Нам с тобой нельзя (СИ) - Орлова Юлианна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
—Ты молода, а я на целую жизнь старше тебя и по уши в крови, не всегда эта кровь была оправдана, как и не всегда пострадавшие заслуживали то, что я с ними совершал. Помимо всего прочего, я потерян для общества. Я убийца, Света. Я убивал людей. За дело и без дела. И буду убивать дальше. Хочешь знать, что я сделал с тем, кто пытался тебя изнасиловать?
Что? Сердце замирает, словно его отключили физически. Словно вытянули вилку из розетки. Раз и все. Потухло. Господи, что я натворила?
—Я…
Но Никита продолжает говорить. Резко. Больно ударяя меня словами как кнутами.
—Ты не помнишь, да. Ты ничего не помнишь, потому что тебя накачали невесть какой дрянью, и ты два дня была в отключке. Так вот, Света, я заставил его страдать. И поверь мне, такие крики не издает ни одно живое существо. Мне не стыдно. А ты готова принять такое чудовище, как я? Я отвечу за тебя. Нет. Я никогда не смогу замарать тебя в своей грязной жизни, никогда не подвергну тебя опасности и ни за что на свете не смогу поступить с тобой так. Никогда. Именно потому что ты для меня все. Так что, пожалуйста, прекрати делать эти глупости, прекрати, потому что я нахуй слечу с катушек. И полетят головы. Виновных и невиновных, потому что за тебя я буду убивать без разбора.
Сиплость в голосе заставляет меня дрожать. Голос затухает, Никита томным взглядом рассматривает меня, касаясь пальцами щеки. Я перехватываю его ладонь, наши красные нити соединятся на мгновение, но этого достаточно, чтобы мне захотелось взвыть от боли. Никита следит за моим взглядом и хмурится.
—Почему ты так легко отказываешься от меня? — мои губы практически касаются его. Остались миллиметры. Но на деле это километры недопонимания. Невозможности. Боли. — Я всегда выберу тебя, любого. Со всем...багажом.
—Легко. Ни черта это не легко, Света. В моей жизни никогда ничего не было легко, но для тебя я сделаю все, даже самое невозможное.
—Это неправильно. Так резать все неправильно.
—Это самая правильная вещь, что я совершал в своей жизни.
Во мне все вопит от боли, хочется оглохнуть. Мне бесконечно неприятно, обидно.
Отчаяние накрывает лавиной, словно я маленькая песчинка. Я просто на просто не вывожу это все и сталкиваюсь губами с его. Ядерный взрыв из переполненных эмоций. Остро. Словно заветный подарок, получаю свою порцию адреналина, смешанного с чистым счастьем.
Губы, на вкус горькие и острые, такие родные и мои. Ничего не поменялось. Привкус сигарет и мяты. Горечь приправлена моими слезами. Это самый сладкий горький поцелуй.
Я сдвигаюсь к нему так сильно, как могу, как умею, как способна сейчас. Никита замирает, не пытается меня оттолкнуть, но словно статуя сидит, пока я не дыша, не двигаясь, прижимаюсь к нему всем телом. Мои руки сжимают его лицо, остервенело, больно.
Мгновение, растягивающееся на вечность, и он с болезненным стоном перехватывает инициативу, впиваясь в меня голодными укусами. Словно изголодавшийся путник. Мы сталкиваемся языками.
Я обхватываю его широкую талию ногами, умещаясь еще ближе. Мужские руки опускаются на ягодицы, которые сейчас не прикрыты ничем, ведь все задралось до безобразия высоко, лишь голые ноги и такие же голые чувства.
Ночь скроет нашу боль. Подарит сказку.
Так думаю я, пока Никита не отрывается от меня, опуская лицо в ключицу. Тяжелое дыхание оставляет на коже ожоги. Я предчувствую дальнейшую боль. И вот мой взрыв.
—Спать. Ты идешь спать сейчас же.
—Никит, послу…
—Света, уйди. Немедленно, — кричит на меня, ссаживая с коленей. —Этого не должно было случиться. Не должно было, мать твою! Это все не случится никогда, не с тобой. Не со мной. Я никогда не коснусь тебя больше так, — он отворачивается от меня, сжимая руками бутылку виски. Присасывается к горлышку, втапливая в себя максимально много жидкости.
Я понимаю лишь одно, что снова проиграла.
Или он?
Бой с самим собой.
Мне больше не страшно, мне уже никак. Я выпотрошена морально и физически.
