Философская драма. Сборник пьес - Валентин Герман

СВЕТЛОВИДОВ:

Идёт, идёт! Уж как тебе угодно…Сбивай с пути и увлекай с собойДух, с Моей точки зрения, благородный,Коль сможешь изменить его настрой.И будь же посрамлён, увидев в яви,Что человек – и в злой своей забаве —Лишь лучше постигает добрый путь.

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Отлично! Мне лишь только раз моргнуть…Пари меня ничуть не беспокоит.И если я сменю ему расклад,Уж Вы мне не пеняйте за разврат!Пусть жрёт он прах тогда и рожи мнене строит,Как тётушка почтенная моя —Змея!

Раскланивается.

СВЕТЛОВИДОВ:

Ко Мне всегда являться можешь смело.Тут ненависти нет к таким, как ты.Из духов отрицанья и тщетыВсех меньше тягость от тебя, пострела…Пойми: ведь человеку скучен труд,И он впадает в лень ежеминутно…А будет бес ему – как бич, как кнут, —И он, глядишь, займётся делом путным…

Снимает маску и балахон и вешает их на плечики, опустившиеся на лонже откуда-то сверху.

МЕФИСТОФЕЛЬ (подойдя к плечикам и взявшись за них руками):

Я рад порою видеть СтарикаИ не спешу с Ним доходить до ссоры.Так мило – по-людски, не свысока —Вести и с Сатаной переговоры!..

Внезапно лонжа с плечиками и Мефистофелем взвивается вверх и уносит его к колосникам, где он исчезает из виду.

СВЕТЛОВОДОВ (смотря ему вслед): Боже мой! Боже мой!.. И – чёрт возьми! Чёрт возьми!.. Играл я людей всяких, идобрыхизлых, но – больше злых… Как-то уж так выпадало… И умных, и глупых, но – больше глупых… Это я теперь, из старости своей, вижу. Люди смеялись и плакали, а чему они могли от меня научиться? Чему удивиться?.. Перед чем преклониться?.. Мало было такого, мало, очень мало… Если и было вообще… А так – шутом гороховым проскакал по сцене… Хиханьки-хаханьки!.. Аплодисменты посрывал и – в могилу! А захлопнется крышка – кто вспомнит над ней обо мне? Кто – помянет?.. Неужели – никто?..

Оглядывается по сторонам.

Жутко, чёрт подери… По спине мурашки забегали…

(Кричит)

Егорка! Петрушка!.. Где вы, черти?..

Снова проносится адский хохот.

Господи, что это я нечистого поминаю? Егорка!.. Петрушка!.. Ах, Боже мой!.. Брось, брось ты эти слова… Брось ты пить!.. Ведь уж стар, помирать пора… Ведь пора же, пора?

Достает из кармана небольшое зеркало и смотрится в него.

Пора! В шестьдесят восемь лет люди к заутрене ходят, к смерти готовятся, а ты… Ты!

Плюет в зеркало, потом протирает его рукавом, снова смотрит.

О Господи! Нечистые слова, пьяная рожа, этот шутовской костюм… Просто не глядел бы!.. Пойду скорее одеваться.

Идет к уборной, дергает за ручку двери, та не открывается; он дергает сильнее – никакого впечатления; Светловидов возвращается на авансцену, осматривается.

Жутко! Ведь эдак, ежели всю ночь здесь просидеть, то со страху помереть можно…

Садится на табурет, раскачивается и напевает.

Заползу я, как собака,В угол грязный и глухойИ под занавесью мракаПорешу там сам с собой…Снарядившись в путь-дорогу,Я налью стакан вином,Чтоб к смертельному порогуПодойти весельчаком.Покурю и нА пол сплюнуИ, сдержав весёлый крик,В петлю голову я всуну,Синий высуну язык…И коптилка жестянАяНа загаженном столеЗамигает, догорая,И останусь я во мгле.Руки ласковые СмертиТруп повисший охладят,И запляшут лихо черти,Увлекая дух мой в ад…

В глубине сцены со скрипом открывается дверь одной из уборных, оттуда показывается фигура суфлёра в белом халате; он идёт по сцене, шаркая и стуча башмаками; Светловидов в ужасе оборачивается

СВЕТЛОВИДОВ (вскрикивает от ужаса и пятится назад): Кто ты? Зачем?.. Кого ты?..

Топочет ногами.

Кто ты?

НИКИТА ИВАНЫЧ: Это я-с!

СВЕТЛОВИДОВ: Кто ты?

НИКИТА ИВАНЫЧ (медленно приближаясь к нему): Это я-с… Суфлёр, Никита Иваныч… Василь Васильич, это я-с…

СВЕТЛОВИДОВ (опускается в изнеможении на табурет, тяжело дышит и дрожит всем телом): Боже мой! Кто это? Это ты… ты, Никитушка? За… за… зачем ты здесь?

