Журнал «Вокруг Света» №01 за 1982 год - Вокруг Света

В четыре утра идем в бар — надо перекусить. Там встречаем Джино. Вытащив из кармана девять стодолларовых бумажек, он с восторгом восклицает:

— Смотрите! Выиграл! Я знал, что мой план сработает! Начал с полусотни, а теперь у меня девятьсот!

Никто не напомнил ему, что эти же девять бумажек он показывал в начале игры: зачем расстраивать человека? Хорошо, что он хотя бы остался при своих. Это уже удача.

...Автобус подходит вовремя, ровно в семь. Херб, хорошо отдохнувший, свежий, выбритый, улыбается нам и спрашивает:

— Ну как, все в выигрыше?

 Пассажиры утвердительно кивают — таков этикет.

В автобусе Джино машет своими купюрами перед носом какой-то пожилой женщины:

— Видите? Выиграл!

Женщина явно ему завидует.

— Рулетка? — спрашивает она.

— Играю только в карты! — нахально врет Джино.— Это единственный способ выиграть.

— Но я не умею играть в карты...

— Никто не умеет играть в карты,— убежденно говорит итальянец.— Если кто-нибудь когда-нибудь говорил вам, что умеет,— не верьте. Тут нужна интуиция, нюх — вот как у меня. А во что играли вы?

— В кено, на игорных автоматах...-— еле слышно отвечает женщина.

— Ну, в таком случае мне вас даже не жаль. Вы были обязаны проиграть, если тратите деньги на это!

Проходит час. Кроме меня и Джеймса, все спят. Альвина улыбается во сне. Наверное, она переживает сейчас самый большой свой выигрыш, который перевернет всю ее жизнь.

Лицо Джино и во сне сохраняет выражение «бывалого игрока».

Мы с Джеймсом шепотом переговариваемся.

— Конечно,— говорит он,— в таких казино бывают и тузы, «денежные мешки». Им все равно — выиграют они или проиграют. Они развлекаются. Но больше таких, как я или Альвина. Мы надеемся на удачу, у нас нет работы. Я однажды выиграл пятьсот долларов, потом два раза по десять. И меня затянуло: вдруг еще выиграю?

— А сегодня вы много проиграли? — спрашиваю я и тут же с запозданием спохватываюсь: такие вопросы задавать не принято.

— Шел ровно,— бесцветным голосом отвечает Джеймс и, отодвигаясь, закрывает глаза...

Григорий Резниченко Лас-Вегас — Сан-Франциско — Москва

Встречь байкальского ветра

Древнее темя Азии

Случай заставил меня по-иному взглянуть на карту Байкала. Тот же случай стал причиной незабываемого путешествия... Изучая судьбы участников поиска «Земли Андреева», я встретил фамилию Алексея Пушкарева. Это он вместе с «геодезии прапорщиками» И. Лысовым и И. Леонтьевым обследовал ледяную пустыню к северу от Медвежьих островов в 1769—1771 годах. В карте, составленной геодезистами, Ф. Врангель даже спустя много лет, в 1821 году, не нашел погрешностей. И немудрено. Пушкарева и его товарищей направил сибирский губернатор Д. И. Чичерин «как состоянием их надежных, так и довольно геодезии знающих». Тот же Пушкарев семью годами раньше был послан на Байкал-море. Работал он в экспедиции Ивана Ивановича Георги, этнографа и натуралиста. Подштурман Пушкарев на лодке обошел весь Байкал и составил первую гидрографическую карту озера на инструментальной основе. Его «карта плоская, специальная Байкальского моря» впервые дала верный контур гигантского водоема. И главное, была первой морской картой Байкала. Мне захотелось подробнее узнать об истории открытия озера. И началось...

Пришлось прочитать немало книг, чтобы найти подробности истории картирования озера и участия моряков в этой работе. Все оказалось для меня откровением, но рассказать об этом что-то мешало. Знать о том, как делалась карта, и не иметь представления о способе плавания! Выдумывать подробности опасного путешествия? Нет, так не годится. Но где же выход? Побродить по берегу Байкала, сотворив эффект личного участия? Нет, не то. А может, прокатиться на корабле или на моторке? А как же XVIII век? Утлый дощаник, тяжелые весла, изматывающая гребля вдоль крутых берегов «славного моря»?! Но едва ли удастся там, на озере, найти легкую гребную лодку. Это я уже знал, когда несколько лет назад с экскурсией приехал в Листвянку, чтобы «из-за угла» взглянуть на сибирское диво... В лучшем случае можно достать тяжелый кунгас у рыбаков в их «мертвый сезон». Но далеко ли уйдешь на нем? И что делать с ним, когда случится ненастье? Кажется, выхода нет. Нужно либо в байдарку садиться, либо... строить не что близкое к стружку или дощанику, на котором пустился в плавание подштурман. Уже начал вразброс пролистывать журнал «Катера и яхты», ничего толком не решив, и вдруг вижу на маленькой схеме прерывистый путь лодки «Мах-4» Евгения Смургиса, которая из Карского моря нырнула в устье Енисея. Звоню в редакцию журнала.

