Нам с тобой нельзя (СИ) - Орлова Юлианна

—Пропустить! — пытается звучать уверенно, но сам же просто готов обделаться от страха.

Отпускаю мента и ухожу, но после нескольких шагов разворачиваюсь и стреляю прямо в его сторону, не целясь даже особо в какую-то конкретную точку.

Звук выстрела пневматического пистолета разносится гулко, но вселяет именно ту степень ужаса, которую я так долго ждал. Конечная. 

—Теперь ты меня запомнишь, — пуля пролетела в сантиметре от его головы, сбивая фуражку.

Я отбитый. И признаю это.

Мои методы радикальны и далеки от идеала. Да и пропал на год я не просто так. А для безопасности тех, кем дорожу больше всего на свете.

Домой долетаем молча. Света постанывает в моих руках и начинает нести бред.

—Почему ты ушел? — с закрытыми глазами шепчет пересохшими губами.  Я сжимаю руку на ее затылке, пригвождая к себе так близко, как могу.

Пока она спит.

Я понимал, что делал. И считал это единственным решением. При всех имеющихся у меня переменных

10

СВЕТА

W.A. Mozart - Lacrimosa

Слабые отблески света заставляют меня жмуриться и прятаться в тень. Хочется туда поскорее, чтобы не резало глаза. Через ватную прослойку, мешающую слышать окружающую среду, глухо доносятся обрывки непонятных фраз. Кто-то кричит, потом шепчет что-то доброе, мягкое и бесконечно приятное. Я плыву в спокойном течении. Куда? Непонятно, но крайне мягко. Легко. Словно так и надо. Мне здесь вообще спокойно, как будто я дома. Лишь тишина периодически пугает, но она очень быстро заканчивается, на смену ей приходит тот же мягкий шепот и тепло.

Я не хочу, чтобы это заканчивалось, но все в конечном итоге завершает свое существование в той нереальности, где я нахожусь.

Выныриваю из тягучего сна рывком, как по щелчку. Разлепив веки, начинаю понимать одно — я дома, знакомый потолок. Взглядом ощупываю пространство, да, я дома, но я совершенно не помню, как здесь оказалась. Замечаю стойку для капельницы и какие-то медицинские приспособления на столике. В комнате темно, но сквозь неприкрытое шторами окно в комнату скользит лунный свет. Яркий диск плотно обосновался в ночном небе, освещая путь мягким светом.

Тело пронзается тысячью иголками.

Что случилось? Неприятные догадки мелькают в голове одна за другой. Последняя, кстати, очень тяжелая. Оглядев себя с ног до головы, начинаю паниковать еще больше. В сгибе левого локтя виднеются красные точки, а на правой руке установлен катетер. Зачем?

С трудом поднявшись с кровати, заставленной кучей подушек, натягиваю на себя халат. Мне почему-то безумно холодно, так что поверх ночнушки, которая непонятно откуда взялась, как какой-то чехол, наглухо скрывающий тело, я плотно заправляю себя в пушистый махровый халат. Босыми ногами ступаю по ламинату, цепляя шершавую поверхность.

В доме тихо и что-то явно не так. Не так, как обычно. Не могу понять что, но решительно спускаюсь вниз. До моего носа доносятся странные запахи, втягиваю носом этот аромат и иду на него. Ноги словно одеревенели и не слушаются.

Что происходит? Я помню, как была с Валиком на вечеринке, а ровно с середины праздника абсолютно чистый лист. Облизываю губу и натыкаюсь на еще одну странность — тонкая корочка на нижней губе, при даже легком касании губа саднит. Это неприятно. Пальцами скольжу по лицу, вроде никаких ссадин, так откуда разбитая губа?

В холле за роялем на пару с бутылкой виски нахожу Никиту. Он впивается пятерней в свои волосы и сжимает губами сигарету. Дым колечками поднимается ввысь. Опять мрак, но лунный свет плавно укутывает его фигуру, создавая печальную атмосферу. Мои шаги практически беззвучны. Его дыхание, наоборот, тяжелое, утробное.

Спина напряжена, как и руки. Рубашка плотно облепила тело и, кажется, сейчас лопнет под таким напором мышц.

Что-то в его позе и общем настроении меня пугает. Заставляет сжаться как пружину. Или уменьшиться до крупицы, лишь бы не знать подробностей. Я не решаюсь позвать его, и вместо того, чтобы заявить о себе, медленно подхожу ближе. Невесомо. Тихо. Буквально подкрадываясь со спины.