НИКИТА ИВАНЫЧ: Я здесь ночую, в уборных-с… Только вы, сделайте милость, не сказывайте Алексею Фомичу-с… Больше ночевать негде, верьте Богу-с…

СВЕТЛОВИДОВ: Ты, Никитушка… Боже мой, Боже мой!.. Вызывали шестнадцать раз, поднесли три венка и много вещей… Все в восторге были, но ни одна душа не разбудила пьяного старика и не свезла его домой… Я – старик, Никитушка… Мне – шестьдесят восемь лет… Болен! Томится слабый дух мой…

Припадает к руке суфлера и плачет.

Не уходи, Никитушка… Стар, немощен. Помирать надо… Страшно, страшно!..

НИКИТА ИВАНЫЧ (нежно и почтительно): Вам. Василь Васильич, домой пора-с!

СВЕТЛОВИДОВ: Не пойду! Нет у меня дома, – нет, нет, нет!..

НИКИТА ИВАНЫЧ: Господи!.. Уж забыли, где и живёте!

СВЕТЛОВИДОВ: Не хочу туда, не хочу! Там я один… никого у меня нет, Никитушка, ни родных, ни старухи, ни деток… Один, как ветер в поле… Помру, и некому будет помянуть… Страшно мне одному… Некому меня согреть, обласкать, пьяного в постель уложить… Чей я? Кому я нужен? Кто меня любит?.. Никто меня не любит, Никитушка!

НИКИТА ИВАНЫЧ (сквозь слезы): Публика вас любит. Василь Васильич!

СВЕТЛОВИДОВ: Публика ушлА, спит и забыла про своего шута! Где он теперь? А… где-то там, где занавес закрылся… Нет, никому я не нужен, никто меня не любит по жизни, Никитушка… Ни жены у меня, ни детей…

СВЕТЛОВИДОВ: А ведь я – человек, ведь я живой, у меня в жилах кровь течёт, а не вода… какая-нибудь… Я – дворянин, Никитушка! Хорошего рода… Пока вот в эту яму не попал, на военной служил… Да! В артиллерии… Какой я молодец был, красавец, какой честный, смелый, горячий!.. Боже, куда же это всё девалось?! Никитушка, а – потом… Каким я актёром был, а?..

Поднявшись, опирается на руку суфлера.

Куда всё это девалось?.. Где оно? Где – то время?.. Боже мой! Поглядел нынче в эту яму – и всё вспомнил, всё!.. Яма-то эта съела у меня сорок пять лет жизни… И – какой жизни, Никитушка!.. Гляжу… гляжу вот в эту яму сейчас и вижу всё до последней чёрточки, как твоё лицо. Восторги молодости, вера, пыл, любовь женщин!.. Женщины, Никитушка!..

Задумывается и начинает тихонько дирижировать, и вдруг – неизвестно откуда – начинает звучать песня под гитару, да еще сопровождаемая непредсказуемой цветомузыкой.

Песня

На темени горном,на темени голом —часовня…В жемчужные водыстолетние никнутмаслИны…Расходятся людив плащах,а на башневращается флюгер…Вращается дЕнно,вращается нощно,вращается вечно!..

О, где ты,затерянное селенье?О, где ты?О, где тыв моей Андалузии слёзной?..Ах, слёзной!..

Появляется танцевальная группа: песня переходит в танец

У реки,у рекипляшут вместетополькИ…А один,а один,хоть на нёмлишь всего три листочка,хоть всего-ничего —три листочка,но,однако ж,он —гляди —пляшет, пляшетвпереди!..Эй, Ирэна!Выходи!..

Эй, Ирэна!Выходи!..Скоро выпадут дожди…Так скорей,так скорейпопляши в саду зелёном!Попляшив саду зелёном!Подыграюструнным звоном…Подыграюструнным звоном…

Ах,как несётся речка!Ах,ты моё сердечко!..Ах,ты моё сердечко…У реки,у рекипляшут вместетополькИ…А один,а один,хоть на нёмлишь всего три листочка:хоть всего-ничего —три листочка,но,однако ж,он —гляди! —пляшет, пляшет впереди…Выходи!..

Видение растворяется в темноте.

СВЕТЛОВИДОВ (преобразившись):

Дождёмся ночи здесь. Ах, наконецДостигли мы ворот Мадрита! СкороЯ полечу по улицам знакомым,Усы плащом закрыв, а брови – шляпой…Как думаешь, узнать меня нельзя?

НИКИТА ИВАНЫЧ (подыгрывает):

Да! Дон Туана мудренО признать!Таких, как он, такая бездна!

СВЕТЛОВИДОВ:

Шутишь?Да кто ж меня узнает?

НИКИТА ИВАНЫЧ:

Первый сторож,Гитана или пьяный музыкант…Иль свой же брат, нахальный кавалерСо шпагою под мышкой и в плаще.

СВЕТЛОВИДОВ: