Портреты и прочие художества - Вячеслав Малежик

Мне было пятнадцать лет, и я согласился, выторговав себе право на пару выстрелов. Моя мама, узнав куда два Славика – старший и маленький – отправляются, запричитала, пытаясь меня остановить.

– Нина Ивановна, вы не беспокойтесь, часа через четыре мы вернемся, надеюсь, кого-нибудь подстрелим.

– Главное друг друга не подстрелите.

Материнское сердце… Мама, наверное, чувствовала, что с оружием лучше не шутить. А мы и не шутили. В тот раз все обошлось.

В качестве собаки я был хорош. Я поднял на крыло пять птиц, изрядно поцарапавшись и устав лазить по кустам и оврагам. Два тетерева и голубь были нашей добычей. Я заслужил поощрение.

– Ну что, в консервную банку стрельнешь? – спросил мастер.

– Давай в грача?

– Давай.

Мне зарядили ружье, предварительно объяснив, как целиться и как плавно нажимать на курок. Грача я подстрелил.

– Я хочу забрать его домой. Этой мой первый трофей.

– Только я его готовить не буду.

– Я бабушку попрошу…

– Только я и есть его не буду.

– Почему?

– Ну, я же охотник со стажем. Извини.

– Извиняю. Спасибо за выстрел.

– Тебе понравилось?

– Не знаю… Я же его не выслеживал, просто грохнул.

– Ты – молодец. Правильно относишься к охоте. Из тебя может получиться хороший охотник.

Дома Слава приготовил дичь в чугунке в печке со сливками. Было очень вкусно.

– Маленький, а ты лапшицу с грачом-то будешь есть? – спросила бабушка.

– Конечно, – ответил я.

– А то я все утро щипала его.

Мне налили суп. Все отказались есть, кроме мамы. Я похлебал бульончика чуть-чуть, пару раз ткнул вилкой в мясо. Мое лицо, видно, не выражало восторга, и бабушка сказала:

– Ладно, чего уже там, не ешь – я его поросенку отдам.

А осенью Вячеслав Рудольфович отправился на охоту со своими друзьями охотниками. Поехали вроде как на барсуков, в общем какое-то браконьерство. И на охоте погиб один из парней… Был выстрел на шорох.

Через два месяца был суд. Мой шурин сильно переживал и уже после вынесения приговора его товарищу он как-то серьезно поговорил со мной и убедил меня не брать в руки оружие и не становиться охотником. В это же время из Занино пришла весть, что мой друг-одногодка Витя Сульков погиб в результате выстрела в голову из охотничьего ружья. Взрослые мужики возвращались с охоты и решили пошутить – прицелились из ружья, а оно было заряжено. В голове Вити было двадцать дробинок, и, как нынче говорят, ранение было не совместимо с жизнью.

Да, знать, моя мать не зря волновалась, когда мы отправлялись на охоту. Материнское сердце не обманешь.

И я перестал даже думать об охоте и по возможности не брал в руки оружие. Не совсем, конечно… Всякие нормативы ГТО, стрельба в тире при сдаче нормативов – да, а так… Причем часто, когда бывали гастроли в частях нашей армии, меня, да и моих коллег, пытались «угостить» возможностью пострелять. Я отказывался… А когда я узнал слово «пацифист», то под свои действия я подвел еще и теоретическую базу. А пострелять предлагали из пистолетов, винтовок и автоматов. Да что там… В Афганистане предлагали произвести с вертолета запуск НУРСа (неуправляемый реактивный снаряд). Отказался. А однажды ко мне подошел со словами благодарности майор:

– Хочешь бахнуть из «Града»?

– Куда?

– Да по кишлаку…

– Там же люди…

– Да это – душманы.

– Не, не буду.

– Хорошо, тогда по зеленке…

– А в чем кайф-то?

– Ну, во-первых, по ощущению, по грохоту, как запуск спутника… А во-вторых, стоимость одного выстрела – «Жигули».

– Нет-нет… Уволь…

– А зря.

Может, и зря – ведь это как, наверное, «Жигули» просадить в казино. Правда, там есть шанс выиграть. А здесь?

Но война – это охота на людей и большая вероятность погибнуть самому. А новые технологии охоты двадцать первого века…

После шефского концерта на Камчатке для военных мне и нашей команде дали возможность слетать на вертолете в Долину гейзеров. Но погодные условия были таковы, что мы полетели в сторону Охотского моря. Была осень, и лососевые, по-моему, кета, шли на нерест. И я попросился в кабину пилота посмотреть вниз в надежде увидеть медведей, ловящих рыбу. Но мишки почему-то нам не попадались. И вот мы обнаружили трех красавцев – оленей.

– Хочешь я тебе покажу, как охотятся с вертолета и почему это считается браконьерством? – спросил меня пилот.

– Покажи.

