Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу - Сабина Дарденн

Дети очень быстро начинают чувствовать себя виноватыми, и когда она как-то раз в шутку сказала: «О, когда ты родилась, это была катастрофа!», я для себя сразу поняла это так: «Ну вот, я не должна была родиться, я всех только раздражаю».

И то же самое я чувствовала, когда мама выражала свое предпочтение одной из моих старших сестер, которая всегда все делала правильно, а я же была несносной девчонкой, которая таскала из школы одни плохие отметки по математике.

А если я отказывалась подмести пол или вымыть посуду, то и вовсе становилась чертенком!

Я писала ей: «Я не буду делать того, не буду делать сего, я буду хорошей, я буду обращать внимание на то и на это…» И когда этот монстр внушал мне: «Они тебя считают умершей», в моей детской голове проносилось: «Ну вот и все, меня все бросили, одной меньше!»

И это была лишняя пытка для меня.

Но в другие моменты я пыталась избавиться от этих мыслей: «Нет, это невозможно, я не могу в это поверить!» Однако в следующую секунду надежда рушилась, чтобы воспрянуть опять через какое-то время. «Это возможно, вот доказательство! Дни проходят, а я все еще здесь… Нет, я в это не верю. Он ведь сказал, что звонил им!»

В тот период я не знала, что делать, чтобы сопротивляться таким же способом, как вначале. Я была надломлена. Я находилась там более двух месяцев и сейчас была в таком состоянии физического поругания, что мне было все труднее и труднее сопротивляться и досаждать ему. Порой, когда он спал, во мне возникало неповиновение…

«Если бы я смогла пойти за пистолетом, который он мне показывал, если бы я сумела им воспользоваться, я бы его убила». Но безумная эта идея тотчас же улетучивалась, ведь я была привязана.

Часто, когда мы ели и я держала в руке вилку, я говорила себе: «Я бы воткнула эту вилку в твою рожу, сволочь!» Эта вилка тоже становилась навязчивой идеей, но я не знала, куда именно ее воткнуть.

Запертая, одинокая, с этим уродом, который целыми днями проделывал со мной самые ужасные вещи, я постепенно потеряла смысл жизни. У меня не было больше занятий. Меня ничего не интересовало. Мне осточертело писать. Да я даже не знала, о чем писать. Приставку Sega я, как мне казалось, в припадке ярости сломала в один из дней, хотя она все еще работала, но я уже была не в состоянии видеть эти картинки снова! Я прочитала все книжки, и даже чтение мне действовало на нервы, я читала, но ничего не воспринимала. Последнее время я становилась все более одинокой, он запирал меня в этой крысиной норе, а сам исчезал на много дней. Мне не осталось совсем ничего, за что я могла бы зацепиться, я говорила сама с собой, я смотрела на стены, на потолок, как будто я могла сквозь них просочиться.

Первая мысль, которая пришла мне в голову, когда мне стало совсем плохо, была такая: «Освободите меня, мы не скажем ничего шефу, я буду жить в другом месте, если надо… Предупредите моих родителей, чтобы они поменяли дом, мы переедем, совершим кражу со взломом, чтобы раздобыть денег и заплатить вам». Я представляла всякие глупости. Я не хотела больше оставаться там, с меня было довольно. Я уже ненавидела этого урода, а сейчас я питала к нему отвращение, потому что он оставлял меня одну, взаперти, я не могла даже иметь возможности поменять обстановку, поднявшись на этаж выше. В той комнате, где мы ели, атмосфера не была свежей, но это была хоть какая-то смена декораций. Разговоры наши не были разнообразными. Часто они вертелись вокруг одного и того же:

— Жратва отвратительная.

— Кончай привередничать, ешь что дают.

— Я хочу увидеть родителей!

— Это невозможно!

— Я не хочу подниматься в спальню! Я не люблю этого!

— Тем хуже для тебя.

В течение двух с половиной месяцев это отсутствие диалогов довело меня до отупения. И в конце концов я пришла к совершенно бредовой идее:

— Я хочу подружку!

— Но это невозможно!

Я подошла к последнему пределу моих возможностей выжить в этом аду. Писать я больше не могла, освободить он меня не мог, значит, мне нужен был кто-то, чтобы побыть вместе со мной.

— Мне не с кем даже поговорить, я не могу так! Дома у меня было полным-полно подруг! Я хочу хотя бы одну!

— Ты что, совсем не в себе! Не нужна тебе никакая подруга! — И он добавил: — И еще что? Может, пойти поискать тебе подружку в твоем квартале?

Я совсем сбрендила. И его ответ был логичен в какой-то мере, ведь не идти же ему, в самом деле, в район, где живут мои родители и где меня повсюду ищут. Преступник не возвращается в те места, где он совершил преступление! Однако же я в своем бредовом состоянии хотела именно одну из своих подруг!

