Куба далеко? Куба рядом! 1978 (СИ) - Арх Максим

— Да, — прошептал тот в ответ.

— Что же касается вождения автомобиля в нетрезвом виде, то мы это категорически осуждаем! Вы слышите меня — категорически! Но, в рамках социалистического лагеря.

— А…

— А остальные жители Земли пусть разбираются со своими алкоголиками сами. Мы же с вами не боги, чтобы за всем уследить. Согласны?

— Да-да.

— Вот и отлично. Что ж будем заканчивать. Кстати, вот ещё что. Всё о чём мы с Вами говорили забудьте. Если Вас будут о чём-то спрашивать, скажите, что беседу со мной провели по всей строгости.

— А…

— А это всё была проверка на Вашу лояльность. Понимаете меня?

Тот, открыв рот, закивал.

— Прекрасно, — встал и направился к двери. Чуть не дойдя остановился, обернулся в полкорпуса и поинтересовался: — У Вас ко мне всё? — и, получив утвердительный кивок, попрощался с практически завербованным мной третьим заместителем, к тому же оставшимся после общения со мной живым и здоровым!

Глава 8

Вышел, от выжившего вопреки, в полном обалдении и, почесав затылок, пошёл через длинный узкий коридор к дверям, над которыми висела зелёная табличка, с надписью: «Выход», за которыми находилась лестница.

«Н-да, что-то все эти дяди мне категорически не нравятся. Одни с сердечным приступом падают, другие теряются и начинают боятся любых понтов. Хлипкие какие-то они все. Нет в них стержня. Не могут углубиться они во всю глубину наших глубин, если чуть перефразировать слова дикого прапора из культового к/ф ДМБ. А значит у меня возникают серьёзные проблемы с дальнейшим покорением мира. Такие неответственные типы своим лбом нужные стены монолита неприятия нового попросту не проломят. Дадут заднюю или уедут в больницу. Это не бойцы для переламывания эшелонированной обороны. Это клерки для мирного времени. А мне нужны именно бойцы! Ветераны, готовые выполнить поставленную задачу, не дрогнуть и не отступить перед лицом опасного и более сильного противника. Мне нужны бюрократы с большой буквы «БЮ»! а у меня таких под рукой нет. И это, товарищи, очень нехорошо! И я бы даже сказал: «не гуд!» И с этим надо что-то делать. Вообще, поспешное отстранение предыдущей «моей» команды мне очень не понравилось. Нет, все они, конечно, не раз и не два ставили мне палки или даже брёвна в колёса. Постоянно брюзжали, отчитывали и вообще всячески трепали мне нервы, иногда пытаясь откровенно саботировать мои решения. Это всё, конечно же так, но, тем не менее, именно они смогли-таки превозмочь все препоны и провернуть незримые механизмы бюрократии, да так, что у меня получилось осуществить немыслимое — снять суперфильм, выпустить на Западе пластинки, да и вообще выполнить практически все свои хотелки, что я запланировал на первое время. При всех огромных минусах «тройки плюс», возникает вопрос: а есть такие, кто кроме них и меня в 1977 году смог бы осуществить нечто подобное? Уверен — никто! Исходя же из поговорки: «От добра, добра не ищут», можно сделать только один конкретный вывод: нужно спасать моих бюрократов пока их не загнали за Можай или вообще не отправили туда, куда Макар телят не гонял».

— Саша! Васин! — подбежал ко мне Евсеев, когда я начинал спускаться по ступенькам вниз.

— Что?! Опять?!?! — опешил я, готовый услышать очередное ужасное известие.

— Как хорошо, что ты ещё не уехал. Тебе в партком надо зайти.

— Зачем? Я ж не в партии, — ещё больше обалдел беспартийный.

— Там у них срочное дело к тебе. Звонили Жирину, хотели узнать где ты. Побежал тебя искать. У всех по дороге спрашивал. Умаялся по этажам бегать. Вот хорошо, что нашёл.

— Ну даже и не знаю хорошо это или нет. Моё мнение что не очень.

— Почему?

— Да потому, что вряд ли что хорошее они мне там скажут. И идти мне туда, что-то сыкотно. Помнишь, как говорят: я не трус, но я боюсь.

— Да что ты. Не бойся. У нас хороший парторг. Многим помогает. Решительный и пробивной мужик.