11
НИКИТА
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Когда Света в слезах срывается наверх, я готов волком выть. Внутренности разъедает кислотой, глаза просто слепит от желания догнать и прижать к себе. Мне больше вообще ничего не надо, кроме нее, это ненормальное желание обладать переходит всякие границы допустимого.
Я напился как скотина, думал, отпустит. Сука, не отпускает меня. Не отпускает и не отпустит.
В глазах так и стоит сцена, где она верхом на мне целует в губы, крепко прижимаясь всем телом так, что я готов подохнуть, вырвать себе руки с корнями, лишь бы не трогать. И что делаю в ответ? Что? Срываюсь к чертовой бабушке, стоит только сделать вдох. В кровь впивается ее запах и расползается по организму, сладким ядом оседая во мне. Сердце грохочет и шандарахает по ребрам. Физически больно, но как только мне срывает тормоза, я живу и дышу, поглощая каждую секунду, отпущенную мне с моей не моей нежной девочкой.
Сжимая переносицу, я пошатывающейся походкой иду в сторону выхода. Прочь, иначе натворю глупостей, за которые потом сам себе же пристрелю. Как собаку подзаборную. Веду пальцами по губам и рычу в голос, потому что это был чистый глоток воздуха, без которого я не жил просто весь этот год.
На улице сначала не разбираю куда идти, только шиплю охране, чтобы бдили, а сам навожу фокус и с трудом пробираюсь к машине, где откидываюсь на кожаном сидении. Рука все еще сжимает бутылку. Скоро раскрошится от того, с какой силой я впиваюсь в нее. Алкоголь делает только хуже. Только больнее, но я затапливаю себя им, приказывая охране вести меня в клуб Мора.
В голове вспыхивает вечер, от воспоминания которого кровь стынет в жилах.
—У нее сильное отравление, это похоже на паленый алкоголь, но я думаю, что могли и подмешать что-то, кровь я собрал, капельницу поставил.
Слова Асклепа звучали набатом в башке, пока я как на шарнирах метался по комнате с одним желанием раскромсать кому-то грудину. Да поглужбе. Так чтобы легче было достать внутренности и намотать на шею.
—Последствия.
—Организм молодой. Понаблюдаем, — он снова подошел к Свете и измерил температуру, она спала, уже спала, после непонятного забытья, бреда и невесть откуда взявшейся температуры. Полчаса назад промывали желудок, и я, блядь, чуть не подох в процессе, удерживая почти невесомую пушинку в руках. Когда и в какой момент она решила себя доконать?!
Я смотрел в ее бледное лицо и медленно сходил с ума, как верный пес тогда провел с ней сутки, без сна и отдыха. И только когда она по чуть-чуть приходила в себя, уходил, чтобы не давать прислуге лишний повод для сплетен. Дядя, который не дядя, остается с молодой девушкой в комнате. Классика жанра, да?
Но я просто следил за тем, как она дышит. Не горжусь этим, но что есть, то есть. Меня нехило так накрывало, я приходил к ней в комнату и бухал. Асклеп следил за ее состоянием каждый день и не обращал на меня никакого внимания, только напоследок выдал мне странную фразу:
—Твоя проблема на восемьдесят процентов состоит из твоего восприятия, и лишь на двадцать из самой проблемы.
Мой нечитаемый взгляд был ему ответом. Я не комментировал свое нахождение тут, и это было не нужно. Такому человеку, как Асклеп, плевать на все, главное лишь то, смогу ли я оплатить его услуги. Так что такая фраза стала для меня открытием.
Я оплатил. Чистый лист и новые документы для человека с особым прошлым. Все как он хотел, пусть, правда, на этот раз плата была из ряда вон странной.
Рашидов звонил и очень удивлялся, почему номер дочери недоступен. Недоступен, он-то уже доступен, вместе со всеми вещами, что я вернул из того логова, а вот сама Света нет. Пришлось соврать, что обиделась и не хочет с ним говорить. Это по крайней мере шибко похоже на нее.
А затем была точная и методичная работа над животным, которое коснулось моей девочки. Меня удерживали, чтобы не убил. Но в остальном я измывался.
Прикрываю глаза и тяежло выдыхаю. В клубе Мора позволяю себе окончательно уйти в отрыв, столько, сколько я там выпиваю, для кого-то точно может быть смертельной дозой. Но не для меня. Барная стойка теперь мой лучший друг. Алкоголь настолько плотно окучивает меня и погружает в вязкую дремоту, что я не сразу узнаю человека, присевшего по правую сторону от меня.