Я не отдавала себе отчета. В моей детской голове это не было более безумным, чем попросить его: «Откройте мне дверь и дайте уйти».

И я настаивала, как я это делала всегда, я плакала:

— Я не привыкла сидеть взаперти вот так. Летом я всегда была на улице, я была в своем домике, я купалась в бассейне! И со своими подругами!

И тогда ему пришла идея заставить меня загорать, положив на двух стульях, голую, под этим крошечным окошком, выходящим на крышу. Чтобы я представила, что лежу на солнышке! Я ему сказала, что для этого не обязательно быть голой, потому что все равно нельзя загореть через стекло. Но этот извращенец настаивал на своем! И я должна была проделывать это пять или шесть раз.

Было очень неприятно и нелепо.

Но идефикс, чтобы заполучить подругу, не оставляла меня. Когда я снова об этом сейчас думаю, я говорю себе, что в эти последние дни заточения у меня в самом деле крыша поехала. Или же я моментально деградировала к пятилетнему возрасту! Мои речи сводились к следующему: «Мне скучно, мне все надоело, я не хочу оставаться одна… Если вы не хотите меня отпустить, то я хочу подругу!»

И это было так по-детски, как если бы малыш требовал что-то у своих родителей до тех пор, пока они не сдадутся.

Я не знала, что он похищает детей, этот монстр. Я считала, что я единственная, которую «спасли» и теперь «охраняют» от ужасной судьбы. Он мог бы привести мне в гости подругу! Кого-нибудь, кто придет провести со мной время, поиграет со мной, даже поспит со мной. Я никак не представляла, что и вторую будет ожидать та же судьба. Это ведь я была заложницей, и это мой отец причинил какое-то зло «шефу». А моя потенциальная подруга, она-то не будет иметь никакой причины, чтобы ее «наказывали». И потом, я в это все-таки не верила до конца. Ведь он продолжал мне говорить, что это невозможно.

В четверг, 8 августа, я написала свое последнее письмо в тайнике. Даже если они меня покинули, даже если они считают меня умершей, мне было все равно. Нужно было, чтобы я им писала. Я находила, что они не очень-то суетились ради меня и что они дали мне попасть в ту совершенно жуткую ситуацию, в которой я оказалась.

В этом письме я не показываю этого. Но горечь сквозит в нем.

Дорогие мама, папа, бабуля, Нанни, Софи, Себастьен, Сэм, Тифи и вся семья!

Я была очень рада узнать ваши новости. Я знаю, что он не мог говорить с вами очень долго по телефону, потому что ему не хочется неприятностей. В этом письме мне особенно не о чем рассказывать, потому что я вам писала совсем недавно. Я была рада узнать, что приехал крестный отец Софи, должно быть, ей это доставило удовольствие. Я знаю также, что Нанни успешно сдала экзамены, и я очень рада за нее, я поздравляю ее, потому что она этого заслуживает, и наверняка у Софи нет экзаменов, потому что она перешла в шестой! Интересно узнать, что получила в подарок Софи от своего крестного, и ты, мама, тоже, и Сэм. И хотелось бы, чтобы ты, мама, если у тебя будет время, рассказала господину, какие подарки вы получили. Я также знаю, что вы поставили бассейн и что вы пользуетесь теплой погодой, которая сейчас стоит. Надеюсь, что у вас светит солнце и вы хорошо проводите каникулы. Ты также сказала, мама, что он хорошо сделал, что лечил мою инфекцию. Но ты не знаешь, что он сделал мне очень больно, что из-за него у меня шла кровь. Да, конечно, очень мило с его стороны, что он позволяет мне писать вам, хотя это и рискованно для него. Но вы знаете, жизнь здесь совсем не является веселой и счастливой! В доме кругом грязь, я уже не говорю о ванной! (Нет даже коврика.) Ты знаешь, мама, я узнала, что ты выздоровела, но я очень боюсь из-за твоих слов: «Если бы у меня что-то было в другом месте, я бы уже ничего не сделала». Вот что меня пугает, ведь я так тебя люблю. Я рада, что Сэм и Тифи чувствуют себя хорошо, и я надеюсь, что у меня удалась редиска и что все мои цветы хорошо растут! Я довольна, что Софи возьмет Миозотиса и Марсю.[3] Во всяком случае, я ей однажды сказала, что, если со мной что-то случится, она их сможет взять. Я также знаю, что папа взял мой радиобудильник, в котором надо заменить батарейки и открыть крышку корпуса, чтобы найти кнопочку для регулировки и настройки часов, будильника и т. д.