Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина - Чингиз Гусейнов

- Не достаточно ли разговоров, что мы уже вели?

- Странно, но мы, кажется, с тобой прежде ни о чём не говорили. - Нужно произносить слова, чтобы счесть, что мы вели беседу? - Уж ты-то молчал! - Другие, о достопочтенный отец, сполна удовлетворили, надеюсь, ваше стремление познать бедуинскую жизнь. - Не было умысла в моих вопросах. - Доброрасположение похвально. - Я пытался вас понять.

- Ну да, все, кто не мы, считают нас, когда предстаём пред ними, бедуинами-кочевниками, которые только и умеют, что красть и угонять. Но все забыли, что каждый бедуин - воин и поэт! - О да, горечь твоих слов объяснима. Но именами Лат и Уззы, а также Хубала, которыми здесь клялись твои родичи-сопутники, прошу тебя ответить, о чём спрошу. - Именами этими просить меня не надо, - сказал Мухаммед. - Почему? - Нет для меня ничего нелепее, чем клясться их именами! - Но в чём тогда твоя сила? - Ты ведь не хочешь услышать, что я метко стреляю из лука и ловко скачу на верблюде? - Да, ты угадал. Но спрошу иначе: кому ты поклоняешься или в ком черпаешь силу, юноша? Мухаммед улыбнулся: сказать ли - это придётся по душе Бахире - об особо привлекательной фигурке Марйам, она похожа на мою маму, с младенцем Исой, чей лик не обозначен, лишь продолговатый орешек, и он сам домысливает взгляд, рисуя глаза и губы. Но тогда монах - такое с Мухаммедом уже случалось - поведёт речь о привлекательности христианства: "Почему бы вам, мощному роду хашимитов, коль скоро Богоматерь с Богосыном уживаются в вашем храме с идолами, не принять, уговорив и всех курайшитов, веру Христову?!" Бахира терпеливо ждал, что Мухаммед ответит. Но тому отчетливо вдруг привиделась картина, ожило от кого-то про Ибрагима услышанное - как рушит идолов; взял палку, разбил изготовленных отцом на продажу идолов и, оставив самого крупного, вложил палку ему в руку.

(8) Вставка: Не об идоле Хубале ли речь?

Тут появляется отец Ибрагима: "Что ты натворил?!" - "Это не я", - отвечает. И оправдывается: принесли-де паломники в жертву идолам муку, а те спор меж собой затеяли. Один кричит: "Я поем раньше!" Другой: "Нет, я!" А самый крупный разозлился, встал... - Видишь, - говорит отцу Ибрагим, - палку в его руке? Разбил он идолов!

- Ты издеваешься! - возмутился отец. - Что могут истуканы?!

- Вот ты и ответил, что ни к чему не пригодны!

Но кому поклоняться? - будто очнулся Ибрагим. И ответил себе: Солнцем очарован, но оно зашло. Луной очарован, но туча её закрыла. Туче поклонюсь, но ветер её разогнал. Ветер - вот бог, но не свалит он идущего человека! Человеку?! Кто ж слабому из слабых поклоняться станет?! Так кто Он, властвующий над всеми? Фараон?!

Картина возникла и исчезла.

- Я ещё не готов к ответу, о старец! - Но тогда именем моего Единого и Вездесущего прошу ответить: скажи, что тебе привиделось во сне этой ночью? - Летал меж звёзд. - А вчера? - Ходил по морю, и волны меня не поглотили. - Снятся ли тебе пожарища? - Прошёл однажды сквозь бушующее пламя, и оно, как дуновение прохлады, касалось щёк моих. - Видишь ли во сне земные дали? - Пески пустыни снятся, белые и шелковистые, беру в ладонь, струятся, чистые, как вода Замзама, меж пальцев.

- Ещё у меня просьба!..

Мухаммед по просьбе монаха - показалась странной - расстегнул ворот своей рубахи, и Бахира удовлетворенно вздохнул, увидев царапину на его груди. Потом просил спину показать: так и есть - меж лопатками явственно обозначена печать!* И больше ни слова Мухаммеду: сновидения юноши и шрам на груди, похожий на след кровососной банки, совпадали с описаниями, что имелись в книгах. Тут же пригласил монах Абу-Талиба, велев Мухаммеду на время покинуть их.

______________ * Скептики, коих немало в мирах этих и тех, зачастую судят друг о друге, прибегая ко всем оттенкам чувств, жестов и мимики, - от подобострастия и лести до - пройдя через иронию и ухмылку - издёвки. И они сказывают... - тут суждений не на одну книгу! - что печать на спине Мухаммеда была всего лишь огромным родимым пятном величиной с куриное, а для кого - с перепелиное, яйцо.

- Кем тебе доводится юноша? - спросил.

- Он сын мой, - ответил Абу-Талиб.

- Неправду изрекли твои уста, - возразил Бахира. - Он, как о том мне открылось, сирота. Отца его не должно быть в живых!

