Сегодня - позавчера. Трилогия - Храмов В.

   - Спасибо.

   - За что?

   - За всё. И за науку.

   - Не за что. В одной лодке качаемся. Военком обещал меня с бригадой отпустить на фронт.

   - Как же это он тебя отпустил? Ты у него вроде секретаря?

   - Да, ладно. Бабу какую-нибудь возьмет. Дело не хитрое, справятся. А ты сам откуда?

   - Я же контуженный. Не помню ни хрена. Так, местами.

   - Да, неплохо тебя приголубило. Хорошо к Натану Ааронычу попал. Он хирург от бога, тьфу ты, никак не отвыкну.

   - И ты его знаешь?

   - Да кто ж его не знает? В городе всего две больницы - узловая и земская. А хирургов по пальцам одной руки пересчитать. А Натан... Он ведь и на Халхин-Гол ездил, и в Финской в командировке там был. У него та-акой опыт! И мужик мировой. Даже золотой.

   Вот так вот! Вот тебе и Натан. А мы ведь сдружились. Странно. В прошлой жизни я тяжело сходился с людьми. Друзей, не знакомых-приятелей, а именно друзей, у меня не было. У жены были близкие подруги, а у меня нет. И вдруг - Натан. Тем более - еврей. Он, оказалось, суетился за меня и перед главврачём, и перед военкомом, комбригом. А на самом деле, оказывается, не надо сотни друзей - один друг-еврей их с лихвой компенсирует. Говорят, они всюду ищут выгоду. А от меня, что за прибыток? Пока для Натана только нервные расстройства. И материальные затраты. Еврея траты на меня. Можете поверить? Я бы не поверил.

   Мы дошли по вечернему городу до казарм. Они и в наше время сохранились, правда, внутри я не был.

   - Это со мной, - сказал мой спутник часовому на воротах. Часовой смерил меня взглядом, поправил винтовку на плече, но ничего не сказал.

   Уже вечер, но на внутреннем плацу вышагивали солдаты. Рулил ими ("И-раз, и-два, левой, выше ногу дери, мать вашу подери!") однорукий командир. Правый рукав гимнастёрки был пришит у самого плеча.

   - Это твой комбат. Геройский мужик.

   Мы подошли.

   - Строй, стой! Раз, два! Разойдись! На сегодня всё.

   - Здравствуйте, Андрей Николаевич. Вот, привёл вам пополнение. Старшина третьей роты.

   Я представился.

   - Натанов крестник, - кивнул он. Представился капитаном Бояриновым Андреем Николаевичем. И орден Боевого Красного Знамени на груди представил сам себя. Похоже, правда - герой. Только без руки и шрам на всё лицо собрал правую щёку в горькую усмешку.

   - Надеюсь, сработаемся. А работы много предстоит. Пойдём, я покажу тебе твою старшинскую нору.

   - Волков бояться в лес не ходить.

   - Что?

   - Нам, татарам, что плясать, что работать, лишь бы пропотеть.

   - А, прибаутки. Это хорошо. Вовремя сказанная - дух хорошо поднимает. Не вовремя - дисциплину разлагает. А знаешь, что такое армия без дисциплины?

   - Стадо вооруженных баранов.

   - Верно. Вижу, человек ты бывалый. Воевал?

   - Не знаю. Контуженный я.

   - А, Натан же говорил.

   Мы прошли мимо вытянувшегося солдата, наверное, дневального, набравшего воздуха полную грудь - видимо орать что-либо собрался, да так, чтобы оглушить. Но Бояринов остановил его жестом.

   - Вижу, не шуми. Это старшина Кузьмин. Ты не пальни в него случаем. Пока он в таком виде.

   Мы зашли в огромную комнату, где сплошными рядами стояли железные двухъярусные кровати, пока пустые.

   - Здесь будет квартироваться третья рота. Пока недоформированны первые две, но скоро и сюда заселять начнём. А вот и твоя каптёрка. Осваивайся. И переоденься. Форму по размеру найдёшь.

   - Благодарю. По размеру я подберу, а вот что к чему носиться не помню. Не попутать бы.

   - Разберёмся. Ключи возьми на вахте. Давай, старшина, осваивайся. Да, поживее.

   - Слушаюсь.

   Я тоже вытянулся, как дневальный до этого. Капитан ушел, громко топая сапогами по крашеному полу. Он припадал на правую ногу. Похоже, не слабо ему досталось.

А обмыть?

   Узнав у дневального расположение вахты, сходил за ключами, повозившись с замками, отпер, наконец, дверь каптёрки. М-да, нехило. Немаленькое помещение было заставлено стеллажами, просто завалено мешками, свёртками, ещё чем-то, что при слабенькой лампе не разобрать, так густо, что остался лишь маленький пятачок у двери, но тоже занятый столом с настольной лампой и лежаком, на котором кулем валялись тряпки.

   - В натуре, берлога, - пробормотал я. Ну, с Богом! Надо бы это всё перебрать, так сказать, систематизировать, чтобы знать что, где и сколько. Но, сначала уборка. Вот этим я и занялся. Да так увлёкся, что не услышал подошедших. Только деликатный кашель заставил меня оглянуться.