— Ну коли так, то веди, — махнул рукой я на это, приняв судьбу вместе с афоризмом: семь бед, один ответ. Однако, как только собрались выдвигаться, тормознул провожатого и спросил: — А здоровье у него крепкое? — и видя открывающего рот адъютанта, быстро успокоил порученца: — Шутка.

Спустились на этаж ниже. Чуть прошли по коридору и прошли в приёмную, на двери которой красовалась красная табличка с надписью жёлтыми буквами: Партком.

Войдя в приёмную, секретаря и посетителей внутри не обнаружили. Собственно, где был секретарь или секретарша мы не знали, а вот в том, что посетителей не было ничего необычного нет — разгар рабочего дня. Сопровождающий постучал в дверь кабинета и, не дожидаясь ответа, открыл её.

— Можно? Привёл.

— Ага. Отлично. Нашёл, таки, певца, — произнёс мужской голос, на мой взгляд принадлежащий человеку средних лет. — Пусть заходит.

— Прошу Вас, Александр, — произнёс Евсеев, уступая мне дорогу. Я прошёл, и он обратился к партработнику: — Я пойду? А то там у меня целая эпопея.

— Давай, браток, иди, работай. Спасибо тебе, — произнёс невысокий толстячок и, махнув мне призывно рукой, вполне доброжелательно произнёс: — Проходи.

«Тычьте мне. Тычьте», — проскрежетал я зубами и, по столь знакомой дорожке, направился к очередному хозяину очередного кабинета.

Нужно сказать, что кабинет был обычный — типовой и за сегодняшний день подобные ему мне сильно примелькались. От предыдущих было совсем мало отличий. Точнее всего два: большой белый бюст Ленина, стоящий на прямоугольной тумбе и три красных знамени закреплённые в напольных подставках. Парторг же на деле оказался более взрослый, чем ожидалось изначально. Его возраст превышал порог в шестьдесят лет, а посему я вновь себе напомнил о человеколюбие, милосердии и о том, что молчание — золото.

— Присаживайся на стул. Давай знакомится, — между тем, произнёс весёлый мужичок, естественно, вновь «тыкнув». — Меня зовут Павел Павлович. Фамилия моя Таран. Ты можешь не представляться — твои ФИО я знаю. Скажу сразу, музыку твою я не слышал, но многим она не нравится.

Я решил придерживаться своему завету, а поэтому промолчал.

— Знаешь для чего я тебя пригласил?

Помотал головой в ответ.

— На тебя, Саша, жалоб очень много пришло. Вот, — открыл папку и показал, на лежащие там, исписанные чернилами, листки, пальцем: — Видишь сколько — целая кипа. Скажу честно, парень, я уж и не припомню, было ли такое количество кляуз, хотя бы на одного человека в нашем Министерстве. По-моему, на моём веку, такого не было. Ты посмотри, — вновь ткнул пальцем, — штук сорок и всё за один день. Я ещё пристально их не изучал, к разбору не приступал, так глянул немного, и скажу тебе, парень, что обвинения там не хорошие. Так что, если там хоть половина правды. Дела у тебя не важные.

Я тяжело вздохнул и шмыгнул носом.

— Но не переживай, мы здесь для того и поставлены нашей партией, чтобы честно и беспристрастно во всём разобраться. Даже не глядя, можно сказать, что как минимум половина этих доносов ложь. Знаешь почему я в этом уверен? Да потому что не бывает такого, чтобы вот так все скопом, в один день, стали жаловаться. Точно оболгать хотят. Но ничего, я уверяю тебя, мы разберёмся. А если информация, изложенная в жалобах не подтвердиться, будь спокоен, парень, мы этих кляузников непременно найдём и примерно накажем!

Вновь шмыгнул носом.

— Ну, что ты, Саша, молчишь? Интересно тебе о чём тут пишут твои злопыхатели?

— Угу, — позволил себе высказаться некий Саша.

— Основная претензия жалобщиков состоит в том, что ты аморально вёл себя на концерте, — быстро пробежал глазами парторг один из листков: — Вот пишут, что позорил звания комсомольца своими действиями, — поднял на меня глаза: — Признаёшь? Позорил?

Помотал в ответ головой.

— А говорят позорил, — он убрал один листок и достал второй. Глянул на него и, как будто бы в задумчивости, произнёс: — А также вот пишут, что ты пил с иностранной гражданкой и на концерте вы с ней пьяные упали в лужу. Было такое?