- Ты прав: он сын моего покойного брата. Но и тебе я молвил правду: племянник мной усыновлён. - Это ответ истинный. Теперь внимательно слушай меня! Я узрел святость в юноше! - Изумлённый Абу-Талиб растерялся, не зная, что сказать. - Да, именно то, что ты услыхал, и я удивлён не меньше твоего! Монах, спеша избыть накопившееся, быстро заговорил об особом сиянии очей Мухаммеда, тайном знаке - шраме на его груди; что прихода Мухаммеда люди ожидают именно теперь, когда земля погрязла в нечисти безверия, жестокостях и разврате, а невежество поставлено на большую высоту, и что о явлении пророка сказано в древней книге. Не вставая с места, протянул руку к нише в келье, достал книгу в кожаном переплёте, приложил к губам: - Моё дело сказать правду, которую узрел, не заставляя верить в неё. Возвращайся, настоятельно просил, - с ним домой, но опасайся, - предупредил, - иудеев! Именем Бога Единого тебя заклинаю: если приедешь с Мухаммедом в Сирию, иудеи убьют его!

- Но мы только что вели с ними мирную беседу!

- Слушай и не перебивай! - вскричал на Абу-Талиба. - Я даже знаю имена иудеев, которые вознамерятся убить, они приведены в этой книге! Запомни их имена: арабы Зурайр и Таммам, а также еврей Дарис! "Это как понять? - недоумевал Абу-Талиб. - Мухаммеда ещё не было на свете, а враги его уже названы в древней книге, так, что ли?!" Вежливо выслушал Бахиру, но, усомнившись, однако, в его предсказании, ослушался монаха и продолжил свой путь.

(9) А Бахира-иудей, - дописано сбоку, - скажет, чтобы Абу-Талиб опасался христиан, названы будут те же имена, что произнёс монах Бахира: мол, если увидят юношу, замыслят против него зло, признав в Мухаммеде того, кого узрел я!

19.

О чем говорили Бахира и Абу-Талиб, так ты и не узнал тогда.

Но Абу-Талиб, кажется, подтвердил догадки Бахиры!

Сам не знает, как это у него вырвалось, сказал: "О том, что Мухаммеду, как ты изволил молвить, уготовано великое будущее, говорил и мой отец Абдул-Мутталиб".

"То - суждение деда о внуке, - ответил Бахира, - а моё исходит из знаний, которыми обладаю!"

Христианин винит иудея, а иудей...

Бахира даже, как рассказывают, встречался позже с названными им людьми Писания, о которых якобы сказано в древней книге, - Зурайром, Таммамом и Дарисом.

Пытались заманить тебя в ловушку, чтобы убить? Абу-Талиб после беседы с Бахирой был взволнован. И внимательно разглядывал твою грудь, когда по возвращении остановились в Йанбу? Я скинул рубаху, чтобы нырнуть в воды Красного моря, а он повернул меня лицом к солнцу, чтобы удостовериться. И тоже увидел царапину на твоей груди? Новая рукопись так и названа:

Царапина на груди ...Когда прошло двенадцать лет, два месяца и десять дней после похода Слона, Абу-Талиб отправился с Мухаммедом по торговым делам в Сирию, а на обратном пути остановились они в местечке Тайма, чтобы по совету соседа-сабия непременно навестить там святого, знатока всех вер. "Это наш сабий, - гордо заявил сосед, - но, увы, иудей". Учёный по имени Бахира, глянув на Мухаммеда, тут же спросил у Абу-Талиба: - Кем тебе доводится этот юноша?

- Сын моего покойного брата, - ответил Абу-Талиб. - Жалеешь ли ты его? - спросил и, услыхав: "Да", изрёк, к удивлению Мухаммеда: - Береги племянника от козней христиан! И долго говорил он с Абу-Талибом. Бахира произносил изречения, вроде: "Всё, что есть сегодня, было всегда, а что будет - уже было". Однако, заметил, не скоро свершается суд над худшим, оттого сердце человеческое не страшится делать зло. Праведников порой постигает то, чего заслуживали бы нечестивые, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы праведные. Ещё о том, что именно он свыше данным ему озарением ублажил мёртвых, которые давно умерли, и они более живые, нежели те, кто жив доселе, а блаженнее тех и этих тот, кто ещё не существовал и тем самым не видел злых дел, творящихся под Луной.

- Слова одной мудрой книги, - заметил Бахира. - И каждый, кто их произнесёт, уверовав, станет их обладателем! - И тут заметил на груди Мухаммеда тонкую, чуть розоватую полоску: - Что это?! Мухаммед задумался: что-то знакомое, как бывает во сне или далеком детстве, всплыло вдруг вместе с воспоминаниями, когда подростком пас овец, уснул внезапно, а проснувшись, не сразу заметил на груди царапину - она чесалась очень.

- След! - изумлённо произнёс Бахира. - Грудь вскрыта, вынуто сердце и очищено, чёрные капли первородного греха выдавлены из него, и семя брошено, чтобы в срок взросло! - И дабы утвердиться в догадке, велел Мухаммеду показать спину. - Тайный знак! - тут же возгласил, лицо озарилось радостью, ибо на спине, - сказал Абу-Талибу, когда остались вдвоем, - печать святости. Почувствовал жёсткие усы Бахиры? Мягкая шерсть бороды коснулась печати, что сияла на спине, там, где соединяются лопатки?