Когда между нами остается меньше метра, он резко вскидывает голову, и медленно поворачивается на легкий шум, издаваемый шелестом одежды. Профиль напряженный, Никита тянется рукой к сигарете, сжимает ее двумя толстыми пальцами. Даже в темноте я различаю ссадины на костяшках, они безобразными пятнами покрывают его смуглую кожу. Дыхание застревает в глотке. Сердце начинается биться сильнее, что-то случилось, я пока не знаю что, но мне впервые в жизни кажется, что я точно перестаралась в этот раз. Точно сделала что-то плохое.

Но ни отмотать, ни переиначить. Подрагивающими губами хочу что-то сказать, но Никита опережает меня, разворачиваясь ко мне всем корпусом. Глаза красные, воспаленные, они ярко выражены на фоне глубоких синяков под глазами. Лицо словно посерело. Никита сжимает сигарету в руках, оглядывая меня с ног до головы, одним движением тушит окурок в пепельнице, не сводя с меня взгляда. Потом поднимет голову к лицу и пересохшими губами шепчет:

—Тебе доставляет удовольствие делать мне больно, Света? — голос глухой, словно он заболел, но даже этот звук сейчас сшибает меня с ног. Или потому что сказано с бесконечной болью в голосе, или потому что весь вид заставляет меня чувствовать себя дерьмом.

Молчу, руки трусятся, а ногам так холодно, что я переминаюсь с ноги на ногу. Это не остается без внимания Никиты, он рывком толкает меня на себя так, что я оказываюсь у него на коленях, упираясь всем телом в напряженную грудь.

Неожиданно. Из меня вырывается писк. Это все именно то, чего мне так хочется. Моя голова сейчас находится ровно параллельно его, мы соприкасаемся щеками, моя мягкая и холодная, еще теплая и шершавая. Он зарос, неужели прошло так много времени? Руки умещаю на плечах, не решаясь двигаться, не портить момент. Все что угодно, лишь бы эта близость продолжалась.

—Я меньше всего хочу, чтобы тебе было больно, — шепчу в пустоту, руки на моей талии сжимаются сильнее. Я всем телом чувствую его напряжение, нетерпение и какое-то отчаянное желание. Словно он прямо сейчас пытается сдерживаться. —Прости…пожалуйста, — шепчу в конце.

—Тогда зачем ты все это делаешь?

Он поворачивает голову и проходился губами по волосам, жадно втягивая воздух у волос. Мне так хочется повернуть голову и просто почувствовать его. Словить дыхание, нырнуть в его запах. Но я сжимаюсь еще больше, пуская горькие слезы.

—Потому что мне больно. И я совершенно не могу с этим справляться, — голос срывается, я звучу жалко, но это ведь правда. Мне больно.

—Ты понимаешь, что, если ты пострадаешь от своих необдуманных поступков, я буквально закопаю любого, кто к этому будет причастен? — Никита откидывается на крышку рояля, цепляя мое лицо за подбородок. Большим пальцем очерчивает контур верхней и нижней губ, задерживаясь на ранке. Взгляд моментально темнеет, заставляя мои нервы искрить.

—Никит, я…

Но мужчина перебивает меня, закрывая глаза и хмурясь еще больше. Словно это все приносит ему физическую боль, с которой он не справляется. Распахивает веки, в глазах виднеется пучина боли.

—Я прошу тебя об одном, ты можешь мстить мне как угодно. Ты можешь не общаться со мной, можешь считать подонком и ненавидеть. Я все это приму, пойму и буду наблюдать со стороны, лишь бы ты была счастлива в конечном итоге. Но не смей рисковать собой ради того, чтобы доказать что-то мне. Я все понимаю, все вижу, и знаю, —мы сталкиваемся лбами, непрерывно вглядываясь друг другу в глаза. Меня засасывает, топит в нем. Слезы продолжают литься по щекам, пока Никита не смазывает их пальцами, собирая каждую капельку, досуха.

—Но я не счастлива! — писклявый голос режет пространство в ответ. Я обхватываю его лицо, пальцы плавно скользят по щетинистой коже. Мы дышим одним воздухом, только теперь я уже пытаюсь решиться, чтобы сделать последний шаг. Мне надо это.