Война Чарли Уилсона - Джордж Крайл

У половины новобранцев были магистерские степени, многие свободно говорили на нескольких языках. Авракотос помнит одного молодого человека из Гарварда, который цитировал Чосера с такой легкостью, как будто вел обычный разговор. В течение следующих полутора лет эти пятьдесят избранных оставались вместе, изучая шпионское ремесло.

В Кемп-Пири, учебном лагере ЦРУ в окрестностях Джеймстауна, штат Виргиния, где первые американцы некогда основали свое поселение, юные шпионы учились пользоваться огнестрельным оружием и взрывчатыми веществами. Они прошли суровые курсы выживания и прыжков с парашютом. Они ездили в разные города на практические занятия по слежке и наружному наблюдению. Они учились чертить карты и составлять таблицы, постигали тайнопись и незаметный обмен сообщениями, работали с экспертами по прослушиванию и операторами детекторов лжи, усваивали навыки внедрения агентов и компрометации или вербовки агентов противника.

В те дни многих не покидало ощущение подготовки к войне. Две сверхдержавы тратили значительную часть своего государственного бюджета на военные проекты, позволявшие осуществить массированное ядерное нападение в течение нескольких минут. Более пятнадцати тысяч боеголовок было направлено на города и военные объекты с обеих сторон. На границе Западной Европы стояло девяносто советских дивизий. Соединенные Штаты и их союзники по НАТО постоянно проводили маневры и тренировки на случай внезапной атаки по традиционному сценарию, но никто не сомневался, что после нарушения границ обычная война неизбежно перерастет в ядерную. Сверхдержавы превратили друг друга в беспомощных гигантов, потому что ни одна из сторон не хотела использовать всю мощь своих вооружений. Не имея другого выхода для своей агрессивной энергии, они превратили весь мир в поле битвы для разведок. Трудно было найти страну, где КГБ и ЦРУ так или иначе не сталкивались бы друг с другом.

Авракотос и его однокурсники рассчитывали, что они отправятся в бой сразу же, когда получат свое первое зарубежное задание. В то время места, о которых никто особенно не думал, то и дело попадали на первые полосы газет в качестве «горячих точек» холодной войны: кубинцы из ЦРУ воевали с советскими кубинцами, а вьетнамцы, поддерживаемые США, пытались одолеть вьетнамских коммунистов.

Агенты ЦРУ считали себя глобальными онкологами, пытавшимися найти и удалить — или по меньшей мере заморозить — даже самые незначительные злокачественные образования, прежде чем они разрастутся до полномасштабной угрозы, предшествующей ядерной конфронтации. Это было грязное дело, но оно считалось необходимым, как разрез скальпелем в руке хирурга. Кастро на Кубе мог распространить свою революцию не только на Центральную, но и на Латинскую Америку. По мере того как колониальные державы ускоряли исход из Африки, она становилась все более нестабильной: один чернокожий Кастро мог заразить весь континент. В этой борьбе не могло быть компромиссов. И повсюду единственными генералами в единственных настоящих баталиях, дозволенных сверхдержавами, были разведчики.

Так выглядел мир, куда Гаст Авракотос попал в 1963 году, когда получил свое первое зарубежное назначение после полуторагодовой подготовки. Трудно представить, какие чувства он испытывал, когда узнал, что его направляют в страну, где родились его родители. Он возвращался не только для того, чтобы защищать Грецию, но и для того, чтобы «стать часовым на стенах свободного мира», по выражению президента Кеннеди.

Греция была не просто колыбелью демократии, а тем местом, где началась холодная война. Доктрина Трумэна создавалась для того, чтобы противостоять угрозе вооруженного проникновения коммунистов в Грецию и Турцию, В соответствии с планом Маршалла эти страны получали сотни миллионов долларов для спасения своей экономики, и ЦРУ было исполнено решимости удержать греков, которые были союзниками НАТО, от голосования за левых политиков.

К тому времени когда Авракотос прибыл в Грецию, ЦРУ вмешивалось во все аспекты внутренней жизни страны. Оно создало и финансировало Центральную разведывательную службу Греции, чьи оперативники действовали в тесном контакте с сотрудниками Агентства. Люди из ЦРУ занимались информационными вбросами, субсидированием кандидатов, наблюдением за коммунистами и нейтрализацией их лидеров, а также осыпали своих клиентов дарами и услугами. Авракотос был удивлен, узнав о том, что в Греции уже работают 142 оперативника. Шеф местного отделения за два месяца даже не снизошел до личного знакомства с ним.

