Ворлок из Гардарики - Владислав Русанов

– Ну, что я говорил? – самодовольно улыбнулся Асвард, буравя хевдинга холодным взглядом неподвижных бесцветных глаз.

Однако его уже никто не слушал.

– Парус убрать! Весла на воду!

Двенадцать пар славных ясеневых весел ударили разом, дружно вспенив скользкую спину поля китов. Дреки заскрипел протяжно, по-стариковски, разворачиваясь влево по ходу. Выровнялся и помчался, послушный слаженным движениям викингов, к проступавшей все яснее и яснее незнакомой земле.

Только Гейрмунд на выдохе бросил через плечо своему соседу, угрюмому, одноглазому Энунду:

– И это говорил самый удачливый хевдинг от Лебяжьего острова до Ягодного Мыса. Не будет добра от этого похода…

Энунд, всегда молчаливо соглашающийся со старым другом, и в этот раз кивнул невесело и потер бороду о правое плечо.

Штевень корабля со скрипом врезался в черный песок побережья. Воины, заранее натянувшие кольчуги, снимали щиты с бортов, разбирали мечи – мало ли чем могла встретить незнакомая земля на краю света?

Ингольв, как и подобает вождю, первым спрыгнул на песчаный пляж. Зорко оглядел сквозь прорези шлема жалкий кустарник, нагромождения камней и вздымающиеся ввысь горы со следами потеков лавы на крутых склонах.

Рядом неловко, едва не коснувшись песка рукой, приземлился Асвард. Выпрямился. Расправил плечи.

Знал ли, ведал знатныйЗнамение свыше?Ясень шлемов ясныйРясно злато сыщет.Дрот кольчуг дружинуДружную одарит,Коль колец дарительКолдуна послушал.

Дружина одобрительно загомонила. Кивнул понимающе и сам хевдинг. Что бы там ни было, а меду Асвард испил с избытком. И не из-под хвоста.

– Пойдем мы вдвоем, – проговорил Ингольв, как камень в воду бросил.

Возроптать не посмел никто, но молчаливая волна протеста прянула от сгрудившихся в кучу викингов, каждый из которых жизнь готов был отдать за вождя.

– Позволь мне тоже пойти. – Гейрмунд шагнул вперед, скребя на этот раз под мышкой.

Взор Ингольва посуровел на миг, но потом смилостивился.

– Иди уж. Только смотри: усядешься пятки чесать – бросим.

Хирдманы захохотали. Радостно, по-детски, словно и не было никогда разногласий.

Отправиться решили незамедлительно. Благо долгий северный день это позволял.

Нехоженая тропа – да кто мог натоптать ее в этом потерянном месте? – петляла меж огромных оплавленных глыб базальта. Под ногами похрустывало крошево обсидиана. Осколки, острые, как закаленная сталь, впивались в подошвы сапог.

Ингольв шагал без устали, словно на ногах его отросли крылья. Сухопарый Асвард легко выдержал заданную хевдингом скорость, а вот коротконогий Гейрмунд начал задыхаться, отставать. В запарке он на ходу стянул шлем с кольчужной бармицей и подшлемник, подставив резким порывам студеного ветра взмокшую макушку.

Тропа окончилась внезапно темным провалом лаза. Вождь напрягся. Положил руку на рукоять меча.

Асвард усмехнулся, как оскалился:

– Оставь оружие, Ингольв-хевдинг. Вход свободен.

И, опередив его, первым шагнул в пещеру. Ингольв не заставил себя уговаривать.

Последним, сжимая в кулаке вырезанный из рыбьего зуба маленький Мйольнир – оберег, в темноту нырнул Гейрмунд. С непривычки темнота ослепила его. Однако вскоре глаза пообвыкли, и, различив неподалеку впереди серый отсвет, хирдман чуть ли не бегом кинулся к нему.

Расшибив большой палец ноги о некстати подвернувшийся камень, но в спешке позабыв даже выругаться, Гейрмунд выбрался в округлую пещеру с дырой в потолке. Слабые лучи вечернего солнца играли, усиливаясь стократ, на неописуемых размеров груде золота и драгоценных каменьев.

– Как и обещано, хевдинг, – послышался сбоку из тени голос Асварда. – Клад дракона Траслауга, нашедшего смерть от рук ярла темных альвов. И это все теперь твое. Бери!

Ингольв зарычал, скорее даже заклокотал горлом от восторга и, сорвав с головы шлем, полез на гору драгоценностей, нагребая в него золотые и серебряные монеты, лалы и смарагды, адаманты и яхонты. Выступившая на губах хевдинга пена напомнила Гейрмунду виденного недавно берсерка Осрюгга из Мшистых Кочек из дружины хевдинга Торира Жало.

Хирдман присел на корточки и поднял цельнолитую золотую фигурку чудного коня с рогом, наподобие нарвальего, посреди лба. Мастеру-ювелиру удалось изумительно точно изобразить стремительный полет распластавшегося в прыжке тела. Гейрмунд поднял золотого конька повыше, к свету, любуясь изображенными с предельной скрупулезностью деталями.

– Брось! – Голос Ингольва от звенящей ярости мало напоминал человеческий. – Брось, сказал!!!

