Портреты и прочие художества - Вячеслав Малежик

Но, что самое удивительное, наша любимая подруга не озлобилась, она не закрыла створки своей души и вскоре, высушив «безутешные слезы», продолжила свой дрейф по жизни.

V

Татка, младшая сестра нашей героини (это, если кто забыл), тем временем успешно вышла замуж за «горячего финского парня» с каким-то итальянским именем и итальянской же внешностью. Звали его Марко. Он с любовью и удовольствием жил и имел с Россией не только бизнес-связи, но и вполне ментально мог сойти за русского. Правда, общение с ним было на английском языке, а так и выпить, и закусить, и спеть…

И вот, в эту трудную для Верки годину, Татка и Марко убедили ее, что уже пора становиться взрослой и пора принимать решения, соотнося их с жизненными реалиями. И пришло решение… Нашли Верке не очень молодого, не очень красивого, не очень… Ну, в общем, некласнного «финика», который был сражен небесной красотой нашей несравненной… Ярви, так звали этого специалиста по электронике, истекал всевозможными соками от вожделения и предвкушения. Телефон Марко через раз принимал звонки от Ярви с вопросом – ну, когда?

В общем, Верка сдалась. Стала законной женой, гражданкой суверенной Финляндии. Как безработной, а может, еще за какие заслуги, ей на карту переводилась определенная, порядка 1000 долларов, сумма. Катя училась в школе. И за все за это надо было жить с нелюбимым.

И она жила, чертыхаясь, ненавидя себя, но жила. Динамо-машина работала на полную катушку, но все уловки когда-либо кончаются, и однажды войска Ярви прорвали «линию Мажино» Верки, и она беспорядочно бежала с поля боя, вернее с супружеского ложа. Бежала, но не сдалась противнику.

– Таня, я не могу.

– Вера…

– Ну, ты же баба. Ну не могу, пойми…

– И что?

– А я знаю?

Вот такой содержательный диалог по телефону. Бедный Ярви. А Верка, как оказалось, могет не только в «горящую избу».

VI

Следующее всплытие подводной лодки под названием «Верка» из пучин жизни произошло в Канаде. Замечательный город Ванкувер. Отличная экология, неторопливое течение жизни, что «нужно еще человеку для того, чтобы…». И снова неземная любовь… Она вместе с Чаком летит в Москву.

– Давайте поужинаем, я так соскучилась. Слава, может, что-нибудь споет? Чак так любит рок-н-ролл.

– Нет, Катя уже взрослая, знает четыре языка. Служит в фирме, сейчас в командировке в Австралии.

Мы встретились. Отужинали в каком-то ресторане и поехали к нам домой. Женщины сплетничали о детях и подружках, а мы вели с Чаком неспешную беседу о рок-н-ролле. Потом открыли бутылку вискаря. Пили, как водится, за любовь, за женщин, за детей. Верка, которая, как я уже говорил, отражала в себе «сегодняшнего» мужчину, была спокойна и уравновешенна.

– Ну, спой чего-нибудь из старенького.

Я спел пару песен времен моего сотрудничества и Веркиного супружества с Андреем. Верка заметно взгрустнула, но это могла быть грусть и не по Андрею, а по тем нашим бесшабашным годам в Раменках.

Грусти было в меру. Чак высказался в том смысле, что, оказывается, и в России умеют петь и играть. Я сделал соответствующее выражение лица.

– А как насчет травы? – спросил Чак.

– Да никак. Я и сигареты не умею курить.

– И что, мы не выкурим по палочке веселящего табака?

– Чак, – с укором сказала Верка, – в этом доме нет, а дальше…

Чак сказал, что мы ничего не понимаем в жизни. Марихуана… И последовала длинная лекция о том, что конопля, скорее, полезна, а правители…

Мы провожали их, затаив дыхание, боясь спугнуть Веркино счастье, да нет, скорее спокойствие и некоторую уверенность, как говорили большевики, в завтрашнем дне.

Прошло четыре года.

– Верка летит в Москву. Да, с Чаком. Что у тебя завтра? – спросила жена у меня по телефону.

Ты по жизни, как мотылек,Все летала куда-то, порхала,А удары судьбы все не впрок,Ты их просто не замечала.

Города, континенты, быт, суета —Все за борт, что еще по сюжету —Шут, король, нега и маята?На вопросы опять нет ответа.

Что за сладкий полет,Еще пара глотков,А потом можно и приземлиться…Я люблю тебя, милая,И нет больше слов.Боже, как на тебя можно злиться?..

