Жар-птица. Свирель славянина - Константин Бальмонт

Потому, гласил ответ,

Что, вступивши в яркий пламень,

Возрожден, как цвет и свет,

Мрак железа, мертвый камень.

Потому, ответ гласил,

Что земному подобает

Побывать в жару горнил,

Там, где все перекипает.

Да земные телеса

Аки Солнце просветятся,

Перед тем как в Небеса

В царство Солнца возвратятся.

Искушенные огнем,

Разлученные с тоскою,

Поплывут в свой Отчий Дом,

Ярко-огненной рекою.

САЛАМАНДРА

Меж брегов есть брег Скамандра,

Что живет в умах века.

Меж зверей есть саламандра,

Что к бессмертию близка.

Дивной силой мусикийской

Вброшен в жизнь который год,

Этот зверь в стране Индийской

Ярким пламенем живет.

Разожги костер златистый,

Саламандру брось в него,—

Меркнет вдруг восторг огнистый,

Зверь живет, в костре — мертво.

Так и ты, коль Дьявол черный

В блеск любви введет свой лик,

Вспыхнешь весь во лжи узорной,

А любовь — погаснет вмиг.

ТРАВА-КОСТЕР

Есть трава — растет

     Возле тихих рек.

И не каждый год

Та трава цветет,

А когда придет

     Человек.

Рост ее — стрела,

     И красив узор.

Та трава была

Много раз светла,

Снова расцвела,

     Как костер.

И горит огонь

     Возле тихих рек.

Мчится красный конь,

Ржет, поет: Не тронь,

Не хватай огонь,

     Человек.

С ржаньем конь скакал,

     Убежал в простор.

Ярко промелькал.

Был расцветно-ал,

Возле рек сверкал

     Цвет-костер.

И светла была

     Влага тихих рек.

В мире весть прошла,

Что трава цвела:—

Был здесь, в мире зла,

     Человек.

БЛЕДНЫЕ ЛЮДИ

Я людей повстречал на степи неоглядной,

В беспредельном скитаньи своем,

У костра, в час Луны предрассветно-прохладной,

Нисходившей небесньм путем.

Трепетанья костра горячо расцвечали

Бледнолицых печальных людей,

И рыдания флейт, в их напевной печали,

Разносились по шири степей.

Я спросил их, о чем эти звонкие стоны,

И ответил один мне из них:

«В наших песнях поют и скорбят миллионы,

Миллионы существ нам родных».

Как лунатик влеком междузвездным пространством,

Я ушел, год промчался, как сон,

Я ходил, и повторных шагов постоянством

Снова был к их костру приведен.

В час ночной, бледнолицые люди смотрели

На рубин, возникавший с огнем,

И, как прежде, рыдали и пели свирели,

Ночь тревожа под Млечным путем.

Начинала свирель, повторяла другая,

Третья, сотая, тысячный бред,

Точно пела и плакала бездна морская.

Я спросил — и услышал ответ,

«Вы всегда ли в степи? И всегда ли вы в горе?»

И как будто бы хрустнула цепь:—

«Мы Славяне, мы вечно тоскуем о Море,

Потому так и любим мы степь».

Как безумный, опять я ушел на расстанья,

Как лунатик, закрывши глаза.

Вновь пришел. Вновь костер. Вновь певучесть рыданья.

Вечер. Молния. Алость. Гроза.

Степь и небо в огне. Мир в раскатах и в гуле.

«Смерть иль жизнь?»— я шепнул, как во сне.

На меня бледнолицые только взглянули,—

Лишь свирели ответили мне!

ВАНДА

Ванда, Ванда, Дева Польши, уж сведен с минувшим

                                               счет,

Светлый призрак в глубь принявши, Висла медленно

                                              течет.

Твой отец, о. Панна Влаги, был властитель Польши,

                                                Крак,

Он убил смолою Змия. Подвиг тот случился так.

