Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина - Чингиз Гусейнов

______________

* Сохранились потому, что шедевры: могу заметить, что отличительная черта газели - виртуозность, игра слов, доведённая до высочайшей степени; это акростих, и начальные буквы строк читаются на созданных языках как Возблагодарим Аллаха. ** Замечу, что сведения о Гасаноглу даны во многих энциклопедиях мира; год его рождения вычислен по известной системе абджад, то есть сумме числовых значений букв имени Гасан + Ибн, приблизительно 701 г. по лунному календарю хиджра, соответственно 1382 г. от Р.Х. Как поэт, включён в скандально нашумевший Lexicon "Знаменитости народов мира", выпущенный в канун третьего тысячелетия парижским издательством ARM, и помещён в разделе турецком в единственном числе: мол, лишь этой фигурой знаменит варварский тюркский, уточнение - исламский - мир. Но ни здесь, ни в других изданиях нет сведений, что он автор или переводчик каких бы то ни было коранических свитков, хотя, зная некоторые факты его полулегендарной биографии, можно предположить, что такого рода сочинения у него могли быть.

... Что говорить о битве, если она была короткой? Но какой кровавой! Была - и прошла! А что длилась короткими стычками, затухая и разгораясь, четыре года? И сколь кратно, когда шёл бой, караван приходилось останавливать?

Чтобы пересесть с верблюда на коня?

На коне, как известно, воевать было легче. Но ведь завершилась, кажется, мирным договором с кайсами в доме Абдуллы бин Джудан?

Хилаф ал-Фудуль.

"Вечный союз", как в нём записано было, внутри ал-мутаййабун между хашимитами - кланом мутталибов, а также зухра, тайм, харит и асад о взаимозащите и помощи незаслуженно обиженным. И да продлится время мира, когда жизнь течёт размеренно, молодость сменяется старостью и сыновья погребают отцов.

21. Курсивное письмо сасанидов

Не подоспело ли время, - выведено курсивным письмом сасанидов, рассказать о первой любви и женитьбе Мухаммеда? Сначала была женитьба. Женитьба без любви? Нравиться ещё не означает любить. Любовь родилась потом? Всё первое: и любовь, и женитьба, которые волей случая оказались связаны с эказской бойней. Среди жертв был Абу-Талиб - тёзка дяди, опекавший Каабу богатый мекканец, муж незабвенной Хадиджи, которая за отзывчивость почиталась в Мекке. Щедрая и добрая. Всех знала в Мекке, кто чьей ветви и кому наследует, и все знали её. Не она ли - но как это ей удалось вычислить и разузнать? составила родословное древо Мухаммеда до седьмого колена, дальше заглянуть не смогла. Но важно, что было положено начало. И умна, и красива. Сколько ни сказать о ней - будет мало. Абу-Талиб, муж её, смертельно раненный копьём, рухнул, подмятый собственной лошадью, которая - натянута уздечка и подогнуто копыто - тоже пала. Красивый был конь - золотисто-рыжий, с белыми подпалинами. Вынес Абу-Талиба - он ещё дышал - с поля боя Мухаммед, и дух испустил, когда ступили в Мекку. Спас Мухаммед и Варгу, брата Хадиджи - вот кого могло погубить удальство! Понял Мухаммед, что сражение - и это после договора о вечном мире! - проиграно, надо бежать, пока живы, оставив вероломному недругу трёх двугорбых верблюдов, нагруженных тюками тканей и кожи, а поверх - ещё гора всяческого добра: пять дней несли верблюды меж горбами груз! И чувство досады у Мухаммеда, что пал его одногорбый верблюд, дромадер, с которым немало дней провёл на путях караванных, был он беговой породы - бежать мог, не зная усталости, от этого восхода до грядущего заката. После траурной церемонии - дома вывесили синие и белые платки, цвета траура - совет старейшин Каабы отметил мужество Мухаммеда, и прибавили к его имени титул Благоразумный. Хадиджа ещё молода, но уже дважды овдовела, так и не поняв в полной мере, что означает быть замужней. Однако в первом браке родила сына и дочь - детей забрала к себе богатая родня покойного, из рода максум, и Хадидже предоставилась свобода распоряжаться собственной судьбой, и не было брата у покойного, чтобы, как это принято, взял её в жены, и она ещё юна. Вскоре второе замужество: и на этот раз вышла за богатого, из рода тамим, он был её старше, но бездетный, прожили долго, и никого ему не родила. Зато познала иное - тамим Абу-Талиб нанял ей учителя, чтобы тот научил её чтению удобных авестийских букв или новомодного тогда курсивного письма сасанидов - и в честь всего лишь этой строки назван свиток? - созданного зороастрийскими жрецами... - "О, сколько их было, которые денно и нощно трудились, чтобы запечатлеть созданное мудрецом Зардуштом, - говорил старец учитель. Двенадцать тысяч коровьих шкур на то пошло, сожжённых потом Искандером Зуль-Карнейном в Персеполисе, и память жрецов сохранила и спасла, увы, лишь часть! Складываешь буквы в уме, смешивая, и вычитывается удивительное, особенно когда стихи про чувства мужественного и благородного его - к ней, возлюбленной, нежной и верной; вслух не произнесёшь, но не уймёшь волнения, вчитавшись. Помнит, часто шептал ей муж на ложе, где от глаз завистников укрыта, - сам ли сочинил, у другого кого вычитал? - про руки её, напоминающие ляжки молодой верблюдицы, и ноги - две точёные фигуры из мрамора, украшения которых звенят нежно: муж накупил для неё множество браслетов, и для ног тоже, как это водится в Хиджазе; а груди, запретные для рук посягателей, уподобил шарам из слоновой кости, и два других шара упругие и прохладные, одно прикосновение к которым разжигает бешеную страсть, и бока нежной стройной фигуры тяжело поднимаются над тем, что около них. Снова вдова. Спросить бы у жреца, это часто делали мужчины: - Что будет завтра? Купцов, проводивших жизнь в торговых поездках, волновали прибыли: а что, если товар станет добычей разбоев? И ещё: из сыновей и братьев кто умрёт? Её преследует желание не быть одной. В последние дни эти думы о молодом Мухаммеде, кому обязана спасением брата, слишком часты. Пытается представить, и никак не соединить того подростка и нынешнего, кто волнует, и не поймет, почему: неужели этот высокий, а она ему по плечо - тот самый хилый подросток со странным, никогда прежде не слыхивала, именем Мухаммед? Ещё недавно он пас их овец и коз - попросил её тогда Абу-Талиб, тёзка мужа, помочь сироте племяннику, мол, скромен, разумен, послушен. Пришла в Каабу жертву принести дочерям Хубала - покровительницам мекканских женщин, и удивилась, что Абу-Талиб обратился к ней вопреки обычаям не через мужа, а напрямую. "Не удивляйся, - объяснил, - я знаю о твоей доброте. К тому же мы родственники!" А родство - дед у них общий, Кусейя. И стал Мухаммед пастушить у них. И увидела она, как подросток превращается в мужчину, чудо! Хадиджа велела казначею щедро отблагодарить Мухаммеда, подарила золотой перстень покойного мужа с изображёнными на нём солнцем и львом (подношение перса купца хранила в преподнесённой, кажется, им же шкатулке из чёрного дерева, отделанной перламутром. Есть версия, что она индийская), а впридачу красиво вышитый плащ из верблюжьей шерсти, и он тут же накинул его на плечи - высокий ростом Мухаммед словно стал на голову выше.