   - Мать моя женщина! Натан! Ты ли это?

   Натан щерился во все тридцать два зуба. Наверно, лицо моё было забавным. Ещё бы, я вообще офигел - передо мной стоял в новенькой форме с двумя шпалами в петлицах кавалер ордена Боевого Красного Знамени с лицом Натана.

   - Не ожидал?

   - Да я вообще офигел! Извините, товарищ майор!

   - Военврач 2-го ранга.

   - Вы тоже воевать собрались?

   - Что это за "вы"? Ты, никак, обидеть хочешь старого бедного еврея?

   - Тебя обидишь. Щупальцами своими весь город опутал, как спрут. Твои знакомцы меня, контуженного старшинку, схарчат и не заметят.

   Натан рассмеялся задорно, заливисто.

   - Не знакомцы, а друзья. Не имей сто рублей, а имей сто друзей.

   - В натуре, еврей. Натан, тебя когда воспитывали, не говорили - с друзьями дружить надо, а не иметь их. Извращенец. Морда еврейская.

   Натан поперхнулся, открыв рот, потом оттуда раздался хохот.

   - Да это ты извращенец, я даже подумать такого не мог!

   - Вы ещё долго пикетироваться будите? Нам вас отсюда слушать или как? - раздался из-за спины Натана голос Бояринова.

   - Да, что это я? - Натан посторонился, пропуская в каморку комбата и того же политрука, проводившего меня до казарм. Сразу стало тесно.

   - Я тут как раз прибирался.

   - Хозяюшка, - сочувственным голосом сказал Натан.

   - А в глаз?

   - Ты, татарская морда, ещё за еврея не ответил.

   - Так! - командирский тон комбата вытянул всех в струнку, даже Натана, с его двумя шпалами, - выяснения национальных вопросов оставим для коньяка, а сейчас, слушай мою команду! Натан, как старший по званию, в уборке не учувствует - накрывает стол. Остальные - освобождаем место. Заодно надо и старшину привести в надлежащий вид. А тебе, Кузьмин, выговор за неисполнение моего приказа.

   - С внесением в грудную клетку?

   - Что?

   - Выговор с внесением в грудную клетку? Или в личное дело? То есть, тело?

   - Нет, обойдёмся просто выговором. Но, только в первый и последний раз. Понял?

   - Так точно!

   Мы так препирались, но руки дело делали - узлы и мешки летели в углы.

   - Натан, какой-то у тебя странный контуженный. В званиях не разбирается, а шпарит, будто в царской армии отслужил: "так точно".

   - Я тебе, Андрюша, больше скажу - он пока в реанимации лежал, как будто институт закончил. Я его сослуживца опросил - как подменили старшину.

   Я весь напрягся. Как выкручиваться? В фарс всё перевести? Стоит попробовать:

   - Ага, агенты влияния разведок империалистов. Я же и иностранные языки знаю теперь: "Хаю дую ду?".

   - Это что?

   - Это он по-английски: "Как делаются дела", - подсказал из-за стеллажа политрук.

   - Жаль, - вздохнул я, - не немецкий. А на что мне англицкий? Мы с ними не воюем. Да и не понимаю я, что это значит, так, помню почему-то.

   - Давай ещё что-нибудь.

   - Велком, гоу аут, файн, щет, фак, лондон из э кэпитал оф грейт британ. Ещё что-то всплывает, но я тут же забываю.

   - Сереж, что он сказал?

   - Заходи, уходи, замечательно, дерьмо, вообще матом и Лондон - столица Великобритании. Он, наверно, в школе английский учил. Или слышал где.

   Фу-у. Может пронесёт. Вот и Натан разразился лекцией о неразгаданности устройства человеческого мозга и парадоксальности памяти. С примерами из своей богатой практики.

   Ну, вот и расселись. Натан достал из своего докторского саквояжа две пол-литровых бутылки с коричневой прозрачной жидкостью. Этикетки незнакомые. Коньяк. Азербайджанский. Понюхал, когда налили в мой стакан.

   - Блин, коньяк! Да хороший!

   - Конечно. А ты надписям не веришь?

   - На заборе тоже написано, а там дрова. Откуда мне знать, как должен пахнуть коньяк? Но ведь узнал, более того, чую - хороший.

   - Ну, а я что говорил - "их благородие" подселился в старшину.

   Я опять напрягся, но все рассмеялись. А Натан пересказал капитану и политруку наш с ним разговор о дворянах. Комбат покачал головой:

   - Да, интересно тебе память вывернуло, старшина. Ну, долго греть-то будем? Я, конечно, понимаю - коньяк, он тепло любит, но доколе?

   - И то верно, - поддержал Натан, - Старшина, скажи тост.

   - Тост!

   Они сначала выжидающе смотрели на меня, потом рассмеялись:

   - Опять шутишь, - покачал головой Натан, - Тогда я скажу - за встречу!