Секреты удачи - Аманда Браун

— И спокойной рыбалки, Роберт.

Как только пробило полночь и оркестр Иоганна Штрауса закончил выступление, в соседнем шатре включил самую высокую передачу оркестр Лестера Ланина. Те, кого интересовали десерт, кофе и бар, просто переместились в Летний павильон, следуя за звуками музыки. Здесь внутренний полог был изготовлен из сотен ярдов темно-зеленого шелка, расшитого золотыми звездами. Оркестр располагался на вращающейся сцене посреди озерка, полного золотых рыбок и водяных лилий. Две гондолы — каждая длиннее той единственной, что Тейн выписала из Венеции для помолвки Пиппы, — ждали желающих прокатиться. Гребцы искусно провозили их по «тоннелю любви», сооруженному из сотни тысяч красных роз. Дальше в глубине шатра фонтаны — копии тех, что красуются на вилле д'Эсте[25], — струились мятным ликером, «Амаретто», «Гран-Марнье», «Шамбор» и прочими яркими напитками. Вместо столов были установлены сотни скамеек у искусственного дерна, чтобы зрителям было удобно рядом с площадками для крокета и петанка — Розамунд была ярой фанаткой английских газонных приемов. В отличие от Тейн, она не ожидала, что пьяные гости будут скакать до рассвета. Она организовала шоколадный буфет длиной в шестьдесят футов. Здесь в изобилии были представлены все мыслимые ипостаси шоколада: торты, пудинги, бомбы, мороженое, пироги, трюфели, пирожные, коврижки, конфеты, кремы… Тейн оставалось в бессильной ярости наблюдать, как ее девочки накладывают на тарелки по две-три порции всего.

Танцы продолжались. Количество выпивки не уменьшалось. Закономерно последовали переходы озера вброд, плавание и падения за борт. Никто точно не знал, что произошло между Кимберли и Вуди, когда гондола находилась в «тоннеле любви», но оттуда она выплыла уже вверх дном. Тейн собиралась с достоинством уйти в час ночи, но симпатичные поклонники приглашали ее на танго каждые две минуты. Она даже позволила себе вторую порцию воздушного шоколадного пирога, чтобы поддержать силы.

В два часа Лэнс прошел вброд к площадке оркестра и взял в руки микрофон. Он был босиком, в мокрых брюках.

— Я хочу произнести тост, — заявил он. — Но сначала все должны понять, что я абсолютно, безнадежно… ил… ился…

Он помедлил, пытаясь выговорить слово. Публика подумала было, что Лэнс намерен сказать «влюбился».

Но вместо этого он произнес: «напился!»

Розамунд не радовалась так неистово, как остальные. Чувствуя, что сын может сказать что-нибудь, о чем пожалеет, она начала пробираться к звукооператору.

— Я хотел бы поблагодарить всех, кто пришел сегодня, — начал Лэнс. — Не знаю, как вам, а мне нравится этот шатер. Это напоминает английский парк, набитый скотом техасской породы. Трудно поверить, что всего через два месяца я буду играть тут в футбол. В любом случае спасибо всем, что пришли. Я уже говорил это? Что ж, значит, я и в самом деле так думаю. Ну что за шатер! Моя матушка ничего не любит больше, чем выкинуть пару миллионов баксов на вечеринку, вместо того чтобы пожертвовать их бездомным. Девочка моя, Розамунд! Где ты, дорогая? — Лэнс послал в толпу воздушный поцелуй. — Я понимаю, что создаю напряжение, приводя в дом другую женщину, но помните, что в мире нет ничего постоянного за исключением смерти, налогов и вашей матери.

Лэнс смочил лицо водой из пруда с золотыми рыбками:

— Некоторые считают брак своего рода тюрьмой. Спросите моего отца, к примеру. Но, надеюсь, для меня все будет иначе. Я надеюсь, что это станет моим убежищем. Кольцо на моем пальце означает, что моя маленькая Пиппа будет улыбаться мне целыми днями. — Лэнс пошатнулся и ухватился за дирижера. — Отличные бицепсы, сэр. Короче, я хочу поблагодарить всех, что пришли сегодня. Накануне моей казни.

Розамунд наконец добралась до звукооператора:

— Выключите этот микрофон.

— Если сделать это, вырубится все в шатре, — беззастенчиво солгал тот. Пятнадцать секунд назад Тейн сунула в его карман три стодолларовые купюры, пообещав еще семь, если он прибавит звук.

Розамунд побледнела и подошла к краю пруда.

— Начинайте самую громкую пьесу из своего репертуара, — скомандовала она дирижеру. — Лэнс, ты слишком устал. Спускайся сюда.

— Если вы сыграете хоть одну ноту, я сломаю вам руку, — рявкнул Лэнс. Дирижер тут же решил не играть. — Мама, прекрати всеми командовать! Ты еще больше помешана на власти, чем Том Лэндри[26]. — Внезапно Лэнс разрыдался. — Пиппа, ты заслуживаешь гораздо лучшего, чем я. Я просто мудак.