Одним прыжком он оказался рядом с помощником и, коротко размахнувшись, выбил статуэтку из его пальцев.

– Что ты, вождь… – ошарашенно проговорил Гейрмунд.

Неуловимым движением, заставшим врасплох даже закаленного бойца, не последнего в хирде, Ингольв выхватил тяжелый нож и вогнал Гейрмунду под подбородок. Безразлично отвернувшись от корчащегося тела, снова полез на груду золота.

Асвард, стоящий до того неподвижно, как резной истукан, упруго наклонился и подставил сложенные ладони под хлещущую из рассеченного горла кровь. Распрямляясь, плеснул дымящуюся влагу в сторону Ингольва. Алые капли еще в воздухе сложились в кольцо и пали вокруг хевдинга. И тогда под мрачными сводами пещеры зазвенели странные слова, каждое из которых вбивалось в уши, подобно деревянному костылю в днище дреки.

Гад награды княжьиРади копит жадности.Злато, злобой свитое,Злыднем отыграется.Кровью круг очерченныйКрест скрепил – не вырваться.Клен клинка спеленатыйКлеткой золоченою.

Из каждой капельки крови ударил вверх луч, чистый и прозрачный, как адамант. И такой же прочный, в чем смог убедиться кинувшийся на окруживший его частокол Ингольв.

– Что ты делаешь, Асвард?

– Ухожу, – насмешливо бросил ворлок.

– А я? А золото?

– Глупый вопрос, хевдинг. Ты останешься здесь. Вместе с этим бесполезным барахлом. – Острым носком сапога Асвард подбросил жалобно зазвеневший кубок.

– Не бросай меня, Асвард! Мой отец звал тебя сыном!

– Он ошибался.

– Я всю жизнь считал тебя братом.

– Братом? Меня? – Ворлок едко рассмеялся. – Дохлого, слабогрудого сына рабыни? Ты терпел меня, ибо я был кривым зеркалом, выгодно оттенявшим твою доблесть, хевдинг. Твою удаль и удачу.

– Выпусти меня, – в голосе Ингольва уже слышалась скрытая мольба. – Будь человеком.

– Рад бы, да не могу. А ведь и ты уже не человек. Ты станешь драконом, хевдинг. Золотым драконом, навеки заключенным в незримую клетку. Вот тебе твое сокровище. Можешь жрать его в три горла!

Ингольв с изумлением уставился на свои руки, медленно покрывающиеся золотой чешуей. Меж лопатками свербело, язык уже с трудом выговаривал слова человечьей речи.

– Отпусти… Пожалуйста…

– Нет, хевдинг. Если бы не твоя свадьба с Тордис… Что ж, она оплачет тебя, как положено. А там и у меня будет…

Ворлок не договорил. Всхлипнул горлом и выбежал не оглядываясь.

Ингольв взревел, ибо он уже не был человеком, расправил перепончатые крылья и ринулся грудью на незримую препону. Потом еще и еще. Болью искупая ошибки прошлого воплощения. Не в силах справиться с волшебным кольцом, взмыл кругами вверх, изрыгая пламя, стеная горестно и жалко своим новым, драконьим зевом.

Столпившиеся на берегу хирдманы видели дракона, взлетевшего над плоско срезанной вершиной горы, и выбежавшего из пещеры Асварда. Колдун оглянулся, втянул голову в плечи и шагнул вдруг в пропасть. Но не упал, а побежал словно по косогору. Так, будто под ногами его был невидимый, но прочный мост.

– Скорее! Все на борт! – кричал он на бегу. – Дракон вырвался!!!

А золотой гад бился в клубах дыма и языках пламени внутри незримой трубы, свивая в кольца длинный хвост, и трубил, кричал в тоске и отчаянии.

Асвард спрыгнул на черный песок и, спотыкаясь, побежал к линии воды. Добежал, с трудом перевалился через борт и рухнул на четвереньки.

– Где хевдинг? Гейрмунд? – Кто-то тормошил его, в то время как остальные викинги разбирали весла, переносили рулевую лопасть на нос.

– Оба мертвы! Мне удалось связать его, но чем быстрее мы уберемся…

Долго уговаривать никого не потребовалось. Весла гнулись в руках дружинников, как соломинки. Считанные мгновения потребовались дреки, чтобы преодолеть линию прибоя и выскочить на чистую воду.

Ингольв невероятно обострившимся зрением фасеточных глаз видел лицо каждого воина, каждое колечко их кольчуг, каждую царапинку на бортах стремительно удаляющегося корабля. И бился, бился о колдовскую стену, срывая чешую, обжигаясь собственным пламенем. Отлетал назад и снова устремлялся в атаку.

«Нет, Тордис!!! Я вернусь, я должен! Не-е-е-е‑ет!!!»

Кровь ли, хлынувшая фонтаном из разбитой груди, горячее ли желание вырваться, уплотненное до силы копейного удара, были тому причиной, но барьер не выдержал, разлетаясь вдребезги на мелкие осколки. Лопнула перепонка правого крыла, слетел пласт шкуры вместе с чешуей с драконьего брюха. Ингольв-дракон рухнул камнем вниз, но потом выровнялся, ударяя измятыми крылами, и полетел над морем.