Летчик спустился на высоту 10–15 метров над землей, зависнув над этими животными. Испуганные грохотом движков вертолета олени побежали по долине между сопками. Вертолет, не отпуская их из виду, летел и громыхал над ними. После трех или четырех кругов красивые животные, выбившись из сил, обреченно встали внизу под нами.

– Смотри, мы сейчас можем спуститься еще ниже и просто расстрелять их в упор.

– Да, – развел я руками.

Еще одна поездка в Татарию. Очень приятные гостеприимные хозяева, и мы отправляемся на дачу, в заповедные места. То ли это были плавни, то ли приток Камы. В общем, много воды, добраться можно только на лодке. Угощают какой-то экзотически чистой едой и питьем. Масло, сбитое вручную, мед, судаки, стерлядь копченая и икра стерляжья. Короче, гастрономический разврат. И я, дабы показать себя, с одной стороны, благодарным гостем, а с другой – бывалым путешественником, отведывавшим и не такое, вдруг рассказываю:

– А знаете, меня однажды угостили очень вкусным, черного цвета отварным мясом, предложив отгадать, что за дичь, которую подали на стол.

– И чье это мясо было?

– Бобра.

– О, так мы тебе это устроим.

– Как это?

– Сегодня ночью ты с нами идешь на отстрел бобра.

– Я не стреляю.

– А тебе и не надо, будешь держать прожектор.

– Но бобер же в «Красной книге», – с надеждой проскулил я.

– Мы знаем… Но их из-за этого запрета на отстрел здесь столько развелось, что они в эту «Красную книгу» уже не помещаются.

И вечером меня повезли на охоту. Вскоре по характерному плеску воды, мы поняли, что это где-то рядом. Я посветил в сторону звука. Мы увидели бобра. Раздалось два выстрела… Зверь нырнул и ушел в камыши.

– Я его достал, сейчас он вынырнет, и я его возьму.

У меня почему-то возникла ассоциация с маленьким ребенком, на которого идет охота. И я начал симулировать болезнь.

– Ребята, что-то башка раскалывается, надо капотена сожрать, а то сдохну.

Хозяева были тактичны, либо я был хорош как артист… Меня отвезли в коттедж, пообещав взять бобра без меня.

На следующий день снова было застолье. Меня спросили, когда подавать бобра. Я что-то плел про то, что не смешиваю мясную пищу и молочную и что бобра лучше потом. И как-то все это сошло на тормозах на нет. И я не узнал того ли бобра добили или нового и тешил себя обманом, что никакого бобра не было вообще.

Знаете, я не буду заниматься морализаторством и выносить свой вердикт охоте, тем более что иногда тех, кто слишком зарывается, Бог наказывает, – помните падение вертолета в Иркутской области, когда начальство охотилось с борта на туров, тоже, кстати, запрещенных к отстрелу. Но я надеюсь на нормальное регламентирование охоты, если уж без нее никак нельзя, тем более что сам переходить в вегетарианцы пока не собираюсь. И никакой Пол Маккартни мне не указ.

Как я не стал заслуженным артистом Чечено-Ингушетии

Это было, по-моему, году в 1985-м. Я к тому времени уже приобрел кое-какую известность в стране, и меня и зрители, и административные работники выделяли из состава нашего ансамбля. Благодаря нескольким телетрансляциям песня «200 лет» стала всенародным шлягером, и я редко, но все же отрывался на телевизионные съемки.

Конечно же, это не добавляло радости моему руководству, так как в репертуаре ВИА «Пламя» мои песни несли определенную нагрузку, и моему шефу приходилось что-то менять в привычном течении концерта. Но первый удар был им пропущен, и я старался развить свой успех, хотя уйти из ансамбля, хлопнув дверью, я был не готов.

Съемки и вообще любые акции вне «Пламени» вносили в мою жизнь определенный, как сказали бы сейчас, экстрим. Я, как пацан, мечтал о свободном полете, но было страшно оттолкнуться от гнезда и полететь. Честно говоря, когда я возвращался в родные пенаты со съемок, то мне давали понять, что я такой же, как все, и мое место у… И нужно сказать, что в этом промежуточном состоянии я пробыл около года.

Первый мой магнитофонный альбом «Саквояж» разошелся по стране с умеренным успехом, и «купцы» продавали его как группу «Саквояж». Наверное, так было выгоднее. Никто из слушателей не связывал мое имя с песней «200 лет». И, несмотря на бешеную популярность песни, мое имя было в тени. Во всяком случае, никто не шел на концерты «Пламени» услышать и увидеть того парня, который… Хотя, может, я и ошибаюсь. Но для того, чтобы сварить суп, нужно его варить, а еще нужно время. Не помню, мог ли я сказать о себе тогдашнем, что умел ждать. Скорее я жил по принципу – сделай все, что от тебя зависит, и вручи свою судьбу провидению. В принципе я не сильно рисковал. Если бы моя самостоятельная инициатива не принесла успеха, то работа в Росконцерте от меня никуда бы не делась.