Хакон. Наследство - Харальд Тюсберг

Господин Дагфинн виду не показал, что знаком с Аудуном, и, выяснив, каковы размеры долга, произнес:

– Вот, в этом кошельке ты найдешь надобную сумму. Но не говори Аудуну, кто дал деньги. И рабам тоже ни слова. Мол, проезжал мимо человек и уплатил их долг, а тебе тот человек незнаком.

Забавно было смотреть – до чего же изумленные физиономии показались из ямы, когда туда спустили лестницу и двое горемык выбрались наверх уже свободными людьми. Однако минуту спустя Дагфинн Бонд забыл об этом происшествии, так как увидел Петера Стёйпера: тот вышел из церкви и, вскочив в седло, поехал прочь. Что он здесь делал? Господин Дагфинн привязал коня и прошел в церковь потолковать со священником Трандом об Инге из Вартейга.

Под вечер в дверь королевского покоя постучали. Дружинник доложил, что некая девица желает наедине побеседовать с королем. За спиной дружинника стояла Инга, зардевшаяся как маков цвет. Она вошла, и король закрыл дверь.

– Что ты хочешь от меня, Хакон сын Сверрира?

– Почему ты спрашиваешь об этом?

– Наверно, следовало бы называть тебя «государь», ты ведь вправду мой государь и господин, хоть и не во всем.

– Не угодно ли тебе сесть?

Инга присела на краешек скамьи, но немного успокоилась.

– Отец мой умер нынешней весной. Аудун из Борга говорит, что теперь он в ответе за меня. По мне-то, лучше бы ответ держал Транд священник, однако же сейчас ни тот ни другой не могут толком объяснить, в чем дело. Запинаются, виляют, мямлят, краснеют. Впрочем, Аудун складно говорит, лишь когда знает свою выгоду, ну а Транд – он и есть священник. А я думаю, государь, то, что у тебя на уме, такого свойства, что придется мне самой держать за себя ответ. Но сперва надобно узнать, о чем речь, и узнать об этом я могу у тебя.

– Мне известно, что тебя зовут Инга из Вартейга. Хочешь ли узнать меня поближе?

– Узнать тебя, государь?

– Не узнать ли нам друг друга поближе?

Инга задумалась.

– Задолго до твоего приезда здесь шла о тебе молва, король Хакон. Сведущие люди говорят, что, прежде чем стал королем, ты любил женщин, хотя известно об этом не всякому. Но отзываются о тебе хорошо: ты, мол, настоящий мужчина, ибо никогда не сводил близкого знакомства с женщиной против ее воли и никогда не заикался о праве владетеля, которым другие знатные мужи дурачат своих служанок.

– Ты никогда не станешь мне служанкой. А что я никогда никого не принуждал, так это чистая правда.

– Значит, если ты захочешь сделать меня наложницей, я могу сказать «нет»?

– Странная ты женщина, Инга. Идешь напрямик, не обинуясь, не виляя, по-мужски. Сам удивляюсь, но, по-моему, это похвально.

– Ты не ответил, можно ли мне сказать «нет». Тогда я буду говорить откровенно. Пришло время искать мужа. Более видного мужчины, чем король Хакон, в Норвегии нет, только ведь законной супругой я ему, поди, никогда не стану. А тут Аудун, сидит себе в Борге и толкует, что есть у него на примете подходящий муж. Я знаю, по вечерам они с отцом этого парня все торгуются, какова мне цена в земельном чинше, только и рассуждают что об эресболях, и лаупсболях, и маркеболях, и спанах. И для их расчетов, похоже, очень важно, что я девица и ни разу еще не спала с мужчиной. Ежели ты, государь, сумеешь до своего отъезда все это изменить, цена моя, пожалуй, будет меньше, чем у суповой курицы.

Хакон никак не ожидал от нее этакой иронии и невольно рассмеялся. Инга с минуту смотрела на него и вдруг сказала:

– Жаль мне тебя, Хакон сын Сверрира, придется тебе взять в жены королевну, да еще, глядишь, задастую и с усами.

– Моя мать не была королевной. Как и мать короля Сверрира.

– Зато мачеха у тебя королева. Люди говорят, высокородная, заносчивая шведка. Я слыхала, она будет ждать тебя в Осло и привезет с собой знатную молодую шведку тебе в жены. А коли дело сладится, как тогда быть с такой, как я? Спрятать среди челяди и тайком видеться меж окороков в свайной кладовке, пока шведская дочь изволит почивать?

– Как по-твоему, смеяться мне или плакать?

– Можно и серьезно поговорить. Вдруг у меня родится дитя, мальчик? Что его ждет впереди? Станет ли он твоим сыном, сыном короля, станет ли зваться Хаконарсон? Или будет расти в деревне, как всякий внебрачный ребенок, которого все бранят да оплевывают? Ты знаешь законы и сам – закон. Если незамужняя женщина ждет ребенка и откажется назвать отца, люди решат, что он раб, и ребенок лишится свободы и вырастет рабом.

– Я никогда от сына не отрекусь.

Инга примолкла, задумавшись над словами короля, и невольно повторила:

– Ты, король Хакон, никогда от сына не отречешься.

Совершенно очарованный прямодушием Инги, Хакон с жаром воскликнул:

– Внутренний голос говорит мне, что мы встретились не случайно. Останься здесь сегодня ночью, Инга. Нам суждено познать друг друга. Не пойми меня превратно, спешить некуда, и все будет честь по чести.

– Как все может быть честь по чести для людей, которые никогда не будут честь по чести женаты?

– Говорят, у вас в Борге часто бывают странствующие сказители и чтецы-грамотеи. Ты наверняка слышала, как они читают франкские рыцарские романы.

– Я сама умею читать и знакома с такими манускриптами.

– Тогда тебе известно, что рыцарь и девица могут разделить ложе, поместив меж собою обнаженный меч.

– Пожалуй, я разделю с тобой ложе, Хакон, – подумав, деловито сказала Инга, – но при одном условии.

– О чем ни попросишь, все будет исполнено.

– В постели нам будет куда уютнее без обнаженного меча.

Позднее в тот вечер она медленно и серьезно подошла к его ложу и тихонько улеглась рядом. Она сама не понимала, где этому научилась, но откуда-то ей было известно, что нужно делать.

Ночью они лежали, благодарно лаская друг друга, не говорили ни слова, только ласкали. У обоих было странное предчувствие, сокровенная надежда, что чудесные эти минуты не канут с рассветом в прошлое и что самое большое чудо еще впереди – когда родится новый человек.

Наутро король Хакон собирался поехать в Ингины края, к мастеру Лаврансу в Фалкинборг, что неподалеку от Эйдсберга. Ему надобно было посмотреть новых кречетов и выбрать несколько этих замечательных птиц: он подумывал послать кречетов в дар Святейшему престолу, а в фалкинборгском питомнике найдется из чего выбрать. Инга, верно, поможет ему советом и потому непременно будет его сопровождать. Когда кавалькада отправилась в путь, Инга ехала обок короля, и, конечно же, это не прошло незамеченным, но все делали вид, будто в появлении молодой дамы нет ровным счетом ничего особенного.

Белые исландские кречеты были, пожалуй, самой большой ценностью, какую могли доставить приезжие люди из Норвегии – послы ли с дарами короля либо церкви, купцы ли с товарами на продажу либо для обмена. В южных странах щедро платили за ворвань, кожи, меха, резные вещицы из моржового зуба и за шкуры белых медведей, но за доброго ловчего кречета покупатель готов был, не задумываясь, выложить более тысячи динаров[32].