— Что было дальше?

— От Дудинки вверх по Енисею пошел два года назад. Сами ждем от него материал...

Осталось написать письмо Смургису и надеяться, что еще не опоздал. Одно утешало: все-таки против течения. Енисей что море — широк, и течение быстрое. Куда он за отпуск уйдет от Дудинки? В лучшем случае до Енисейска. Из Дудинки туда 1583 километра. Из Енисейска до Байкала еще 1800 километров. То, что я знал о лодке, меня устраивало: только на веслах. Узнал еще, что идет Смургис по рекам во Владивосток. Но каков в точности маршрут: северный, по Лене, или южный, через Байкал к Амуру,— не знал...

Потом телеграмма: «Лодка в Иркутске, иду через Байкал. Об остальном при встрече в Москве». Вот так просто написано в телеграмме: «Иду через Байкал». Будто за грибами на тот берег реки... А эти сумасшедшие километры? Как он их преодолел?

Потом встреча в Москве. Кажется, мой послужной список в гребле Смургиса не смущает. Он лишь замечает вскользь, что на «резинке» да по течению — это совсем не то.

— Но мы идем,— сказал Смургис.

Мы идем, мы идем, мы идем. Так я повторяю до тех пор, пока до меня не доходит, что это и я тоже на веслах пойду через Байкал подобно первопроходцам...

Уже через месяц, прохаживаясь среди тополей в Читинском аэропорту и ожидая вылета в Москву, я снова и снова переживал наше плавание и размышлял о тех, кто открывал Байкал. О казаках и моряках, дерзнувших плавать в «священном море» будто где-нибудь на Волге, или Дону, или в Маркизовой луже — на Балтике. О людях, для которых не существовало трудностей, потому что их заменяла необходимость. О Евгении Смургисе... Думал о том, как он, взявшись за весла, невозможное сделал необходимым. По крайней мере, для себя. И о том небрежении к трудностям, которых так много на воде, когда идешь вопреки и навстречу потоку. Ловлю себя на том, что заговорил стихами Державина: «Спасет ли нас компас, руль, снасти? Нет! Сила в том, чтоб дух пылал...»

Когда самолет выпрямился и по проходу засновали люди, мой сосед заметил, показывая открывшийся внизу вздыбленный горизонт:

— Вот оно, древнее темя Азии.

С геофизиком из управления Чита-геология, моим давним знакомым Пермяковым Валентином Степановичем мы успели о многом поговорить еще под читинскими тополями. Тогда-то я и услышал, что геологическая история Байкала тоже принесла сибирскому феномену мировую известность.

— В геологии начала нашего века господствовали взгляды австрийского геолога Эдуарда Зюсса. Его книга «Лик Земли», удостоенная медали имени П. П. Семенова от Российского географического общества, оказала заметное влияние на развитие представлений в геологии. Теперь его концепция о соотношениях складчатости в региональной геологии устарела, а зюссовский регион «древнее темя Азии» заменен «Байкальской системой рифтов»...

За бортом с высоты 11 тысяч метров отороченный снегом хребет Хамар-Дабан все еще скрывал от нас Байкал. Менялся угол зрения — и внушительные хребты сникали на глазах. Среди отрогов Яблонового хребта уже мирно струились ленты рек, синие от безоблачного неба. Рифты для меня были не совсем понятны, но древнее темя на огромном черепе Азии со шрамом Байкала... это звучало.

Валентин Степанович, примяв седую шевелюру, повернулся ко мне и продолжил:

— Глубокая тектоническая впадина, в которой лежит озеро, не имеет себе равных в мире. 1164 метра! Такого разлома на суше нет нигде. Байкальская складчатость тоже оригинальное явление и именуется «байкалид». Складки такого типа есть и в Азии и в Европе, но имя им от Байкала. С конца XVIII века стала популярной теория, что озеро возникло «насильственным способом, может быть, в связи со страшным землетрясением в виде провала». Так говорил в 1772 году академик Георги, шеф Алексея Пушкарева... Позднее в популярных изданиях озеро именовали «Ангарским провалом», поддерживая жуткую картину катаклизмов. Конечно, доля истины в этом есть, хотя причины возникновения озера — процессы горообразования, происходившие миллионы лет назад. Обычный срок жизни озера — десятки тысяч лет. А Байкалу — миллионы. Тоже феномен. Вот видишь — показалось «море». Какие хребты его окружают! Они и были причиной еще одной уникальности водоема: о нем узнали позднее, чем о других, довольно неприметных географических объектах. Но это уже история...