Змей Вавель, в горе пещерной, извиваясь был

                                            в гнезде,

Истреблял людей и нивы, изводил стада везде.

Мудрый Крак, чтоб искушен был Змий Вавель,

                                        хититель злой,

Начинил бычачьи шкуры липко-черною смолой.

Близ пещеры, где чернела та змеиная нора,

Встали чудища бычачьи, началась в горах игра.

Змий Вавель бычачьи шкуры пастью жадною пожрал,

И внутри воспламенился, и, безумствуя, сгорал.

И сгорел, пробив ущелье. Спас свою отчизну Крак.

Город Краков именитый есть лишь дней минувших

                                           знак.

Дочь такого-то героя Ванда стройная была.

Как была она надменна, как была она светла!

Много витязей хотело Деву Польскую пленить,

Мысль ничья ей не сумела золотую выткать нить.

Ванда, в день когда раскрылся красоты ее цветок,

На себя взглянула утром в протекающий поток.

И сказала: «Разве может рядом с золотом быть мед?

Нет достойного мужчины — Польской Панною владеть».

И молва о светлоглазой прогремела там вдали,

В край ее, из стран далеких, Алеманы подошли.

Алеманский повелитель, пышнокудрый Ригогар,

Красотою Ванды взятый, пленник был всевластных

                                               чар.

И отправились к ней дважды, трижды к ней послы

                                             пришли,

Но привета Ритогару в сердце Девы не нашли.

Бранный клич тогда раздался,— нет добра, будь

                                          гений зла,

Вся дружина Алеманов копья длинные взяла.

Но, хоть длинны, не достали, но, хоть остры, нет

                                               копья,

Ты была сполна красива,— Ванда, власть сполна твоя.

Вся дружина Алеманов, Ванду видя пред собой,

Пораженная как Солнцем, отступила, кончен бой.

Кликнул вождь: «Да будет Ванда на земле и в сне

                                              морском!

Ванда в воздухе!»— воскликнув, поразил себя

                                                мечом.

И свершилось чарованье, отошла звезда к звезде,

Ванда всюду, звездность всюду, на земле и на воде.

Устремившись в воды Вислы, Ванда там — в текучем

                                                   сне,

Светлый взор ее колдует Польским судьбам

                                             в глубине.

Песня в воздухе над Вислой да не молкнет никогда,

Как победный образ Ванды жив, пока течет вода.

ЕЛЕНА-КРАСА

В некотором царстве, за тридевять земель,

В тридесятом государстве — Ой звучи, моя свирель!—

В очень-очень старом царстве жил могучий сильный

                                              Царь,

Было это в оно время, было это вовсе встарь.

У Царя, в том старом царстве, был

                                   Стрелец-молодец.

У Стрельца у молодого был проворный конь,

Как пойдет, так мир пройдет он из конца

                                           в конец,

Погонись за ним, уйдет он от любых погонь.

Раз Стрелец поехал в лес, чтобы потешить

                                            ретивое,

Едет, видит он перо из Жар-Птицы золотое,

На дороге ярко рдеет, золотой горит огонь,

Хочет взять перо — вещает богатырский конь:

«Не бери перо златое, а возьмешь — узнаешь горе».

Призадумался Стрелец,

Размышляет молодец,

Ваять — не взять, уж больно ярко, будет яхонтом

                                             в уборе,

Будет камнем самоцветным. Не послушался коня.

Взял перо. Царю приносит светоносный знак Огня.

«Ну, спасибо,— царь промолвил, — ты достал перо

                                            Жар-Птицы,

Так достань мне и невесту по указу Птицы той,

От Жар-Птицы ты разведай имя царственной девицы,

Чтоб была вступить достойна в царский терем

                                               золотой!

Не достанешь — вот мой меч,

Голова скатится с плеч».

Закручинился Стрелец, пошел к коню, темно

                                              во взоре.

«Что, хозяин?»— «Так и так», мол.—«Видишь, правду