Не звоните Вивиан - Анабелла Саммерс

среди участников группы по йоге. Он кладет мат в первом ряду слева, прямо у зеркала. Я же, конечно, в конце зала, во втором ряду.

Паранойя может привести к чему угодно, верно? Это все девочки со своими домыслами! Зачем один из самых популярных парней школы будет пялиться на меня в зеркало зала для йоги? Nonsense![12]

Наконец-то пятница. Я знаю, что ученики приезжают в Академию и по субботам, чтобы посвятить время усовершенствованию своих талантов, пообщаться друг с другом и просто побыть вдалеке от родителей. Я же жду субботы, чтобы разобраться с пятитонным домашним заданием и придумать подробный план, как избежать участия во всех общественных делах.

Прощаюсь с девочками, решившими снова остаться в школе и позаниматься. Главный холл первого этажа такой пустынный и забытый, что мне хочется рассмотреть все поближе. Подсвеченный сзади синими лампами аквариум с золотыми рыбками, несколькими бирюзовыми акарами, меланхоличными коридорасами и скаляриями кажется мне уменьшенной копией океанариума в Окинаве. Мне становится немного грустно, оттого что я ем собратьев таких красавцев, но ничего не могу с собой поделать. Я люблю рыбу. Прохожу еще несколько метров и натыкаюсь на телевизор с информацией об Академии. Фотографии с открытия, никак не связанные с ними цитаты достопочтенного философа…

– Хватит! Пожалуйста! Отвалите!

Из ближнего чулана явно доносятся чьи-то восклицания, шорохи, стуки. Сердце начинает бешено колотиться: что и кому нужно делать в чулане после уроков?

– И че? Мамочке побежишь рассказывать?

Долго не думая, я бегу к «святая святых» – кабинету оператора видеонаблюдения. Худощавый мужчина за пятьдесят с густыми темными волосами и усищами под стать сидит, откинувшись на спинку кресла с открытым ртом и закрытыми глазами. Да за что тут только зарплату платят? Достаю телефон и делаю фотографию – не для своего профиля в Instagram, а в качестве доказательства. Если что.

Сильно бью по стеклянной двери кулаками и захожу внутрь. Для пущей убедительности бью еще несколько раз по стенке стеллажа справа.

– Что? Что ты делаешь? Ты кто?

«Там кто-то в беде» – пишу я в заметке и показываю подслеповатому охраннику.

– Что? Где? Что за чушь?

У меня нет времени объяснять человеку спросонья то, что я и сама не очень-то поняла, да еще и без слов. Я хватаю его за рукав форменной куртки и отвожу к одной из двух не стеклянных дверей в холле. Мужчина смеряет меня недоверчивым взглядом, якобы говоря: «Ну, сейчас посмотрим, что тебе там почудилось!» Резким движением он открывает дверь, и нашему взору предстает худенький паренек, лежащий на полу где-то между складных стульев и праздничной мишуры. Над ним склонились трое – каждый в два раза крупнее него, их спины тяжело вздымаются, то ли от ярости, то ли от усилий.

– Блин! Валим! Валим! – кричит один из них, и все трое сразу выметаются из открытой двери, отталкивая каменными плечами оператора и меня.

– Вот тебе раз! Что это такое творится?! На моей памяти такого еще не было! – причитает мужчина, а я захожу внутрь на удивление просторной подсобки и подаю пареньку руку. На первый взгляд, он не выглядит побитым, немного потрепанным, ничего более. Его слишком взрослое выражение лица поражает меня, оно никак не соотносится с хлюпким тельцем. Быстро печатаю в заметке: «Ты цел? Я немая».

– А, да. Спасибо. Спасибо.

– Пацан, это кто были? Из девятого же? Ты их знаешь?

– Нет, – отрезает мальчик.

– Мне надо доложить директору. У всех вас будут большие проблемы.

– Мне нельзя проблем. Нельзя. Не говорите… – бормочет про себя мальчик.

«Вы ничего не скажете директору» – пишу я в заметке, показываю охраннику и любуюсь его самодовольной ухмылкой, пока он не видит сделанной мной ранее фотографии.

– Ты это, слышь, удали! Удали, говорю. Не скажу я ничего никому, если и вы не скажете.

Удаляю фотографию под его пристальным наблюдением, зная, что легко смогу восстановить ее из облака.

– Идите теперь по домам. Идите! – машет он рукой в сторону входной двери. В свете золотистого вечера прозрачная дверь кажется светом в конце темного тоннеля. Парень немного прихрамывает, но молчит. Мы вместе выходим на крыльцо и стоим с полминуты в полном безмолвии.