— Лэнс, довольно, — взывала Розамунд. — Ты слишком много выпил.

— Завтра мне достанется теща из тещ. Представляете, во что превратится моя жизнь, когда Розамунд и Тейн будут приходить в гости? Это все равно что играть с «Райдерс» без шлема!

С этими словами Лэнс рухнул в пруд с золотыми рыбками. Друзья попрыгали следом. Когда они уже выводили его из шатра, Розамунд добралась до микрофона:

— Мальчики всегда остаются мальчиками, — провозгласила она с улыбочкой «ну-разве-это-не-восхитительно?».

Пиппа следила за монологом Лэнса с крокетной площадки. Пьяный или нет, но он явно был в смятении.

— Я должна посмотреть, все ли с ним в порядке, — пояснила она дедушке, пробираясь сквозь толпу.

Тейн перехватила ее на полпути:

— Мы возвращаемся в отель.

— Пусти меня! Я должна увидеть Лэнса.

Шансы этой свадьбы были сейчас пятьдесят на пятьдесят.

— Дорогая, ты должна подождать. Он сейчас не в себе. Попомни мои слова: завтра Лэнс рухнет к твоим ногам. — Тейн успокаивающе похлопала дочь по руке. — Накануне своей свадьбы я была в точно таком же состоянии. Твой отец никогда не напоминал об этом, и я никогда не забывала о его деликатности. — Крепко ухватив дочь за руку, Тейн вывела ее в прохладу ночи. — Давай напоследок заглянем в последний шатер.

Четвертый шатер Розамунд представлял собой гимн осени. Оранжевый шелковый полог расшит яблоками. В центре сооружена огромная, высотой двадцать четыре фута, буква «X» из подкрашенных листьев и снопов пшеницы. Позади нее расположилась пятнадцатифутовая «У» из тыкв и черных пластиковых летучих мышек. Гости могли кататься на телеге по дорожке, кружащей вокруг двух гигантских букв. Из тысячи тыкв, привезенных из мест, где сейчас был их сезон, были вырезаны лампы и размещены в виде конструкции — пятьдесят штук в ряд, двадцать рядов в высоту. Шестеро рабочих, взобравшись на лестницы, спешили зажечь свечи внутри ламп, прежде чем появятся гости. Официанты уже готовили завтрак — фуршет. Рок-музыканты, наряженные вампирами и огородными пугалами, репетировали в настоящем амбаре, привезенном сюда из Вермонта.

— Это уж чересчур, — фыркнула Тейн, увлекая Пиппу прочь. — Розамунд должно быть стыдно.

Глава 6

Всю ночь Пиппа не сомкнула глаз. С Лэнсом явно что-то было не так. Последние несколько дней с ним невозможно было увидеться. На репетиции путал каждое слово. По пути на бал Хендерсонов казался неестественно легкомысленным. И не познакомил ее с Вуди. А эта пьяная, бессвязная речь. Что он пытался сказать? Он действительно чувствует себя приговоренным к казни? Пиппа никогда не слышала, чтобы он критиковал свою мать, даже с глазу на глаз; судя по выражению ужаса на лице Розамунд — она тоже. Лэнс надеется, что его брак станет скорее убежищем, чем тюрьмой. Но от чего он ищет убежища? За этим безудержным потоком мыслей Пиппа ощущала столь же безудержное отчаяние. Неужели Лэнс женится на ней только для того, чтобы осчастливить свою мать? Неужели и она делает то же самое ради Тейн?

Не в силах ответить себе решительным «нет», Пиппа не сводила глаз с луны. Безусловно, они с Лэнсом выпустили из-под контроля организацию праздника. Ни один из них не сделал попытки остановить матушек. Впрочем, если два этих поезда пустились в путь, ничто, уступающее по силе атомному взрыву, не сумеет пустить их под откос. Но это вовсе не означало, что Лэнса и Пиппу силой вынуждают вступать в брак, или что они не любят друг друга.

Она обратилась мыслями к их первой встрече, на первом курсе университета. История Техаса в аудитории 101. Тейн настояла, чтобы Пиппа выбрала этот курс и обратила внимание, как часто в нем упоминается фамилия Уокер. Лэнс сидел рядом с ней. Для футбольного игрока он был исключительно образован. И такой симпатичный! Первые полгода они знали друг друга только по имени. Ни один не хотел напугать другого обнародованием тяжкого груза фамилии вроде Хендерсон или Уокер. Пиппа всегда с нетерпением ждала встречи с Лэнсом и ощущала, что это чувство взаимно. Как истинный джентльмен с Юга, Лэнс ухаживал за ней неторопливо и благородно. Вплоть до Дня благодарения он не приглашал ее на свидание. И первый поцелуй он запечатлел на ее руке, а не на устах. На следующее утро прибыло три дюжины роз с благодарностью за восхитительный вечер. Заинтригованная тиснением «X» на кремовой почтовой бумаге, Пиппа поблагодарила Лэнса за цветы запиской на кремовой бумаге со своим тиснением «У».