Excommunicado (СИ) - Темида Ди

Плечи передёргивает, и я, поёжившись, на автомате поднимаюсь с места. Адам неуклюже встаёт следом, шаркнув креслом по паркету, и часто моргает в растерянности. Заметно увеличивающаяся злость застилает его зрачки.

— Но ведь ты не можешь просто так за один день уволиться лишь потому, что что-то им обещала, Джейн! У тебя есть незавершённые дела, которые нужно передать, обязательства, бюрократия отдела кадров, в конце концов — да кто, чёрт возьми, уходит вот так? Как давно ты приняла это решение? Почему не посоветовалась?

— Я обязательно завершу и передам все свои дела другим юристам, сэр, но не спрашивайте у меня сейчас больше ничего, — пусть мой тон может показаться грубоватым, я не могу иначе: чем дольше Беккер будет пытаться выяснить детали, тем сильнее обострится беседа. — А всё остальное: расчёт, документы и прочее давайте постепенно…

— Неужели для адвоката такого уровня ты снизойдёшь до работы на подобную… контору? — окончательно вспыхивает глава партнёрства, эмоционально тыча в меня пальцем. — Ты хоть представляешь, какие махинации проворачивает «Сомбра»?.. Какие слухи о ней и о её владельце ходят? Да ни один нормальный юрист не согласится защищать их интересы!

Ох. Слышал бы сейчас Беккера Рамирес, величающий своё детище «империей». Я не могу отрицать того, что по позвоночнику словно скатывается кусочек льда, стоит мне осознать сказанное начальником, но весь мой вид и жесты говорят лишь о неисчерпаемой уверенности и окончательно принятом решении.

Решении, которое меня вчера заставили принять.

— Я предпочитаю доверять не слухам, а собственным глазам и опыту, сэр. И раз по вашей оценке нормальные юристы на такое не пойдут, что ж, возможно, это лишний раз доказывает то, что я — юрист ненормальный. Время покажет… — в последних словах звучит неприкрытая горечь, потому что неизвестность во всём меня действительно душит, да и портить отношения с Беккером вконец мне не хочется. Я вроде попыталась проявить дипломатию, но его пылающее в красных пятнах лицо говорит об обратном, поэтому я не увеличиваю накал и, взявшись за ручку двери, лишь невозмутимо и тихо добавляю: — Я пойду в свой кабинет — пока ещё свой кабинет — и закончу с делами, сэр, а затем вернусь к вам…

Адам резко прикрывает ладонями лицо, вздыхая, будто полчаса безуспешно наставлял взбалмошную дочь на путь истинный, затем сползает ими, оттягивая кожу, и отнимает, упираясь руками в бока.

— Я думаю, ты пожалеешь об этом, Джейн… — в его немного скрипучем голосе нет типичной угрозы. Он говорит это не для усиления эффекта или театральности, а потому что действительно так считает, и засквозившая, как неприятный ветер, усталость подтверждает интонацию.

«Ты думаешь? А я знаю, Беккер…» — с болью думаю я напоследок и, закусив губу, молча выхожу из кабинета.

***

Несколько часов я убиваю на то, чтобы разобраться с текущими клиентами, которых надо было передать другим адвокатам партнёрства: сказать, что они были рады, — ничего не сказать. Наверное, ещё никогда словно наклеенные на плохой клей улыбки не казались мне настолько похожими на оскалы гиен, готовых вот-вот разодрать добычу.

«Что ж… У этого ублюдка Рамиреса, по крайней мере, нет лицемерия. Только прямолинейность и чистейшая бесчеловечность…» — сцепив зубы, чтобы не завыть, думаю я, пока плескаю себе в лицо водой. Туалет — единственное место, где сейчас можно скрыться от навязчивого внимания и так не особо дружелюбных коллег, которые будто с цепи сорвались, едва узнали, что я ухожу. Интересно, как бы они себя вели, узнав ещё и куда. Неясное послевкусие увольнения катается на языке всё время, пока я в здании офиса, и исчезает только, когда направляюсь к машине. А вот что-то, сжимающее в тисках рёбра, никак не уходит, не прекращается, как и обгладывающее нутро чувство тревоги.