«За что они с тобой так? Почему директору нельзя знать?»

Мальчик подбирает нужные слова, взъерошивает и без того непослушные русые волосы и решается ответить:

– Потому что я по соцпрограмме. Я из детского дома. Наша директриса как узнала, что есть такая программа, сразу меня записала на конкурс. И я прошел. Представляешь? Из всей области прошел. Я и правда рисую неплохо. И честно выиграл конкурс. А это мои одноклассники. Они не сильно меня, больше пугали, пнули пару раз. А если директор узнает – плакала моя стипендия. Я же каждый вечер обратно возвращаюсь, наши любят слушать истории, что я на уроках делал, чему меня учили. Я им пообещал: как школу закончу и поступлю в хороший вуз, прославлюсь, буду картины продавать. И всем помогу. Спасибо. За… Ну, там, в коридоре. Ты же не скажешь ничего директору?

Мотаю головой. Конечно, нет.

«Как тебя зовут?»

– Тимофей. А тебя?

«Вивиан».

– Серьезно? Офигенное имя. Никогда не встречал никого с таким именем. В каком ты классе?

«11. Ты?»

– В девятом. Круто! Теперь у меня есть знакомые старшеклассники. Ты тут всегда училась?

Заминаюсь. Жалко расстраивать Тимофея, но приходится.

«Я такая же новенькая, как и ты».

– А-а. Ясно. В любом случае спасибо. А почему ты немая?

Ну и вопросы у тебя, Тимофей! Бьешь не в бровь, а в глаз! Тебе правду или соврать? Конечно же, версию, ставшую правдой.

«Травма связок. Детская».

– А-а. Ясно. Это за тобой приехали? Твой парень?

Смотрю на красующегося Сашу в солнцезащитных очках.

«Брат» – с улыбкой показываю телефон.

– Спасибо, Вивиан. Еще раз.

«А тебя когда заберут? Может, подбросить?»

– Не, спасибо. Я подожду на въезде, у башни. Там они меня не тронут.

Машу на прощание рукой. Тимофей отвечает тем же.

Саша в машине обескураживает меня приподнятым настроением. Из колонок играет песня Patience группы Take That.

– Это кто был? Твой парень? – Друг смеется, радуясь тому, что я не могу обозвать его болваном, дураком и идиотом, пока мы не доедем как минимум до границ поселка.

Пока мы едем, я думаю, правильно ли поступила, стоит ли об этом говорить Саше и как Тимофей доберется до дома. Он, наверное, здорово перепугался. А если они снова задумают его поколотить? И меня на этот раз рядом уже не будет? Ах, слишком просто все начиналось, за все в жизни приходится платить. Вот и я плачу за свою ложь.

Саша отвозит меня домой и возвращается на работу. У ученых пятница – не короткий день. У ученых все не так, как у обычных людей. Сегодня я даже не выключаю надоедливый робот-пылесос, мне хочется чувствовать чье-то присутствие.

Захожу в Instagram и загружаю в профиль фотографию фасада Академии, сделанную на днях: Week 1 – Done[13].

Раскладываю на столе учебные принадлежности и решаю проверить свой дневник. Марина Алексеевна, учитель по литературе, выставила оценки за описание поединка. Четыре. Без минуса, но с огромным комментарием на целую страницу. Я рада, что мне есть чему поучиться в эти выходные, ведь завтра родители будут работать весь день.

Почти все воскресенье у нас дома – царство Морфея. Обессиленные взрослые, пришедшие с работы в субботу почти в четыре утра, просыпаются только к вечеру. «А что делаю в воскресенье я?» – спросите вы. Нет, я не еду вместе с одноклассниками в Калининград, несмотря на противный моросящий дождь. Я пишу лаконичное «Я пас» и благодарю всех богов за возможность закончить два реферата и четыре теста.

А все потому, что в ночь с пятницы на субботу меня посетил давний приятель – сонный паралич. Я закрываю глаза и готовлюсь к нормальному четырехчасовому сну. Не могу вспомнить правильную методику дыхания, показанную в четверг на йоге. Как правильно задерживать дыхание: на вдохе или на выдохе? Черт! Теперь пульс, наверное, за сто.

Моему приятелю много не надо. На самом деле я не знаю, что ему надо. Пара секунд, когда я думаю, что уже заснула, – и вот я уже не могу пошевелиться.