Хакон. Наследство - Харальд Тюсберг

– Уничтожение самой буллы еще ничего не значит.

– Дурацкое послание, недаром писано на ослиной коже.

Архиепископ Йон лихорадочно соображал, стоит ли разыгрывать негодование, и предпочел с этим подождать.

– Я не могу решать за Его святейшество, но, коль скоро ты, как я понимаю, попросил изгнанное священство воротиться на родину, мне позволительно ходатайствовать о том, чтобы наша церковь восстановила все свои законные права. Однако ж снять анафему, которой был предан король Сверрир вкупе со всеми его потомками, Его святейшеству будет гораздо труднее.

От короля Хакона не укрылось злорадство, неуловимо сквозившее в кротком тоне Иона, и глаза его опасно сверкнули.

– Это отнюдь не означает, – поспешно добавил архиепископ, – что мы должны опустить руки. Нам необходимо лишь действовать заодно, поддерживать друг друга в наших общих усилиях вернуться к нормальным взаимоотношениям.

Король Хакон бросил взгляд на архиепископские дубовые сундуки с деньгами и перешел прямо к делу:

– Насколько «весомая» поддержка требуется тебе, Йон, чтобы анафема была снята и мы вернулись к той ситуации, которая желанна нам обоим?

Архиепископ и бровью не повел.

– Его святейшество был бы весьма рад узнать, что нам в Нидаросе даровано право чеканить собственную монету.

– Об этом не может быть и речи.

Решительный ответ короля несколько смутил архиепископа, и он, выдержав короткую паузу, со вздохом проговорил:

– Или хотя бы дозволено взыскивать церковную подать весовым серебром, а не числом серебряных монет. Нам необходимо доброе серебро для наших церквей и для многочисленных поездок духовенства за границу. А серебряные монеты ныне чеканят очень уж тоненькие, народ смеется: они-де насквозь просвечивают. Не гневайся, государь, но от королевской монеты что при взвешивании, что при переплавке толку чуть.

Король Хакон с минуту молча глядел на Иона. Насчет монеты архиепископ прав, но говорить об этом пока не время. Сейчас речь о другом, и он напрямик сказал:

– Помощь церкви мне нужна, чтобы положить конец вечным междоусобицам. Не успеют замириться, как сызнова начинают воевать. Баглеры на востоке опять вооружаются, а бонды из горного Упплёнда жалуются, что так называемый король Инги, что засел на острове Хельгё посреди Мьёрса[28], обложил их своими поборами. Инги, конечно, большой пройдоха, да еще бахвалится, будто он сын короля Эрлинга Магнуссона. Но мы-то знаем, что это ложь, что он датчанин и зовут его Торгильс Тувескит.

– Да, ужасно, когда на лжи строят будущее, – благочестиво посетовал архиепископ, но прозвучало это весьма двусмысленно. – Ведь всегда есть женщины, которые спят со всеми подряд, а потом бесстыдно лгут, требуя привилегий для своих пащенков!

Король Хакон словно и не заметил оскорбления.

– Мне не хочется, – сказал он, – чтобы нынешняя молодежь, мои сверстники, унаследовали войны наших предков. Поэтому я желаю, чтобы церковь перестала поддерживать баглеров. Я выступлю без промедления, пока мятежники не набрали силу. Когда в королевстве нет мира, у короля нет времени заниматься истинно королевскими делами.

В задумчивости архиепископ теребил на пальце рубиновый перстень. Вообще-то мир и ему тоже был выгоден. Собственные его военные силы иначе как весьма скромными не назовешь; по сути, дружина была ничтожная – всего-навсего сотня воинов, и каждый раз, когда биркебейнеры и баглеры шли друг на друга войной, Нидарос решался на поддержку скрепя сердце. К тому же король Сверрир куда как ясно показал, что королевская власть способна обойтись без папского престола и церкви. Другое дело, каких преимуществ добьется он сам, если объявит о нейтралитете. Йон заговорил медленно, с расстановкой, чтобы придать своим словам больший вес:

– Нашим братьям и сестрам не так-то легко прекратить поддержку, которая шла баглерам долгие годы. И все же мы должны думать о будущем. Многие клирики сейчас как раз и озабочены будущим, хотя в другом плане. Как ты смотришь на то, чтобы усилить авторитет церкви при выборах епископов и назначении священников в королевские храмы?

– Об этом речи быть не может.

Йон опять поразился столь твердому отказу и безнадежно развел руками.

– Но в таком случае, государь, чем ты готов отблагодарить церковь за то, что она замолвит в Риме словечко об отмене анафемы, и за то, что мы откажем баглерам в поддержке? Чем-то ведь надо отблагодарить.

– Церковь получит право взыскивать свои подати в весовом серебре.

– И это все?

– Да.

Архиепископ понял, что больше ничего не добьется.

– Ты неуступчив в переговорах, Хакон сын Сверрира.

– Да.

И стало так, как пожелал король Хакон.

Еще спускаясь по лестнице архиепископских палат, Хакон отдал приказ направить в Упплёнд крупный военный отряд. На месте к этому отряду примкнули вооруженные группы бондов, и объединенными силами они двинулись к Мьёрсу. Баглеры увели с собой на Хельгё все пригодные лодки и там вытащили их на берег, но упплёндские бонды не растерялись: они соорудили из жердей и сучьев плоты и под покровом ночи поплыли к острову. Там они без труда разгромили немногочисленный отряд баглеров, король Инги и большинство его людей были убиты.

Голову юноши отрубили и насадили на кол – так повелел дружинникам король Хакон.

ЧЕРНАЯ МЕССА

В апреле 1203 года король Хакон отплыл с флотом из Нидароса в Бьёргвин. Всюду навстречу выходил народ – люди мечтали хоть одним глазком увидеть короля, бросались перед ним на колени, падали ниц. В Бьёргвине тоже царило ликование. Здесь он задержался на некоторое время, провел несколько ночей, бодрствуя в одиночестве у могилы отца. Смерть короля Сверрира застала его совершенно врасплох. Жизненные повороты обделили сына возможностью как следует узнать бродягу отца, и, словно желая хоть немного наверстать упущенное, он засыпал вопросами тех, кто знал короля лучше, чем он. На этой почве король Хакон и свел близкую дружбу с биркебейнерским военачальником Дагфинном Бондом, который с тех пор стал его первейшим советником. Отношения с мачехой, вдовствующей королевой Маргрет, у молодого Хакона складывались неважно, но он всегда оказывал ей положенное уважение.

Затем флот поплыл дальше. В свите короля были и его родичи – Хакон Бешеный и Петер Стёйпер. Хакон Бешеный – он в особенности – никак не мог примириться с тем, что король явно отдавал предпочтение господину Дагфинну и облек его большей властью, чем самого норовистого ярла. Однако Хакон Бешеный держал обиду при себе, словно рассчитывал, что его время еще впереди.