Покончив с волокитой, и то частично, я вновь возвращаюсь к уже точно бывшему начальнику: прощаемся мы сухо и небрежно, сквозь зубы пожелав друг другу удачи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда Беккер упоминал «Сомбру», я готова биться об заклад — какая-то доля страха, а может и некого благоговения, промелькнула в его оценке. И пусть он пренебрежительно назвал её «конторой» — взгляд, расширившийся на долю секунды в испуге и восхищении, я всё-таки запомнила. Надо сегодня же найти время и подключить хоть какие-то имеющиеся связи, чтобы узнать о корпорации Альваро всё то, что не выдаст Гугл.

Ещё раз пометив это пунктиком в голове, я сажусь в прохладный салон автомобиля, и меня застаёт звонок Кейт.

— Удалось что-нибудь выяснить? — торопливо произношу я, тут же хватаясь за телефон и изо всей силы прижимая его к уху. — Привет, Кейт…

— Да, привет, дорогая, — я слышу и в её голосе, немного искажённом техникой, нетерпение и шум мегаполиса на заднем фоне. — Не всё, но кое-что есть. Мой судмед, взглянув на документы, подтвердил, что вероятность получения инфаркта твоим отцом исключительно из-за состояния здоровья почти равняется нулю.

Я вдыхаю так глубоко, что ноздри смыкаются и остаются в таком положении несколько секунд, пока Кейт снова не заговаривает и мне не приходится выпустить со свистом накопленный воздух. Опустив голос на полтона, чтобы не быть никем услышанной, она молвит:

— По крайней мере, инфаркт мистер Ричардс получил бы, если бы стабильно на протяжении последних лет совершенно за своим здоровьем не следил. Джейн, не подумай ничего такого, но я просто обязана спросить: у него были проблемы с наркотиками?

— Нет! — тут же восклицаю я, отмирая, и суетливо хлопаю по разным кнопкам в машине: завожу, включаю климат-контроль, фары и решаю тронуться с места, параллельно продолжая общаться с Кейт уже по блютус: — Отец никогда бы в жизни… Он осуждал любые, даже простейшие успокоительные препараты, что уж говорить о наркотиках. Наверное, не стоит рассказывать, как он отреагировал, узнав, что мистер Морган почти с начала терапии назначил мне «Селексу»… Да и сама знаешь, Кейт, будучи сенатором, не так-то просто принимать запрещённое, оставшись с чистой репутацией. За годы это бы всплыло. Что именно говорит твой знакомый? Если бы отец умер из-за наркотиков, разве это не отобразилось бы в анализе крови?

— В том-то и дело, Джейн, что несколько показателей совершенно не бьются с нормой, в то время как следы наркотиков непосредственно в крови не обнаружены. Они-то меня и смутили: в том деле, от которого я когда-то отказалась, было нечто похожее. Жертва умерла из-за стабильного приёма препаратов, содержащих мефенамовую кислоту. Но Дик подозревает не только её в случае мистера Ричардса. По документам грешить можно минимум на четыре вещества, три из которых — наркотические. Каждый из них мог привести к инфаркту совершенно разными путями: одномоментно, постепенно с нарастанием дозировки, из-за сумбурного приёма…

— Я не помню, чтобы папа вообще хоть что-то принимал… Почему тогда, чёрт возьми, никто из врачей не сказал об этом? — я тут же закипаю, вдавливая акселератор в пол. Голова идёт кругом от полученной информации, каждый новый пазл которой всё только сильнее запутывает. — Почему никто даже не заикнулся об этих несостыковках?

Кейт молчит — мне кажется, что бесконечно долго, хотя на самом деле всего-то пару секунд — и, протяжно вздыхая, наконец произносит:

— Может, потому, что им… не позволили?

— Думаешь, им угрожал тот, кто свёл моего отца в могилу? Тогда почему вообще эти цифры есть в анализах? Можно же было всё сфальсифицировать! Выдать «чистые» бумаги! — с учётом того, что меня саму недавно плотно подсадили на крюк шантажа, я охотно верю в версию того, что молчание врачей могли купить. Но не хочу одновременно с этим верить в то, что система вокруг прогнила настолько, что это уже не впервой так или иначе касается именно меня…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Фальсификацию при таком диагнозе заметить проще, нежели некоторые правдивые показатели, данные чуть ли не в самом конце многостраничного документа. Ставка на то, что горюющая дочь навряд ли станет в нём копошиться — её мысли будут заняты лишь шоком от смерти отца и хлопотами по похоронам. Скорее всего, если бы не мой приезд, Джейн, который ты изначально посчитала бессмысленным, то мы бы так и остались в неведении.