социума.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Такие виды искусства, как, например, литература, должны были бы утолить голод «внутреннего человека», но после чтения становится ясно, что двух идентичных «внутренних людей» не существует, и от этого у меня крепнет чувство, что каждый человек в своей глубинной сущности является единственным, а видимость того, что это не так, основана на внешнем сходстве и поверхностных представлениях о личности.