Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский

Дело в том, что в основе человеческой психики лежит прежде всего темперамент, передающийся по наследству, как органический признак, мало зависящий от общественного строя, способного дать темпераменту лишь внешнюю одежду идей и привычек, да еще слегка смягчить или обострить те или другие его проявления. Вообразим, например, что тотчас после своего рождения вы были похищены арабами и воспитаны в безграмотном состоянии на каком-нибудь уединенном оазисе Аравийской пустыни. Вы одевались бы как араб и думали бы об окружающем мире и всех народах по-арабски, но ваш темперамент, как основа вашей психики, остался бы тот же. Совершенно ясно, что слабоумный от прирожденной вялости мозга младенец ни при каких формах экономического строя не превратится в гения, кроткий по натуре останется кротким во всякой стране, необузданный всадник будет необузданным, предприимчивый — предприимчивым и так далее. Все, что может сделать воспитание, как результат того или иного общественного строя, — это заставить человека сдерживать внешние проявления одних своих психических качеств и давать волю другим. От этого сдерживаемые качества могут, конечно, ослабевать, как и всякий орган от не-упражнения, а поощряемые — развиваться, но все это только до известной степени… Как вы ни упражняйте свою руку, вы все-таки не доведете ее до величины ноги, а если какого-либо качества у вас нет даже и в зародыше, то вам нечего будет и совершенствовать. Сколько ни поливайте пустую гряду, на ней не вырастет никаких овощей. Притом же упражнение какой-либо особенности, по-видимому, влияет лишь на ее развитие у данного индивидуума, а никак не на ее передачу потомству. Все добытое личной практикой человека, вроде языка, знаний и всякого рода опытности, так и остается при нем, а его детям приходится все начинать сначала.

По отношению к общественной психике, как слагающейся из всех индивидуальных психик, воспитательные влияния точно так же имеют лишь поверхностное, второстепенное значение, а остальные ее особенности определяются наследственными факторами. Значит, общественная психика должна эволюционировать от поколения к поколению по мере ее эволюции в отдельных индивидуумах, так же как эволюционируют и все физические качества животных и растений, т. е. по законам наследственности Менделя. А законы эти установили не только теоретически, но и экспериментально, что для каждой передающейся детям особенности имеются в родительском организме элементарные «носители» и что каждый такой «носитель» есть молекулярно маленькое скопление вещества, или, если хотите, физической энергии в воспроизводительных клеточках хотя бы одного из родителей.

Я не имею здесь возможности излагать, какими многочисленными и удивительно остроумными опытами над всевозможными животными и растениями Менделю и его новейшим последователям удалось обнаружить этих «носителей» в воспроизводящем себя организме и показать их нашему умственному взгляду так же ясно, как если бы мы их видели под микроскопом. Желающие могут найти все это в современных трактатах о наследственности и эволюции органического мира. Скажу только, что для биолога менделевские «носители наследственных качеств в соединяющихся друг с другом зародышевых клеточках отца или матери при зачатии всякого существа» стали теперь фактом и легли в основу науки об организмах, подобно тому как молекулярная теория легла в основу современной физики и химии.

Рассматривая с этой точки зрения, как единственно научной в настоящее время, соотношение между психологической эволюцией человечества и общественным строем его народов и поколений, мы не можем не прийти к заключению, которое мы уже высказали и выше, что именно психологическая эволюция, как прямо зависящая от менделевских «носителей», должна лежать в основе эволюции общественного строя, а никак не наоборот, потому что всякий общественный строй есть дело человеческих рук и не закладывает каких-либо «носителей» в воспроизводительные клеточки своих создателей.

Значит, переход от современного строя, основанного на эгоизме, к альтруистическому может совершиться только в такой период психической эволюции человечества, когда «носители альтруистической энергии» в самих эмбрионах людей окажутся по тем или иным причинам в огромном численном и качественном превосходстве над первобытными «носителями эгоистической энергии».

А это может (или уже могло в значительной части человечества) совершиться только: 1) по закону Ламарка, т. е. путем ослабления эгоистических качеств посредством их принудительного неупражнения, да и то если это неупражнение влияет на состояние их «носителей», или 2) по закону Дарвина, т. е. преимущественной передачей носителей альтруистической энергии каждому дальнейшему поколению человечества путем соответствующего полового подбора, или путем постепенного уничтожения носителей эгоизма посредством борьбы за существование.

Рассматривая сначала наш предмет с последней точки зрения, мы сейчас же видим, что войны имеют к нему чрезвычайно близкое отношение, потому что нигде с такой резкостью не обнаруживается борьба за существование, как на полях сражений.

Однако, прежде чем приступить к непосредственному решению этого вопроса, мы должны предварительно выяснить себе: представляли ли собой войны болезненный процесс в общечеловеческой исторической жизни или они были естественным результатом нормального развития прежнего человечества?

С первого взгляда нам может показаться, что войны были всегда болезненным процессом, так как они причиняют людям много боли, и не только погибающим или искалечиваемым на полях сражений, но и всем их близким, остававшимся вдали. Однако ведь причиняющие боль события часто наблюдаются и не при болезнях, а при самых нормальных случаях развития органической жизни. Женщина, например, очень страдает при родах, и, однако же, это не болезнь, а, напротив, торжество жизни. Точно так же, когда гусеница бабочки сбрасывает свою кожицу, превращаясь в куколку, а затем образовавшаяся в этой куколке и окончательно сформировавшаяся бабочка прорывает ее твердый покров, чтобы выйти наружу и полететь радостно по воздуху, ей, несомненно, тоже очень неудобно, а может быть, и больно в такие моменты. Однако и это тоже не болезнь, а естественные процессы развития.

Значит, и та боль, которую народы всегда чувствовали при войнах, не есть еще доказательство того, чтоб они страдали какой-то неизлечимой хронической болезнью вроде чахотки или перемежающейся лихорадки. Войны были болезнью лишь, в том случае, если они приносили вред правильному развитию человечества, и, наоборот (как это ни печально для человека, перешедшего на высшую ступень душевного развития, когда преобладает альтруизм), они являлись естественным фактором эволюции той части народов, которая не дошла еще до этой ступени, если они способствовали совершенствованию остающихся после них людей. Постараемся же разобраться беспристрастно в этом вопросе.

Что войны оказывают незаметное для нас, но огромное влияние на количественное изменение в человечестве менделевских носителей эгоизма, а с ними и альтруизма, в этом не может быть сомнения. В природе бывают два рода процессов. Одни из них, как> например, смена дня ночью, лета зимой и т. д., называются двусторонними или обратимыми. Они