Жизнь не жизнь, а сериал,Что в прайм-тайм дурит головы обывателю.И тебя я всегда принимал,Как ты есть… Это так увлекательно.

ПятьдесятлетбезЛенинаполенинскомупутивск

Когда я говорю о том, что никогда не был диссидентом, это не значит, что мне в той, да и в нынешней жизни все нравилось и нравится. Просто я считаю, что для артиста, да и для автора, не обязательно с красным (или другого какого цвета) флагом вести на баррикаду революционные массы. Оружие артиста бывает значительно более эффективным, если он в художественных образах отразил ситуацию. Хотя если совсем откровенно, то, наверное, система идеологической обработки функционировала настолько четко, что какие-то сомнения о правильности курса партии стали появляться довольно поздно.

Может быть, ареал моего проживания был не тот. Ну не тот, и все… Не обсуждали ни дома, ни у соседей политическое устройство в стране. Боялись? Думаю, что и боялись… Во всяком случае, моя мать, которая проводила моего деда Ивана Матвеевича в тюрьму, была напугана на всю жизнь. И даже когда во времена перестройки я позволял со сцены «политические вольности», а матушка, находясь в зале, слышала это, у нее надолго портилось настроение. Наверное, я не там родился и жил… Когда эта жизнь протекала у Белорусского вокзала, то все помыслы наши и соседей были, как дожить до следующей зарплаты. Переехали на Юго-Запад – и опять поначалу все как прежде. А потом отец купил «Ригонду» – проигрыватель и приемник. Для меня это была новая игрушка, и я начал путешествия по радиоволнам. Нашел «Радио Люксембург» – пиратскую радиостанцию, которая вещала с борта какого-то судна и была вне цензуры и прочего. Увлекся бит-музыкой и, пытаясь расширить свой кругозор, начал искать музыкальные передачи на русском языке. Через некоторое время я уже знал, во сколько и на каких волнах «Би-Би-Си» и «Голос Америки», не говоря уж о всяких там «Свободах», вещали свои музыкальные хит-парады.

Естественно, слушая музыкальные передачи, я захватывал и политические комментарии. Ну, они-то и «отравили» мое сознание. Я умничал в школе, а затем в институте задавал каверзные вопросы, рисуясь перед мальчишками и девочками. Чувствовал себя героем…

Должен заметить, что за все это свободомыслие меня ни разу не водили к директору школы и не вызывали родителей. Это в школе… А в институте мне терпеливо, в который раз, растолковывали основы марксизма-ленинизма. Идеологические взбучки я получал за длинные волосы – меня вызывали к руководству спецкафедры, и полковник пытался мне втолковать, что с моими локонами нельзя успешно строить коммунизм. Я нагло ссылался на образы Карла Маркса и Фридриха Энгельса, напоминая, что им длинные волосы и бороды не помешали заложить основы…

В бешенстве меня выгоняли в коридор, и я, чувствуя себя героем, шел на «плешку» МИИТа – место, где собиралась продвинутая часть студентов нашего института.

А в школе Марья Ивановна, наверное, боялась получить от директора нагоняй за то, что не может справиться с учеником, терпеливо пыталась меня вернуть в учение Маркса-Ленина, которое «всесильно, потому что верно». В конце концов историчка поставила мне «четверки» по общественно-политическим наукам, и я в итоге не получил медали за учебу в школе. А не получив медаль, вынужден был сдавать вступительные экзамены в институт на общих основаниях. Вот так-то…

И все-таки никому из нашего окружения не приходило в голову подвергнуть сомнению существующий строй. И если фигура Сталина была подвергнута «справедливой критике», то Ленин был неприкасаем, и часто мы рассуждали, что было бы, если бы он не ушел из жизни в двадцать четвертом.

Но семена иронии по отношению к власти, к построению коммунизма дали всходы, и когда наступил 1970 год, год столетия со дня рождения В. И. Ленина, мне уже многое «остоюбилеело». Масса анекдотов на эту тему успешно высмеивала «всенародный подъем, который охватил прогрессивную часть человечества». Думаю, что и сейчас смог бы вспомнить кучу анекдотов на эту тему – от водки «Ленин в разливе» до трех спальной кровати «Ленин с нами». Самое интересное, что передовой авангард нашего комсомола – секретари горкомов и обкомов, с которыми нас, музыкантов, популярных в Москве и области, постоянно сталкивала жизнь, были первыми и главными потребителями как анекдотов, так и «чуждой советской молодежи музыки». Мы вместе с ними пили и пели, травили анекдоты и – «о, ужас!», – даже иногда критиковали партию и правительство во главе…