Молодому оперативнику пришлось привыкать к этому странному, замкнутому миру. Существовало негласное табу на дружеские отношения с другими американцами в Греции, и большинство настоящих дипломатов из посольства относились к своим коллегам из шпионского ведомства как к представителям касты неприкасаемых. «Они называли нас “невидимками”, — вспоминает Авракотос. — В небольших посольствах, например в Дакаре или Калькутте, где находилось лишь несколько человек и вы были единственными американцами в городе, все было по-другому. Но в больших посольствах — в Риме, Париже и Токио — “невидимки” существуют отдельно от остальных. Это настоящая кастовая система. Когда им требовалось узнать наше мнение, они буквально цедили сквозь зубы: «Ну ладно, а что по этому поводу думают невидимки?»

Сами оперативники считали «невидимок» зелеными новобранцами в течение первых двух лет работы. Некоторые ветераны настаивают, что нельзя быть настоящим профессионалом, не имея за плечами двадцати лет шпионского опыта, но Авракотос был неутомимым и инициативным человеком. Он говорил по-гречески как на родном языке и умел пользоваться любой благоприятной возможностью. Двадцать первого апреля 1967 года, когда военная хунта захватила власть в Афинах и отстранила демократическое конституционное правительство, ему выпал один из тех случаев, которые могут определить карьеру. Либералы в США и по всему миру кипели от возмущения, но «путч черных полковников» за одну ночь превратил Авракотоса в одного из самых незаменимых полевых игроков ЦРУ.

Задолго до этого он позаботился о том, чтобы получше узнать будущих «черных полковников». Все они были выходцами из крестьян, поступившими на службу в армию, и ощущали внутреннее сродство с обаятельным американцем из рабочей семьи, чьи родители приехали с Лемноса. Они свободно общались с ним на родном языке. Они пили и гуляли вместе с ним и сознавали в глубине души, что он разделяет их ненависть к коммунизму.

Авракотосу было известно, что полковники ожидают от Соединенных Штатов благодарности, пусть даже очень сдержанной, за их усилия, помешавшие прийти в власти антиамериканскому кандидату Андреасу Папандреу. Опросы показывали, что Папандреу должен победить на выборах, и полковники подозревали, что ЦРУ пытается саботировать его предвыборную кампанию. Но мировая реакция на переворот и отстранение демократического правительства была настолько ожесточенной, что администрации президента Джонсона пришлось формально осудить греческую хунту и пригрозить прекращением экономической помощи от США.

После того как полковники арестовали Папандреу, который несколько лет прожил в США, посольство направило к ним Авракотоса с официальным сообщением. Соединенные Штаты пошли на необычный шаг, выдав греческому лидеру американский паспорт, и теперь предлагали членам хунты, чтобы они разрешили ему покинуть страну. «Вам нужно отпустить его — это официальная позиция, — сказал молодой оперативник ЦРУ. — Но неофициально, как ваш друг, я советую пристрелить этого сукина сына, прежде чем он снова начнет досаждать вам».

Эти слова были квинтэссенцией народной мудрости Эликиппы. Именно такое заявление, сделанное в нужный момент, скрепляло заговорщиков узами истинной дружбы. Можно только представить, какие неприятности ожидали бы Авракотоса, если бы посол узнал о его личных замечаниях. Но он не узнал, и теперь, в возрасте двадцати девяти лет, Авракотос неожиданно возглавил стаю и стал важнейшим агентом ЦРУ в самом средоточии нового центра греческой власти.

В течение следующих семи лет полковники хотели вести дела только с Авракотосом как с главным доверенным лицом, представляющим интересы США. Формально он играл роль гражданского сотрудника министерства обороны по связям с греческой армией. Он свободно входил в любые кабинеты и выходил обратно. Он катал своих греческих друзей на яхте, брал их на пикники и отвозил на вечеринки по выходным. По сути дела, он был невидимым членом правящей хунты.

Авракотос рассказывает, как он однажды подъехал к афинскому отелю «Хилтон», где ежедневно завтракал. Привратник отдал честь агенту ЦРУ и взял ключи от его машины; в этот момент появился один из полковников, пригласивший его на ланч.