...Помянув жертвоприношениями сороковой день, Хадиджа начала готовить торговый караван в Сирию - пятнадцать верблюдов. И уже решила Хадиджа, кому доверить караван, пока ещё небольшой, - пусть осваивается Мухаммед. С казначеем советовалась, но вовсе не для того, чтобы укрепиться в своём решении; раба Мейсара послала за Мухаммедом: пусть явится к ней. А до того уговорила в бане двух женщин, с которыми была дружна: Мухаммед должен согласиться на её предложение, оплата - четыре молодых верблюда. Обе женщины близки ей, и обе - сёстры матери Мухаммеда: одна двоюродная, Абу-Талиба жена, а другая, зовут Атика, - родная.

22. Круговой кубок

Отныне запастись терпением - Хадидже? Мухаммеду? Ваши имена, кажется, впервые рядом. Нет, было уже в свитке, приведённом в начале начал. Но не вычиталось: моё рождение и её свадьба - в год Слона. Дескать, Хадиджа противилась замужеству, томясь и предчувствуя иную судьбу. Но какую - не поймёт. Стать женой человека, что намного старше?

И сдалась! Не он ли, муж Хадиджи, спорил с владельцами слона?

Слишком много вопросов! Но рассказывали, будто именно он спас фигурку Марйам с младенцем Исой! Военачальник Абраха ему о Богоматери и Богосыне, как живых: мол, будут обитать среди нас, купаться в горячих источниках и плодов дерева хлебного отведают (?), как детей малых уговаривает, будто неведомо мекканцам, что Марйам с Исой в раю. "Ну да, а что в Аравии?" - Абрахе муж Хадиджи подыгрывает: дескать, богатым аксумцам нечем поживиться здесь, в краю бедуинов, где ни баобаба, ни шафрана, ни зебр, ни жирафов. Даже уподобил он себя айкомитам: мол, видеть их не довелось, но знает, что живут они в бизанской столице, равной которой нет города в мире, и, сменяя друг друга, непрерывно молятся единому Богу. "Не то что мы, мекканцы, и нашим богам толком не молимся: все наши молитвы во славу императора Бизанса!" Похвала, приправленная иронией. И снова путь Мухаммеда в Сирию через Босру, но в новом качестве: доверен ему караван богатой мекканской вдовы Хадиджи. Вспомнил старца Бахиру - умер недавно, дядя в одной из своих молитв в Каабе поминал его. Решил заглянуть в келью, где новый старец - Настура. Начал рассказывать, как много лет назад... - Но Настура перебил: - Ты Мухаммед? - Но как узнали?