Хайноре. Книга 1 - Ронни Миллер

голове рогалики из волос, платье богатое, шелковое. Эх, мне бы такое… А вон там, вон там в лавке! Это же цветы в сахаре, как в сказке о сладкоежке! А на той улочке глашатай стоит, говорит что-то важное, о королеве, что разродиться все не может, дескать молитеся о ней Отцу, об указе новом, но Нора недослушала — северянин юркнул в какую-то дверь и ее с собой затащил.

Тут пахло едой и брагой, было душно и дымно, жарко жарила печь. Народу много, все говорили, громко смеялись, сидели за столами и пили, пили, пили… Кормча, поняла Нора, как в Мельне или Выселках. Только вот мельнская у этой бы в предбаннике уместилась… Нора хвать рыжего за руку, вцепилась, аки краб клешнями, и тащится, петляя между столами и мужиками за ним.

— Мне б с Топором потолковать, — северянин наклонился к лысому корчмарю, чтобы не перекрикивать толпу.

Корчмарь мотнул головой, как конь, которого за уздцы дернули.

— Не знаю такого.

— Ой ли? Не ломайся, осинушка, Топор меня как увидит, сам тебе ломоть отвалит.

Лысый зыркнул на него, пробормотал что-то, мотнул еще раз.

— Бесова шлюха тебе, а не Топор, — огрызнулся. — Ищи его сам, где хочешь.

Северянин как бы невзначай схватил корчмаря за краешек бороденки, притянул поближе, и ласково, что любовнице, улыбнулся.

— Ну что ты ссышь, как баба? Я что, на соколиный плащ похожий?

— Хер тебя знает! — пропыхтел лысый, дергая башкой. Схватил его рыжий, как козленка за бороденку, теперь бодайся, не бодайся, рогов-то нет.

— Гасится Топор? Надо же… Передай ему привет от Лиса, он поймет. Найдет меня пусть. Он знает где. Передашь?

— А на лапу дашь?

— Промеж глаз дам, хочешь? — Рыжий уперся лбом ему в лоб, со стороны казалось, что это два побратима лбами бьются, что давно не виделись. — Вот как узнает Топор, что ты с меня монету просил, так беги сразу далеко далече.

Корчмарь засмеялся, но кивнул. На том и распрощались. Они еще петляли по улицам да переулочкам, и словно бы сам северянин не знал куда идет, словно бы куда глаза глядят, Нора все хотела расспросить его что да как, но едва только поспевала следом.

— Ну все, — сказал, когда они, наконец, остановились и сели на причале. — Теперь ждем.

— А чего ждем?..

— Когда семечко взойдет.

— Ну хватит загадками говорить!

Рыжий посмеялся.

— Ты что ли тут бывал раньше?

— Бывал.

— А почему не говорил?!

— А зачем? Меньше знаешь, крепче спать будешь. Топор с островов. Контрабанду возил в свое время, пока его на родине к хормангу не приговорили. Сбежал сюда, жизнь дороже оказалась.

— А что это такое? Хорм… хорм…

— Казнь такая, для нечистых на руку.

— Так ты на родине своей бандит?!

Северянин глянул на нее остро.

— Языком не мели. Мы с Топором росли вместе в Корхайме. Он мне что брат. А жизнь она такая, у ней не только чистые да прямые дороги. И когда заносит, важно чтоб в тылу оставались свои. Однажды я ему помог, теперь его черед.

Нора задумалась.

Хорошо тут было. Свежо, ветер свищет, чайки кричат, пахнет рыбой и морской травой, что кипела и пенилась с волной, бросаясь на камни причала. Хорошо тут было.

— А что, если Топор не придет? — спросила Нора, поигрывай ногой в воде.

— Придет.

— А если?

— Тебя продам в местный бардак, а сам подамся в пираты.

— Болтун…

Сидели долго. Солнце с высоты успело к западу накрениться, они доели остатки снеди, а, когда Нора кинула пару крошек чайкам, рыжий ей подзатыльник прописал и обозвал нехорошо. Нора из обиды с ним час или два никаких разговоров не вела. А как назло язык чесался поболтать — скучно же. Разглядывать причал, с водичкой играться, сырку пожевать — этого развлечения ей на часок может и хватило, а потом-то что делать?

Стала людей рассматривать. Их тут много было. Сплошь портовые трудяги, то высокие и жилистые, то настоящие силачи, как их деревенский кузнец Галоба. Пару раз мимо них прохаживался какой-то очень важный мужик в просаленном бушлате, портках и босой, курил из трубки, какую тятька изредка покуривал — ему она от самого начальника Тарони досталась, резная, из кости какого-то большого морского зверя. Ни у кого в деревне такой не было, только у тятьки ее, лесника.

А еще здесь стайками слонялись девки. Сразу видно — распутницы. Волосы не убраны, растрепаны, юбки высоко за пояс заткнуты, что видно голые синюшные ноги, и ярко-ярко на лице губы горят — то ли крашены чем-то, то ли пчелами покусанные, Нора так и не разобрала. Ей вообще смотреть на них было стыдно и гадко, хоть и любопытно до жути. Вот одна подплывет, что твой баркас, к неприметному мужичку в добротной одежке — видно, что приезжий, может даже титулованный, шепчет ему что-то на ушко, улыбается кокетливо, пряча зубы, а потом они вдвоем уходят куда-то за угол, и все. Не хотела бы Нора такой работенки…

К вечеру она уже совсем устала сиднем сидеть, глаза слипались, рот зевал неустанно, опустила голову на плечо рыжего, который задумчивого взгляда от горизонта весь день не отрывал, и медленно засыпала, пока к ним не подошел тот самый босой моряк. Нора недовольно морщась, открыла один глаз.

— Табаку хочешь? — Он протянул рыжему трубку, приседая рядом на корточки. — Хороший табак.

— Прямиком из Фандия? — Рыжий косо глянул на мужика, и Нора открыла второй глаз. От его грязных ног дурно пахло, и изо рта тоже, ей хотелось сказать ему — пусть сначала мятной травы пожует, а потом к честным людям со своим табаком лезет, но решила промолчать.

— Верно, Фандия.

— Рос на склонах гор?

Моряк кивнул.

— Собирали в отведенный час на полную луну?

Моряк снова кивнул, а Нора, уже окончательно проснувшись, привстала и возмущенно посмотрела на северянина — да что тебе сдался этот табак?! Прогони этого грязного краба уже, пусть уйдет!